Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)
Утомление мистера Кэмпиона уступило место растерянной обреченности.
— Да, конечно. Я хочу взглянуть.
— Сможете распознать оригинал?
— Думаю, да.
— Замечательно. Он, слава богу, не в самом недосягаемом месте, но тайник надежней мне неизвестен; я храню там то, что хочу скрыть от назойливого любопытства своей семьи. Знаете, где наше издательство Пола Джонса?
— Нет. — Кэмпион чувствовал себя ребенком, который с интересом ждет, что будет дальше.
— Достаточно заглянуть в телефонную книгу. — Джон явно пытался сохранять вежливость перед лицом полного недоумка. — Район Пимлико, Пэррот-стрит, восемьдесят семь. Большой такой дом. Возьмите такси. Сам я, к сожалению, не смогу составить вам компанию — буду всю ночь держать совет с сэром Александром. Но вы езжайте немедленно. Пока не выкинете из головы эту сумасбродную идею, пользы от вас никакой. Согласны?
Мистер Кэмпион поймал себя на непростительной мысли: с ним впервые обращаются, как с бестолковым подчиненным. Что ж, интересный опыт. Бодрит и вдохновляет. Да и для души, наверное, полезно.
— Хорошо. Поеду.
— В противном случае будете юным ослом, — грубовато заявил голос в трубке. — Я позвоню сторожу, велю впустить вас по визитной карточке. Ему, конечно, неизвестно, где рукопись. Найдете сами. Как — сейчас расскажу. Все очень просто. Последняя комната на пятом этаже, то есть на самом верху, — кабинет директора. Ее номер — сорок пять. Если забудете, сторож вам покажет. В кабинете стоит резной стол — то ли дубовый, то ли эбеновый, не помню. В левом верхнем ящике найдете ключ от шкафа. Рукопись на второй полке, завернута в газету, лежит между еще несколькими свертками. Так ее всегда хранил дядя: якобы там никто не станет искать, а если найдет случайно — не поймет, что это. Уходя от дел, он передал секрет мне. Обязательно за собой заприте.
— Хорошо, — безропотно произнес мистер Кэмпион.
— Буду ждать вашего звонка с сообщением, что вы удовлетворены и, быть может… — в холодном властном голосе мелькнула толика снисходительного веселья, — …с извинениями. Сейчас позвоню сторожу. О, погодите, с вами хочет переговорить сэр Александр.
Наступила долгая тишина — очевидно, кузена Александра призывали из другой комнаты, — затем в трубке зарокотал хорошо поставленный голос:
— Это вы, Кэмпион? Простите, Джон мне пока нужен тут. Безумно сожалею, дорогой друг, но времена неспокойные, сами знаете — неспокойные времена. Доброй ночи.
Не успел мистер Кэмпион ответить, как сэр Александр исчез, а его место вновь занял Джон.
— Вперед, развейте свои сомнения, юноша. Как только освободите линию, я позвоню Дженкинсону. Он будет вас ждать. До свидания.
Мистер Кэмпион положил трубку, медленно подошел к окну, стал разглядывать освещенную фонарями улицу. Отделить бы мысли от предчувствий! Эх, если бы не эта невероятная усталость… Сегодня днем он был уверен в виновности Джона. Даже сейчас, взвешивая цепочку фактов, слепленную с таким трудом, Кэмпион сомневался, что в ней одни только несвязанные между собой совпадения. И все же… Если Джон невиновен, мог ли он сделать более разумный ход, чем этот? С другой стороны, если виновен, что он надеется выиграть, подсунув Кэмпиону еще одну поддельную рукопись или вовсе никакой рукописи?
Существовала еще одна альтернатива, и Кэмпион хладнокровно ее обдумал. За время своей авантюрной деятельности он получал множество приглашений, которые впоследствии оказывались совсем не столь невинными, как на первый взгляд; так что возможность заурядной западни отнюдь не была для Альберта тайной. И все же — если мыслить трезво — в данном деле подобное предположение звучало нелепо.
Пока он пребывал в раздумьях, в голове всплыло изречение старого сержанта Макбейна из Эйч-дивизиона: «Подозреваешь подставу — иди проверь. Подстава — это улика».
Мистер Кэмпион, надев пальто, дошел до передней двери, когда его посетила еще одна мысль. Он сконфуженно вернулся к столу, вытащил из ящичка небольшой револьвер и сунул его в карман.
Минут через пятнадцать мистер Кэмпион уже с интересом разглядывал Пэррот-стрит из окна такси. Вдоль длинной грязной дороги тянулись георгианские особняки, между ними порой мелькали то боковые улицы, то зияющие дыры — где здание снесли или начали перестраивать. Изначально тут жили обеспеченные семьи, однако их давным-давно вытеснили конторские служащие, и в восемь часов вечера Пэррот-стрит представляла собой мрачный безлюдный проезд.
Дом номер восемьдесят семь имел растерзанный вид: грязные незанавешенные окна, штукатурка местами отпала, обнажив кирпич. Соседнее здание разобрали, и гигантские деревянные балки рядом с издательством Пола Джонса ничуть не добавляли ему красоты. Словом, совсем неподходящий брат элегантного особняка номер двадцать три по Хорсколлар-Ярд.
Объяснение было старо как мир. Издательское дело, наряду с делом парикмахерским и отельным, вынуждено учитывать запросы разных социальных групп. Лучшие рестораторы порой открывают в глухих закоулках заведения поменьше да подешевле и там, спрятавшись за не столь горделивым названием и используя безотходное производство, зарабатывают деньги; так порой и знаменитые издательства имеют сестер да братьев поскромней, где готовят и подают духовную пищу менее изысканную, зато не менее сытную.
Издательство Пола Джонса выпускало детские книги с картинками, дешевые любовные романы, переводы, многочисленные перепечатки и держалось на плаву благодаря тому, что владело авторскими правами на двадцать-тридцать ранних работ великого Фергрина Филдса; их-то оно и переиздавало по разным ценам одновременно — три шиллинга шесть пенсов, шиллинг и три пенса, шиллинг ровно, девять пенсов, шесть пенсов, четыре пенса — причем за много лет так и не насытило до конца высокий спрос на этого прекрасного сочинителя бульварных романов.
Владели издательством господа Барнабасы — якобы не имея к нему никакого отношения, — а управляли им через подставных лиц.
Таксист остановил машину у обветшалого входа, мистер Кэмпион вышел. В грязном окошке над дверью был виден слабый свет из вестибюля. Как только Кэмпион постучал, ему открыла женщина — такая же неопрятная и унылая, как само здание.
— Муж ногу поранил, — пояснила она, не дав гостю раскрыть рта. — Только улегся удобно, так что я велела ему не вставать. Знаю, вы против не будете. — И обнажила в хитрой улыбке бледные десны с редкими зубами.
Крик, долетевший из освещенного дверного проема в дальнем конце коридора, дал понять, что женщина ухаживает не только за мужем.
— Сейчас! — крикнула она неожиданно пронзительно. — Присмотри за ним, па, давай!
Мистер Кэмпион подал ей визитку, жена сторожа подошла ближе к свету, прочла.
— Все правильно, — произнесла она с удивлением. — Кэмпион. Мистер Уидоусон так и сказал. Можно взять это себе, сэр? Знаете, куда идти? Комната сорок пять, на самом верху.
Женщина взглянула на пыльную деревянную лестницу, вновь на гостя.
— Я могу отсюда там свет включить, — добавила она и вытерла ладони о юбку сзади.
— Давно ли ваш муж поранил ногу? — внезапно спросил мистер Кэмпион.
— В прошлый понедельник. Мальчишка-носильщик на него коробку уронил, обезьяна безрукая! Мистер Уидоусон сказал, пора бы уж и выздороветь. «Ну, — говорю, — на нем свет клином не сошелся, мистер Уидоусон».
В ее тоне не было ни гнева, ни насмешки. В задней комнате заплакал ребенок.
— Я пойду наверх с вами, если хотите.
Кэмпион вдруг рассмеялся.
— Не стоит. Дверь заперта?
— О нет, сэр. Мы же всегда тут. Есть только этот вход, да еще черный, который мы сами используем. Внутрь никто не попадет. Так вы без меня?
— Без вас. Крикну вам, когда закончу.
— Спасибо, сэр. — Женщина коротко улыбнулась, вновь вытерла ладони. — Сейчас свет включу.
Прекрасную лестницу — когда-то она была предметом гордости и заботы георгианского семейства, а нынче стала опасной ловушкой для носильщиков и сторожей — залило сероватым светом.
Внутри восемьдесят седьмой дом оказался еще неприглядней, чем снаружи. Два нижних этажа использовали под склады: бесконечные ряды книжной продукции тянулись над тем, что когда-то было садом. В воздухе висела густая пыль.
Кэмпион шел медленно, держа руку на револьвере: ждать нападения, конечно, нелепо, однако лучше не рисковать. Все чувства Альберта обострились, походка стала тихой, пружинистой.
Он никого не встретил. За засаленными дверями на лестничных площадках стояла тишина, ни одна половица — ни выше, ни ниже — не скрипнула в ответ на его собственные шаги.
Подъем был долгим. Мистер Кэмпион передохнул лишь раз — бросил взгляд в лестничный проем на вестибюль, такой маленький теперь и такой далекий.
