Уильям Коллинз - Без права на наследство
Моряк буквально вырвал письмо из ее руки, положил его в ящик бюро, подобрал лист с пола, а потом запер крышку. Магдален не сопротивлялась, ничего не говорила. Все силы оставили ее, волнение прошло. Пережитый страх истощил ее, и теперь она буквально сломалась. Когда Мейзи выпустил ее руку, она вяло опустилась на стул. Ветеран покачивался, опираясь на бюро, и с командной высоты начал речь, адресованную Магдален.
– Поднимайся! Будешь сидеть под замком! Завтра утром тебя ждет суд, и я сам буду свидетелем, так что считай – тебе не повезло! Негодяйка, ты тут воровать вздумала! Ничего не выйдет. Похитила ключи у его чести адмирала, ограбить его решила, частные письма его чести адмирала читать, вот еще! Воровка! Просто воровка! Под замок! – глаза старика наполнились слезами. – Ну кто бы мог подумать? Такая милая девочка, стройная, как тополек, а внутри вся кривая, как сам грех. Какая жалость! Ну какая жалость!
– Мне больно, Мейзи, – проговорила она, когда старик снова схватил ее за руку и потянул, чтобы она встала. – Мне страшно, очень страшно!
– Тебе больно! Да когда же я причинял тебе зло? Я так хорошо к тебе относился. Ну, давай, иди сама, только не пробуй даже убегать от меня. Будешь хорошей девочкой? Пойдешь к себе в комнату?
Магдален пообещала – собственно, сейчас она больше всего хотела оказаться именно там, в убежище. Она встала и хотела взять свою свечу с бюро, но Мейзи опередил ее.
– Твои ноги быстрее моих, – заметил он, – так что свет лучше понесу я, чтобы ты не вздумала убегать.
Он ковылял вслед за Магдален с корзинкой ключей в одной руке и свечой в другой, горестно причитая. Когда они наконец добрались до ее комнаты, он и там отказался отдавать ей свечу, не убедившись сперва, что она останется внутри. Потом он запер дверь. Магдален слышала, как он с трудом повернул ключ в замке, проверил дверь и с ворчанием пошел прочь, повторяя: «Какая жалость! Какая жалость!»
Наконец последние звуки замерли в отдалении, и она осталась одна.
Держась за перила лестницы, Мейзи спустился в коридор третьего этажа, где всегда горел ночной светильник. Он добрался до передвижной кровати, устроился поудобнее, но сон не шел к нему. Он достал старые, потрепанные шлепанцы. Они принадлежали адмиралу. И тот носил их уже много лет, настаивая на регулярной починке. Этим вечером Мейзи носил их в очередной раз к деревенскому сапожнику и засиделся у него допоздна, чтобы с утра вернуть их адмиралу, когда тот проснется. Там он крепко выпил вместе с сапожником и довольно долго ковылял домой.
Именно поэтому старый моряк заметил свет в окне комнаты восточного крыла – там, где его никак не должно было быть. Он проверил, исполнил свой долг, но теперь его настигала смутная тревога и чувство вины. Он оставил свой пост, покинул адмирала одного.
Он много лет знал о том, что адмирал Бертрам ходит во сне, именно поэтому всегда находился у двери своего обожаемого хозяина, точно верный пес. Он следил за тем, чтобы с адмиралом не случилось беды. Вновь и вновь он препятствовал тому, чтобы тот отодвинул кровать от двери и отправился бродить по дому. По утрам он пытался поговорить об этом с хозяином, но тот отказывался ему верить, так как в памяти сомнамбулы не остается воспоминаний о ночных блужданиях. Теперь старый моряк не знал, покидал ли адмирал спальню, пока он был у сапожника и медленно шел назад. Если так, значит, в отсутствие старых шлепанцев хозяин ходил босиком по каменным ступеням и коридорам Сент-Крукса, несмотря на холод. «Дай Бог, он спал все это время! – в отчаянии шептал себе под нос старый моряк. – Если его честь сегодня ходил, это может быть смертельно опасно для его здоровья».
То, что Магдален поставила кровать в обычное положение перед дверью адмирала, теперь успокаивало старика, который подумал, что никто и не перемещал ее. Сквозь туман алкоголя он попытался сосредоточиться и пришел к заключению, что все обошлось. Эта беда миновала.
– Завтра закажу благодарственную, – пробормотал старый Мейзи с облегчением. А потом мозг его отключился, и старый моряк пошел на дно, уснув без сновидений и тревог.
Вскоре после рассвета Магдален услышала вдруг звук ключа в замке. Кто-то открывал ее дверь. Это был Мейзи. Он отчасти протрезвел, но тяжело переводил дыхание после подъема по лестнице.
– Ну, как ты сегодня, сухопутная акула в овечьей шкуре? – спросил старый моряк. – Успокоила совесть и смогла уснуть?
– Я не спала, – ответила Магдален настороженно. – Но я не помню, что было после того, как вы закрыли дверь. Наверное, я отключилась. Не пугайте меня, Мейзи! Я совсем слаба и больна. Что вам нужно от меня?
– Я должен сказать кое-что серьезное, – мрачно заявил старик. – Я пришел, чтобы все сделать по-честному. Запомните мои слова, девушка. Я намерен обвинить себя самого.
Магдален смотрела на него с нарастающей тревогой.
– Я знаю свой долг по отношению к его чести адмиралу, – продолжал Мейзи, неопределенно махнув рукой куда-то – видимо, в сторону хозяйской комнаты. – Но как ни стараюсь, не могу найти в своем сердце силы, чтобы выступить с обвинениями против тебя, негодяйка. Ты мне с первого взгляда понравилась, едва порог переступила. Я и сейчас не могу плохо к тебе относиться, хоть ты и пыталась обворовать дом, и хоть ты внутри кривая, как грех. Я всегда был снисходителен к симпатичным девицам, и мне поздно проявлять суровость. Мне семьдесят семь или семьдесят восемь лет, точно сам не знаю. Я уже превратился в старые обломки судна, потрепанного штормами, борта прохудились, и воды Смерти подступают со всех сторон. Сам я жалкий грешник, и вины на мне больше, чем на тех, кто моложе меня. Мне стыдно, молодая Иезавель!
Ветеран опустил голову, на лице его не было суровости, только печаль. Магдален подошла к нему и попыталась заговорить, но он преравал ее одним движением руки.
– Не надо заговаривать мне зубы! Мне и без того плохо. Мой долг обо всем доложить его чести адмиралу, и я готов отвечать за все. Но если ты хочешь покинуть дом прежде, чем хозяин узнает о попытке кражи и начнет свое расследование, я возьму на себя еще один грех и отпущу тебя. Утром в Оссори работает рынок, и Доукс поедет на легком экипаже через четверть часа.
Можешь отправиться с ним, я попрошу его об услуге. Я знаю, что должен держать тебя под замком, но не лежит у меня сердце к этому. Против натуры не пойдешь! Стыд мне и позор, но что тут поделать?
Предложение Мейзи поразило Магдален. Ее слишком потрясли события предыдущей ночи, чтобы сейчас моментально принять решение, как ей следует поступать.
– Вы слишком добры, мистер Мейзи, – сказала она. – Вы не дадите мне минуту на размышление?
– Думай на здоровье, – бросил старик и вышел из комнаты. – Все они одинаковы, эти женщины. Что ты им ни предложишь, им нужно больше. Молодые и старые, наши и иностранки, милашки и простушки – все одинаковы!
Оставшись одна, Магдален нашла решение быстрее и проще, чем сама ожидала.
Если она останется в доме, ее ждет одно из двух: вынудить беднягу Мейзи отвечать за ее вину из-за порыва, вызванного добротой и невыветрившимся алкоголем, или действовать самостоятельно. И хотя именно старый моряк сокрушил ее планы в момент наивысшего торжества, Магдален поняла, что не может свалить на него ответственность и сбежать. Он этого не заслуживал. Во втором случае ей следовало немедленно уволиться и самой признать вину. Чем ей это грозит? Ненавистью слуг, которые и так ее с первой минуты ненавидели? Публичным позором? Доступ к письму она все равно уже потеряла. Исправить ситуацию уже ничто не могло. А содержание… ну, она знает теперь, что Джордж Бертрам непременно должен жениться, чтобы получить наследство Ноэля. Никаких других секретов там нет. Она выглянула в коридор и мягко позвала Мейзи.
– Я благодарна вам, мистер Мейзи. Вы даже не представляете, как много значило для меня то письмо, что вы забрали у меня. Но вы выполняли свой долг, и я могу лишь поблагодарить вас за то, что вы сказали мне сегодня утром. Я не так плоха, как вы думаете. Надеюсь, что так.
Старый моряк отмахнулся.
– Что есть, то есть. Для такого старого грешника, как я, девочка, разница невелика. Даже если ты была бы в пятьдесят раз хуже, чем ты есть на самом деле, я бы все равно тебя отпустил. Надевай свою шляпку и шаль, и вперед. Про багаж придется забыть! Если что, пусть его честь адмирал сам осмотрит твое барахло и убедится, что там ничего не припрятано. К твоим пожиткам я проявлю большую суровость, чем к тебе, – с этими словами старик буквально выпроводил ее из комнаты.
Повозка уже стояла во дворе, у заднего крыльца, и Доукс поправлял упряжь. Все вокруг было покрыто утренним инеем, сверкавшим на солнце. Даже шкура Брута и Кассия серебрилась морозными кристаллами. Мейзи воспользовался своим влиянием и уговорил Доукса подбросить девицу до Оссори, тот с некоторым сомнением согласился и даже дал ей кожаную подушку, чтобы было поудобнее. Подрагивая от холода, Магдален ждала, пока возница соберется в путь. Она чувствовала себя теперь совсем беспомощной и одинокой. Ночные приключения теперь казались ей глупыми и ничтожными. Ветеран прослезился, поцеловал ее в щеку и махнул на прощание. Он помог ей забраться в повозку и прошептал, что она все же такая стройная да хорошенькая. Теперь все было сказано, и возница занял свое место и взял в руки поводья.
