Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)

Марджери Аллингем

Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)

Mаrgery Allingham

POLICE AT THE FUNERAL

FLOWERS FOR THE JUDGE

Печатается с разрешения Peters, Fraser & Dunlop Ltd и литературного агентства The Van Lear Agency LLC.

© Margery Allingham, 1931, 1936

Школа перевода В. Баканова, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Полиция на похоронах

Моим семерым дядюшкам по отцовской линии

Эта история и ее персонажи, а также пешеходный мостик через реку Гранту в окрестностях Гранчестерских лугов — вымышленные и не имеют никакого отношения к реальным событиям, живым людям или местам.

Глава 1

«Здесь погребен благодетель»

Когда один человек преследует другого на улицах Лондона, сей факт редко остается незамеченным окружающими, сколь бы тщательно ни скрывались преследователь или преследуемый от любопытных глаз.

По меньшей мере четыре человека на улице Хай-Холборн заметили, что за Станиславом Оутсом, недавно произведенным в чин главного инспектора сыскной полиции, шел невысокий коренастый человек — потрепанный, угрюмый.

Инспектор шагал, сунув руки в карманы и подняв воротник непромокаемого плаща так, что тот почти касался полей его помятой фетровой шляпы. Он сутулился, ноги промокли насквозь, и его поступь выражала крайнюю степень уныния.

Случайный прохожий вряд ли бы сообразил, что невысокий господин в кургузом пиджаке идет именно за инспектором. Да и сам преследователь был бы весьма удивлен, если бы ему сообщили, что кто-то разгадал его намерения. Однако же мистер Картер, хозяин цветочной лавки возле здания «Национального провинциального банка», сразу узнал мистера Оутса и приметил бредущего за ним человека, о чем не преминул громко сообщить своей дочери, которая поджидала на улице фургон с экстренным выпуском «Ивнинг стэндарт» и уже набрала полные туфли воды, хлещущей из водосточного желоба.

Швейцар, стоявший на ступеньках гостиницы «Англо-американ», тоже заметил двух господ и подумал не без гордости, что от его взгляда ничто не ускользнет. Старина Тодд, водитель последнего такси в ряду выстроившихся перед адвокатским двором машин (все они готовились к вечернему наплыву пассажиров), молча подивился сему зрелищу, поправил очки в тонкой стальной оправе и стал гадать, выдержит ли его единственная уцелевшая тормозная колодка этот окаянный дождь.

Наконец, сам инспектор прекрасно отдавал себе отчет в происходящем: человеку, двадцать пять лет прослужившему в полиции, положено в два счета отличать преследователя от обычных прохожих. Безмолвный спутник, следовавший за ним на почтительном расстоянии, с тем же успехом мог идти по пятам.

Да, инспектор знал, но не обращал внимания. Немало людей на свете могли желать ему зла и строить коварные планы на его счет, однако Оутс понимал: даже самый отчаянный головорез не станет осуществлять эти планы в столь людном месте и средь бела дня. Посему он шел дальше, предаваясь печальным думам. Инспектор — высокий добродушный человек, в целом подтянутый и полный сил, с едва наметившимся брюшком, — мучился лишь легким несварением и неприятным чувством, что удача от него отвернулась. Скоро непременно произойдет какая-то неприятность, думал он. Инспектор не относил себя к людям с богатым воображением, и все же предчувствие есть предчувствие. Его только что назначили главным инспектором сыскной полиции — случись беда, ответственность на нем теперь лежит немалая. Да еще этот дождь, и расстроенный желудок, погнавший его на прогулку, и опять этот треклятый дождь…

Посреди ревущего на Холборнском виадуке урагана инспектор остановился и выбранил себя за неосмотрительную вылазку на улицу. Загадочный преследователь тревожил его сейчас меньше всего. Черт бы побрал этот дождь! Все гостиницы остались далеко позади, а питейные заведения открывались только через полтора часа — спасибо дорогому правительству, чрезмерно обеспокоенному вопросами нравов. Мокрые насквозь брюки липли к лодыжкам, а когда Оутс рывком поправил воротник плаща, с полей фетровой шляпы прямо за шиворот хлынул целый водопад.

Выходов из сложившегося положения было множество. Инспектор мог сесть в такси и уехать обратно в Скотленд-Ярд, или в какой-нибудь ресторанчик, или отель, где его бы накормили и обогрели, но настроение у него было вконец испорчено, и теперь он злобно озирался по сторонам. Неужто самый мокрый констебль на участке не найдет себе укрытия, какой-нибудь уютной гавани среди серых конторских дебрей? Неужто не отыщет уединенного, пусть и слегка пыльного закутка, где можно обсохнуть, согреться, а то и выкурить запретную трубочку?

В Лондоне, как и в любом старом городе, который тысячелетиями строился и перестраивался, есть множество подобных уголков — крошечных, всеми забытых местечек, сокрытых среди каменных громадин частной собственности и по чьему-то недосмотру до сих пор принадлежащих обществу. Стоя на виадуке, Станислав Оутс мысленно отправился в прошлое, в те давние времена, когда он был простым лондонским констеблем, только-только приехавшим в столицу из провинции. Уж конечно, он не раз ходил по этим унылым улицам, возвращаясь домой после патрулирования холборнского участка, и уж конечно, здесь найдется укромный уголок, где в молодости он готовился к весенним устным экзаменам, наводившим ужас на всех молодых полицейских, или строчил приукрашенные донельзя рассказы о своих похождениях доверчивой и прекрасной Мэрион, жившей тогда еще в Дорсете.

Хотя с тех пор дома вокруг изменились, характер местности остался прежним. Память возвращалась к Оутсу, и забытые городские пейзажи проступали сквозь пелену лет. Внезапно он вспомнил затхлый дух теплых мешков и горячих труб. Перед глазами сразу встала темная подворотня с кругляшком света в конце, красная дверь, подпирающее ее ведро и рядом — статуя.

Настроение мгновенно улучшилось, и Станислав Оутс двинулся в путь. Очень скоро резкий поворот привел его к узкой арке, втиснутой меж роскошных дверей двух торговых контор. Брусчатка в проходе была потертая, узкие камни налезали друг на друга, а на выбеленной стене висела небольшая щербатая табличка. Надпись, частично скрытая пылью, а частично — темнотой, гласила: «К могиле».

По этому проходу инспектор Станислав Оутс и устремился без всякого промедления.

Ярдов через пятнадцать он попал в небольшой дворик, который выглядел точь-в-точь как в его молодости (и, между прочим, как сто лет назад). Черно-коричневые дома поднимались к угрюмому серому небу, образуя узкий двор-колодец. Виновником появления этой вентиляционной шахты посреди плотно застроенного квартала был каменный истукан в камзоле и чулках, занимавший бо́льшую часть двора и стоявший на клочке жухлой травы за невысокой оградкой. Надпись на постаменте предостерегала всех любопытных:

Сэр Томас Лиллипут

Купил здесь землю, чтоб

Уснуть навек под ней.

Его останки не тревожь,

Дабы потом твой прах

Не знал бы доли сей.

Лорд-мэр Лондона, год 1537-й.

Ниже, уже более современным шрифтом, было начертано следующее:

Здесь погребен благодетель,

Никто да не потревожит прах его.

По всей видимости, благочестивые и суеверные лондонские магнаты последующих столетий настолько чтили память сэра Томаса, что от греха подальше решили строиться вокруг его останков, а не прямо над ними.

Строители, однако, нашли дворику практическое применение: отсюда в некую древнюю контору, расположившуюся в восточной части квартала, вносили уголь. Вышеупомянутая красная дверь вела в каморку с древней топкой.

Между косяком и дверью, не давая последней закрыться, как всегда стояло ведро; причем инспектору, поддавшемуся ностальгии, почудилось, что это самое ведро подпирало дверь и двадцать лет назад. Он бы ничуть не удивился, если бы узнал, что и кочегарит здесь до сих пор старик Фокси, — имя всплыло в памяти с поразительной ясностью. Уныние инспектора стремительно рассеивалось, и он бойкой пружинистой походкой направился прямиком в котельную, едва сдержав безумный порыв поддать ногой ржавое ведро.

— А вот и наш клиент, дорогой Ватсон, — раздался из темноты высокий мужской голос. — Силы небесные! Доблестная полиция!

Подскочив на месте от неожиданности, Станислав Оутс тут же развернулся и обнаружил перед собой молодого человека, устроившегося на груде хлама возле теплой печи. Узкий луч света из топки осветил лицо незнакомца, — и у инспектора невольно вырвался вздох облегчения.