Леонид Панасенко - Случайный рыцарь (Сборник)

— Что отнюдь не оправдывает ваши действия, — парировал я.

— Извините… — вконец потух Старикашка.

Да, выпусти на улицу такого морального чистоплюя — съедят. Вначале в переносном, а затем и в буквальном смыслах.

Я подбросил бластер в руке и решил, что его пора испытать. Зашел в туалет и пальнул в унитаз. Грохота не было. Была сиреневая вспышка, после которой в унитазе появилась аккуратная дыра. Дыра, похоже, вела к центру Земли, и из нее почему-то тянуло пироксилином. Неплохой способ дезинтеграции дерьма, тем более, что воды в доме не было уже лет десять. То ли на втором этаже, то ли у центра Земли кто-то истошно завопил, и я вовремя отпрянул от унитаза, потому что снизу загрохотала автоматная очередь. Ишь, нервный какой попался?

Прожогом вылетев из туалета я с уважением осмотрел бластер. Как из него стрелять, было понятно. А вот чем он стрелял — не совсем. Какое-либо зарядное устройство — если я правильно понимаю принцип действия бластеров отсутствовало напрочь. Впрочем, это меня не особенно волновало. Главное, что теперь с оружием на улице можно было чувствовать себя спокойнее.

Я возвратился в комнату. Старикашка вновь свернулся калачиком на линолеуме и мирно посапывал. Спать он был горазд. Я выложил из рюкзака на подоконник питательные кубики, а таблетки антирада рассовал по карманам. Можно продать как аспирин, больно упаковка схожа. В рюкзаке остались каминные часы, которые я спер в каком-то замке. Чего-чего, а каминных часов в задверном мире было навалом. Хотя шли из них немногие. Эти — шли. Иначе, на фига бы я пер сквозь все двери на своем горбу пятнадцать килограммов?

Отрезав кусок веревки от шнуровки рюкзака, я кое-как приторочил им бластер себе под мышку. Куртка на боку вздулась, но кого это сейчас волнует?

— До вечера, папаша, — бросил я сопящему Старикашке. — Может, что поприличнее жрать принесу.

На улице за мной увязался какой-то хмырь. Шел он на приличном расстоянии, но пас явно меня. Уж недели две, как я заметил, что меня пасут. Но не трогают. Вернее, попробовали раз — как раз две недели назад. Встретили меня трое хмырей в подворотне и так это ласково посоветовали вывернуть рюкзак. Ну, я и вывернул. У меня там головачевский ТФ-нультаймер лежал. Он как об землю грохнулся, так они и застыли с открытыми хлебалами. До сих пор в подворотне стоят и хлебала не закрывают. Вот с тех пор я и заметил, что меня пасут. Ну и хрен с ними, пусть пасут! На их хрен у меня есть еще пара головачевских ТФ-нультаймеров и бластер.

На рынке я расположился между занюханной бабой, торгующей петуховской мутней, и замухрышечным мужичком, выложившим на земле аккуратный рядок чадовичных брайдеров. Здесь же стояла импозантная клетка с нахохлившимся на жердочке ново-зеленским дроздом.

— Почем брайдеры? — подскочила к замухрышечному мужичку нафуфыренная, вся из себя телка. Мужичок ответить не успел.

— Трасцендентность энтропийного фактора не соответствует калорийности сублимата, — хрипло изрек ново-зеленский дрозд.

Телка округлила глаза и испарилась.

— Удавлю! — плаксиво простонал мужичок. Ново-зеленский дрозд лишь покосился на него, и мужичок затравленно втянул голову в плечи.

— Под игрока — с семака, — назидательно изрекла птица. — А ты — шестерка!

Не успел я выставить на землю свои каминные часы, как возле них нарисовался деловой кент.

— Идут? — спросил он.

— Уши мой по утрам, — отрезал я, и Кент нагнулся к часам, прислушался.

— Идут, — констатировал он. — Беру. — Он подхватил часы под мышку и неторопливо зашагал прочь.

— Э! — Крикнул я ему в спину. — Глянь-ка сюда! — И распахнул полу куртки.

Кент оглянулся и уделался. Вся деловитость из него вышла.

— П-премного извиняюсь, — дрожа хлебальником выдавил он, поставил часы на место и растворился.

Вальяжной походкой к часам подкатил пасший меня хмырь.

— На что махнем? — предложил он.

Я окинул его взглядом. Одет добротно. Не мое отрепье, но и не вопящие шмотки расфуфыренной телки, ошалевшей от дурных денег. Солидная фирма за меня взялась.

— Гони стеганое одеяло и лады!

— Одеяло? — Хмырь выпучил глаза.

— Стеганое, — подсказал я.

По его морде читалось, что такого обмена он не ожидал. Импортные шмотки, видеотехника — это пожалуйста. По нему видно. А вот наше ватное одеяло…

— А десять лимонов не устроят? — предложил он. Часы хмырь почему-то хотел непременно.

— На фига они мне? Гони десять тысяч купюрами не более червонца и считай, что мы поладили. Хмырь обалдел.

— Ты чо, сдурел? — взревел он. — Я те не марроканские лимоны сую, а российские миллионы! Считать умеешь? Разницу между миллионом и тысячью усекаешь? Да счас буханка хлеба пол-лимона тянет!

— Как знаешь, — передернул я плечами. — Мое дело — предложить.

— Да где ж я тебе столько макулатуры достану! Да еще червонцами?

— Слушай, — начал вскипать уже я, — ты мне надоел.

И сделал вид, что собираюсь расстегивать куртку. Хмыря сдуло ветром. Знает, стервец, что у меня там!

Замухрышечный мужичок заискивающе подергал мена за рукав.

— Часы на дрозда не махнешь? — с безнадегой в голосе предложил он. — С клеткой отдам…

Ново-зеленский дрозд насмешливо покосился на мужичка.

— А зачем? — спросил я.

— Да ты чо? Это ж ново-зеленский дрозд! Говорить умеет… И умный, гад!

— Так что мне, суп из него варить, что ли?

— Не советую! — взъерепенился дрозд. — Суп из гадов ядовит. Несварение желудка гарантирую.

— Так ты еще некачественный товар предлагаешь? — с издевкой подначил я мужичка.

— Удавлю, падла! — бессильно заплакал мужичок. Видно засела птица у него в печенках покрепче цирроза.

Сквозь толпу ко мне протиснулся давешний хмырь с объемистым полиэтиленовым пакетом.

— Бери, — протянул он мне пакет.

В пакете было запечатано верблюжье одеяло с иранской лейбой. Новяк. Явно из гуманитарной помощи.

Я глянул на хмыря. Пот по его морде катился градом. Ишь, как приспичило!

«А ведь ты, хмырь, из старой государственной мафии», — внезапно понял я, сопоставив скорость с которой он обернулся, с качеством принесенного одеяла.

— Мне бы ватное, стеганое… — недовольно скривился я, щупая одеяло. Хмыря перекосило.

— Да ты чо, мужик! — завопил он. — Стеганых счас днем с огнем не сыщешь! Вся вата на «тампаксы» идет!

Хмырь наткнулся на мой непреклонный взгляд, заткнулся и зашарил по карманам.

— На, подавись!

Он бросил на пакет ворох смятых червонцев, пятерок и трояков.

— Тыща сверху. Можешь не считать. Все мусорники облазил. Я пересчитал.

— Девятьсот девяносто восемь, — спокойно сказал я и уставился на хмыря нехорошим взглядом.

У хмыря перехватило горло. Он беззвучно захлопал хлебалом, будто его вот-вот должна хватить кондрашка. Прединфарктным движением он сорвал с руки «сейку» лимонов на пятьдесят и швырнул мне.

— Теперь хватит? — прохрепел он как из реанимации.

— Курева добавь, — небрежно предложил я.

От хмыря пошел пар. Как в гипнотическом трансе он бросил мне начатую пачку «салема» и по собственной инициативе от щедрот души добавил мальборовскую зажигалку.

— А мутни петуховской вам не надо? — впряглась с боку занюханная бабка.

Хмырь перевел на нее безумный взгляд и его затрясло.

— Ладно, — смилостивился я. — По рукам, кореш, пока я не передумал.

Хмырь схватил в охапку каминные часы и бросился наутек.

— Держи! — заорал ново-зеленский дрозд. — Держи вор-р-ра!!!

— Хорошая птица, — похвалил я и воткнул между прутьями клетки таблетку антирада. Дрозд сховал таблетку за милую душу. Наш человек.

Небрежно рассовав по карманам деньги и упаковав одеяло в рюкзак, я с достоинством закурил «салем». Неплохо поторговал. Только нафига хмырю прямо позарез нужны мои часы? Можно подумать, что от них зависит его жизнь.

— Пока, собрат по разуму, — кивнул я ново-зеленскому дрозду и неспешно двинулся по рынку.

— Пакеда, дядя! — хрипло бросила мне в спину птица.

Зажигалку я махнул на банку китайской тушонки и буханку хлеба. Затем задумчиво постоял возле небритого мужика в заскорузлой робе, торгующего ржавой пухлой воблой. Вспомнились золотые деньки, когда чуть ли не на каждом углу можно было попить бочкового пива.

Превратно истолковав мою задумчивость, мужик приосанился и заорал:

— А кому воблу! Воблу вяленую! По дешевке! Налетай! Пол-лимона штука!

Он схватил одну воблу за хвост и хряснул ею о прилавок. Из пасти воблы вылетело с десяток опарышей.

— Ап-петитная! Ар-роматная! Сама в рот просится!

— Мужик, почем зря наживку разбрасываешь, — остудил я его.

— Игорь Викторович? — сказал мне кто-то в ухо, — пивка не желаете?

Я оглянулся. Сбоку от меня стоял гладко выбритый парень, весь в «варенке», со спортивной сумкой через плечо. Он радушно улыбался, но в глубине его глаз засело, что-то такое, что роднило его с пасшим меня хмырем. Хмыреныш, одним словом. Поймав мой взгляд, он приоткрыл сумку, доверху набитую металлическими банками дойчляндовского пива.