Дороти Сэйерс - Встреча выпускников

— Напротив, — не очень уверенно ответила Харриет. — У него была жена по имени Шарлотта и вы ищете его в частной школе. — Богатый, влажный аромат обрушился на них, когда они повернули к рынку, и все её заботы затмила радость просто существования. — Я люблю этот запах: он напоминаем мне павильон с кактусами в ботанических садах.

Её компаньон открыл было рот, чтобы ответить, но посмотрел на неё, а затем, как человек, который не намерен мешать счастью, позволил имени Робинсона умереть на своих губах.

— Mandragorae dederunt odorem.[108]

— Что вы сказали, Питер?

— Ничего. «Слова Меркурия режут ухо после песен Аполлона».[109] — Он мягко положил на её руку свою. — Давайте побеседуем с торговцем соцветиями и лепестками.

Когда и розы, и гвоздики были посланы — на сей раз с посыльным — к месту назначения, оказалось вполне естественным, раз были упомянуты ботанические сады, пойти именно туда. Ведь сад, как замечает Бэкон, является самым чистым из удовольствий человека и самым большим отдыхом для его души. Поэтому даже праздные и неосведомлённые люди, которые не могут отличить Leptosiphon hybridus от Kaulfussia amelloides и предпочитают лучше жить в дикости, чем гнуть позвоночник при посадке и пропалывании, вполне способны поддержать приятную беседу на эту тему, особенно если они знают старомодные названия обычных видов цветов и оба более-менее знакомы с незначительными лирическими стихами времён Елизаветы.

Только когда они сделали круг по садам и сидели сложа руки на берегу реки, Питер вновь вернул её внимание к неприятному настоящему, внезапно заметив:

— Думаю, я должен буду посетить вашу подругу. Кстати, вы знаете, как удалось поймать Джукса со всеми украденными вещами?

— Понятия не имею.

— Полиция получила анонимное письмо.

— Но не…?

— Да. Одно из тех. Между прочим, вы когда-нибудь пытались узнать, каково должно было быть последнее слово в сообщении к вам? Том, что мы нашли в лекционной?

— Нет, во всяком случае она не могла его закончить. В коробке не оставалось ни одной гласной. Даже буквы «Б» и многоточия!

— Это было оплошностью. Я так и думал. Ну, Харриет, довольно легко назвать имя той, кого мы ищем, не так ли? Но доказательство — это другой разговор. Мы связали все нити очень крепко. Тот эпизод в лекционной предназначался, чтобы быть последним из ночных подвигов, и, вероятно, таким и будет. И боюсь, что сейчас лучшая часть доказательств покоится где-нибудь на дне реки. Слишком поздно опечатывать двери и ставить часового.

— Но кто это?

— Конечно же, к настоящему моменту вы уже и сами знаете! Должны знать, Харриет, если вы просто обратите свой ум на это дело. Возможность, средства, мотив — разве это не выделяет её над всеми остальными на целую милю? Ради Бога, отбросьте предубеждения и просто подумайте. Что с вами случилось, что вы не можете сложить два и два?

— Не знаю.

— Хорошо, — сказал он сухо, — если вы действительно не знаете, то не мне вам говорить. Но если вы хоть на минутку обратите свое внимание на рассматриваемую проблему и внимательно просмотрите собственное досье…

— И не стану отвлекаться на всякие случайные сонеты, которые, между прочим, я смогу обнаружить?

— Не станете отвлекаться ни на какие личные соображения вообще, — он почти вспылил.— Нет, вы совершенно правы. Это было глупо. Мой талант находиться в лучах собственного сияния приближается к гениальности, правда? Но когда вы сами сделаете выводы, вспомните, что именно я просил, чтобы вы смотрели беспристрастно, и что именно я утверждал, что из всех дьяволов в этом мире самым страшным является преданная любовь… я не имею в виду страсть. Страсть — это хорошая глупая кляча, которая будет тянуть плуг шесть дней в неделю, если дадите ей побегать и порезвиться в воскресенье. Но любовь — это нервное, неуклюжее всепоглощающее животное, и если его невозможно держать в узде, лучше с ним не связываться.

— Это кажется поставленным с ног на голову, — мягко сказала Харриет. Но его нежеланное волнение уже исчезло.

— Я всего лишь хожу на голове на манер клоунов. Если мы сейчас направимся в Шрусбери, как вы думаете, директриса примет меня?

Позже в этот же день доктор Бэринг послала за Харриет.

— Ко мне приходил лорд Уимзи, — сказала она, — с довольно любопытным предложением, от которого после небольшого размышления я отказалась. Он сказал мне, что внутренне почти уверен в идентичности преступницы, но что в настоящее время он не в состоянии привести неопровержимые доказательства. Он также сказал, что этот человек, по его мнению, насторожился и теперь будет вдвойне осторожен, чтобы избежать разоблачения. Причём его тревога может быть достаточной, чтобы прекратить дальнейшие инциденты по крайней мере до конца семестра, но как только наша бдительность ослабнет, проблема, вероятно, вспыхнет вновь в более острой форме. Я сказала, что это было бы весьма нежелательным, и он согласился. Он спросил, должен ли он назвать мне этого человека, чтобы за её передвижениями можно было легче следить. Я высказала на это два возражения: во-первых, она может обнаружить, что на ней шпионят, и просто усилит меры предосторожности, и во-вторых, если окажется, что он ошибся относительно личности преступника, этот человек окажется подвергнут самым невыносимым подозрениям напрасно. Предположим, сказала я, что инциденты просто прекратятся, и мы останемся с подозрениями против этого человека, который может быть совершенно невиновным, без каких либо доказательства за или против. Он ответил, что именно такие возражения пришли в голову ему самому. А вы, мисс Вейн, знаете имя того человека, которого он имеет в виду?

— Нет, — сказала Харриет, которая за прошедшее время интенсивно размышляла. — Я начинаю догадываться, но она не удовлетворяет всем критериям. Фактически, я просто не могу в это поверить.

— Очень хорошо. Затем лорд Питер сделал очень знаменательное предложение. Он спросил, позволю ли я ему допросить этого человека конфиденциально в надежде на то, что неожиданность даст некоторый положительный эффект. Он сказал, что, если бы этот блеф, как он его назвал, сорвался, то преступник мог бы затем сделать признание мне и спокойно покинуть колледж или поступить в медицинское учреждение, если бы мы решили, что это желательно. Однако, если бы этот человек не сознался и всё отрицал, то все мы попали бы в очень неприятное положение. Я ответила, что вполне это понимаю и не могу позволить использовать такие методы на ком-либо в этом колледже. Он заметил, что ожидал от меня именно такого ответа.

— Тогда я спросила его, какие улики, если таковые вообще имеются, у него есть против этого человека. Он сказал, что все его улики косвенные, и он надеется получить дополнительные доказательства в течение следующих нескольких дней, но что если не будет нового инцидента и мы не поймаем её на месте преступления, он сомневается, что на данном этапе мы сможем получить какие-либо прямые улики. Я спросила, есть ли какая-нибудь причина, почему мы не должны спокойно ждать дополнительных доказательств.

Доктор Бэринг сделала паузу и пристально посмотрела на Харриет.

— Он ответил, что есть только одна причина, и она заключается в том, что преступница, вместо того, чтобы стать более осторожной, может отбросить все опасения и продолжить насилие. «Тогда, — сказал он, — мы с очень большой вероятностью поймаем её, но только за счет чьей-то смерти или серьёзной травмы». Я спросила, какие люди находятся под угрозой смерти или ранения. Он сказал, что самые вероятные жертвы — это вы сами, мисс де Вайн и ещё один человек, которого он не может назвать, но чьё существование вывел дедуктивно. Он также удивил меня, сказав, что неудавшееся нападение на вас уже состоялось. Это правда?

— Ну, я бы не употребляла таких категоричных слов, — сказала Харриет. Она кратко обрисовывала историю с телефонным звонком. При имени мисс Хилльярд директриса встрепенулась:

— Я так понимаю, что у вас имеются определенные подозрения относительно мисс Хилльярд?

— Если они у меня и имеются, — осторожно сказала Харриет, — то, всё равно, мне не хотелось бы, чтобы я была единственным человеком, кто её обвиняет. И я обязана сказать, что она в целом не согласуется с линией расследования лорда Питера, насколько я с ней знакома.

— Рада слышать, что вы так говорите, — ответила доктор Бэринг. — Мне рассказывают о подозрениях, которые — при отсутствии доказательств — я просто не желаю слушать.

Таким образом, доктор Бэринг оказывается в курсе настроений в профессорской. Наверное, рассказывали мисс Аллисон и миссис Гудвин. Хорошо!

— В конце, — продолжила директриса, — я сообщила лорду Питеру, что самое лучшее — ждать новых улик. Но это решение, конечно, должно получить согласие вас и мисс де Вайн, поскольку риску подвергаетесь именно вы. Согласие неизвестного третьего лица, естественно, не может быть получено.