При попытке выйти замуж - Малышева Анна Жановна
Вероятно, по лицу Виолетты можно было в общих чертах догадаться о ее мыслях и чувствах, во всяком случае, «профессор», грустно покивав головой, сказал:
— Вы так долго спали, потому что вас усыпили, в этом все дело.
— Усыпили?! — такого варварства от мужа Виолетта никак не ожидала. — Он усыпил меня?
Тут вмешался «рэкетир»:
— Если ты на своего мужика наезжаешь, то зря. Тебя усыпил Психолог.
Виолетта, придя к выводу, что понять все равно ничего невозможно, закрыла уши руками. Еще пара таких вот загадочных откровений, и она точно потеряет сознание.
— Сильно нервная, — осудил ее «рэкетир». — Пошли жрать, а?
Все ушли. Виолетта, посидев на топчане с минуту, решила все же осмотреть помещение. Она слезла, обулась и тихонечко побрела вдоль стены. Другой мебели, кроме стола, топчана и пяти стульев, в бараке не было. Зато в углу она обнаружила несколько матрацев, сваленных в кучу. В другом углу оказалась маленькая дверца, которая вела в туалет. Это было как нельзя более кстати, но внешний вид уборной окончательно добил ее. Прислонившись к косяку, Виолетта жалобно заплакала — в таких местах ей не доводилось бывать уже много лет. Да что там! Никогда ей не приходилось пользоваться такими удобствами. Пока она сквозь слезы раздумывала, как бы ей войти внутрь туалета и остаться невредимой, где-то в темноте скрипнула дверь и через несколько секунд она увидела мужа.
— Игорь! — закричала она. — Да как же так?!
— Тихо-тихо-тихо! — Он подбежал к Виолетте и обнял ее. — Я тебе сейчас все объясню. Мы попали в очень неприятную историю, но, надеюсь, выкарабкаемся. Только не паникуй и старайся не сорваться. Нас похитили. Не только нас — ты видела, здесь еще есть люди. От всех них ждут выкупа, ведутся переговоры. Они, те, кто оказался здесь раньше нас, уверены, что их жизни, и нашей, значит, тоже, ничего не угрожает. От нас хотят только денег. Тебе помочь? — Муж приоткрыл дверь в туалет и поморщился: — Да, непривычно, но придется приспосабливаться. И пойдем поедим, там все ждут. Пойдем, я тебя познакомлю с женской половиной заложников. Ты знаешь, там есть милые особы, очень милые…
Глава 9
ЛЕОНИД
Из офиса фирмы «Mirro» Леонид на полчаса заскочил в МУР, намереваясь оттуда отправиться в дом, где до своего исчезновения жили Кузнецовы. «Mirro» ремонтировала квартиру этажом ниже кузнецовской, и Леонид надеялся, что рабочие видели воров и похитителей. Рабочих было всего трое, и этот факт Леонида радовал — в толпе рабочих злоумышленнику было бы легче затеряться, а консьержке и соседям было бы труднее запомнить их всех в лицо. Но ремонтники были югославами, и этот факт Леонида расстраивал. Младший оперуполномоченный Зосимов ничего не имел против дружбы народов, но у него была привычка допрашивать свидетелей по-русски, а в случае с югославскими рабочими это было практически невозможно. Леонид как человек добросовестный совсем уже собрался приступить к изучению сербскохорватского языка, но полковник Зайцев, известный душитель просвещения, пресек его намерения. Запрет он аргументировал так:
— Когда это ты во время допросов русским языком пользовался? Братки, что ли, хорошо русский знают? Приди в себя, Зосимов. Возьми любую кассету с допросом, освежи память-то. Что ни слово, что ни фраза — ну прямо Пушкин, Толстой и этот… ну, как его? Какой-то еще был русский писатель…
— Да. — Леонид почесал голову. — Помню, был еще один.
На лицах обоих — и полковника, и лейтенанта — застыло мученическое выражение. В таком виде их и застал Василий.
— О-о, — обрадованно встретили его коллеги. — Русский писатель, но не Толстой и не Пушкин, — требовательно поприветствовал старшего оперуполномоченного Зайцев.
— Сколько букв? — уточнил Василий.
— Мы тут не кроссворд разгадываем, — строго заметил полковник. — Нам это нужно для дискуссии.
— А! — Василий кивнул. — Тогда — Достоевский.
— Достоевский — это следователь Генпрокуратуры. Редкая сволочь, между прочим, — опроверг Василия полковник.
В этот момент раздался телефонный звонок. Звонила, разумеется, Саша.
— Очень кстати, — обрадовался Василий. — Назови фамилию русского писателя, Пушкина и Толстого не предлагать.
— Достоевский, — уверенно сказала Саша.
— Нет, не годится, — вздохнул Василий, — Сергей Иванович говорит, что это не писатель, а следователь прокуратуры.
— Федор Михайлович? — изумилась Саня.
— Федор Михайлович? — Василий вопросительно посмотрел на полковника.
— Нет. Вадим Сергеевич. Трус и козел, — ответил тот.
— А что у вас там происходит? — поинтересовалась Саня. — Решили книжку почитать? Не советую начинать с Достоевского. Он, хотя и следователь, для вас сложноват будет. Возьмите «Дядю Степу» — это в самый раз. Во-первых, про мента, во-вторых, коротенькая, в-третьих…
— Ладно, мы поняли, — перебил ее Василий. — Отдыхай.
Но, положив трубку, все же спросил у полковника:
— А вам зачем, Сергей Иванович?
— А затем, что Леонид прикидывается, что он на допросах со злодеями по-русски разговаривает.
— Понятно, — кивнул Василий. — Ничего не понял.
Попытался объяснить Леонид:
— Да, братки по-русски не очень, зато я по-ихнему могу. А тут югославы…
— Ничего. Захочешь — поймешь. Тем более язык славянский, близкий, — подвел итог полковник. Василий же пожал плечами и решил не вдаваться в суть сложной дискуссии. А когда полковник вышел, Василий опять позвонил Сане:
— «Дядя Степа», говоришь? Это что — детектив? О героических буднях российского уголовного розыска?
Леонид, залившись нервным смехом, покрутил пальцем у виска, послал Василию воздушный поцелуй и отправился в дом номер 20 по Малому Тверскому переулку, где еще совсем недавно проживала чета Кузнецовых и, чем черт не шутит, может быть, еще когда-нибудь будет проживать. Леонида терзали серьезные сомнения относительно своих способностей с ходу освоить иностранный язык путем погружения в языковую среду, поэтому, для надежности, он заехал в «Книжный мир» и купил сербскохорватско-русский словарь, а для закрепления эффекта — мятных конфет «Рондо», которые, как известно, облегчают понимание.
Около дома номер 2 по Малому Тверскому переулку Леонид присел на заснеженную лавку и закурил. Во дворе было хорошо, и младший оперуполномоченный откровенно наслаждался пейзажем, оттягивая встречу с иностранцами. По всему чувствовалось, что программа «Маленькая Москва» не обошла своим вниманием простой дворик в центре столицы, где резвились исключительно простые дети «новых русских». Там и сям из снега торчали разноцветные горки, качели и беседки; под снегом, вероятно, прятались песочницы, а в скверике чинно прогуливались с палками в зубах собаки стоимостью в годовую зарплату Леонида каждая. Благодать!
Леонид курил, любовался и приобщался к красивой и правильной жизни. Понятно, что жить в таком доме он никогда не будет, и дети его никогда не будут гулять в этом дворе, и собак таких ему никогда не завести. Зато можно посидеть на лавочке вблизи от всего этого, как будто он здешний, свой, и пусть все думают, что он выгуливает здесь своего ребенка, возможно, вон того, в красной шапочке.
Выбрав ребенка, Леонид и вправду стал внимательно следить за ним — как бы не упал, как бы не замерз, а то ишь как разбегался.
Младший оперуполномоченный докурил сигарету и совсем уже собрался покинуть дворик, и в этот момент к детям подошел пожилой человек в шапке-ушанке, в валенках, в телогрейке и с метлой. «Не иначе — дворник», — подумал Леонид. Человек что-то ласково сказал детям и принялся сметать снег с ледяной дорожки, которая была продолжением горки. «Ну ни фига себе, — подумал Леонид, — им здесь даже горки подметают. Во живут!» Дети терпеливо ждали, когда их дорожка будет готова к употреблению. Дворник торопился, махал метлой, как заведенный, и через пять минут лед уже сверкал на солнце. А еще через минуту дети посыпались с горки, визжа и пихаясь.
