Найо Марш - Цветная схема
— Добрый вечер, мистер Смит, — сказал старик, не поворачивая головы.
— Привет, Руа.
Человек наклонился вперед и присел рядом с Те Каху. Это был европеец, но та легкость, с которой он принял ту же позу, что и у старика, выдавала близкое знакомство с обычаями маори. Внешне мужчина ничем особенно не отличался. Пожалуй, обращали на себя внимание только его худоба, лысоватая голова да плохо выбритые щеки. Кожа складками свисала с костистого лица и имела нездоровый оттенок. Поверх износившегося костюма он надел плащ, форму которого искажала лежащая во внутреннем кармане бутылка. С момента его появления вокруг образовалась какая-то неприятная атмосфера.
Мужчина начал мять сигарету нетвердыми пальцами с коричневыми пятнами никотина. От него исходил крепкий запах мочи.
— Большие дела творятся в «Источниках».
— Похоже, семья сильно занята, — равнодушно заметил Руа.
— Разве ты не слышал? Они заполучили постояльцем одного пузатого котелка. Тот малый, который только что приехал, — его секретарь. Можно подумать, ожидают члена королевской семьи. Все делают основательно. Перевернули дом вверх дном. Я устал от этого и предпочел смыться.
— Выдающемуся гостю нужно оказать радушный прием.
— Он всего лишь актер.
— Мистер Джеффри Гонт. Это великий человек.
— Значит, ты уже обо всем знаешь?
— Думаю, да, — ответил старик Руа.
Смит лизнул сигарету и прилепил ее в углу рта.
— За всем стоит Квестинг, — сказал он. Руа слегка пошевелился. — Он одурачил этого Гонта, будто грязь вылечит тому ногу, и прыгнул выше своей головы, отполировав груду хлама, называющегося отелем. Ты бы видел мебель! Квестинг! — проворчал Смит и злобно добавил: — Черт возьми, хотел бы я посмотреть, как этот шутник получит то, чего добивается. — Неожиданно Руа сдавленно хмыкнул. — Слушай! — воскликнул Смит, — а ведь он уже получил желаемое, этот шутник. Для него все устроил старина доктор или кто-то еще, но не Клейр. Думаю, полковник к тому же не очень расторопный. Но Квестинг заткнет его туда, где он и пискнуть не сможет. Вот как я считаю. — Он закурил сигарету и краем глаза взглянул на Руа. — Ты не очень-то разговорчивый, — после короткой паузы заметил Смит, ощупав трясущейся рукой полу своего плаща. — Хочешь капельку?
— Нет, спасибо. А что я должен сказать? Это не мое дело.
— Послушай, Руа, — энергично начал Смит, — мне нравится твой народ. Я очень хорошо с ним уживаюсь. Всегда. Это ведь факт, не так ли?
— Вы очень близки с некоторыми из моих людей.
— Да. Ладно, я пришел сюда, чтобы кое-что сказать тебе. Кое-что о Квестинге.
Смит сделал паузу. Вечерняя тишина заполнила местность вокруг. Воздух был недвижим, и малейшие звуки снизу достигали вершины горы с неожиданной четкостью. Из селения доносились звуки ссоры ватаги смуглых мальчуганов. Несколько пожилых женщин с платками на головах сидели вокруг котлов с готовящейся в них пищей. Запах варящегося сладкого картофеля смешивался с серными испарениями. С другой стороны горы, отчаянно сигналя, выбирался на шоссе фургон. Из дома Клейров продолжал доноситься стук. Солнце теперь зашло за Пик Рэнджи.
— Квестинг ведет небольшую, но серьезную игру, — сказал Смит. — Он топчется вокруг вашей малышки, болтая о девочках, работающих за деньги, и обо всем таком прочем. Предлагает крупные барыши, говорит, что не понимает, почему аравас должны быть в Роторуа единственным племенем, наживающимся на туристском рэкете.
Руа медленно встал на ноги, повернулся от «Источников» на восток и посмотрел вниз на свое селение, теперь почти совсем утонувшее в тени.
— Мой народ живет хорошо, — произнес он. — Мы не аравас. Мы идем своей дорогой.
— И еще одно. Квестинг болтает о каких-то редких вещах на продажу, шумит об этом повсюду, расспрашивает про старые времена, шляется на Пик. — Голос Смита принял неопределенный оттенок. В возбуждении он продолжал: — Кто-то рассказал ему о топоре Реви. — Руа развернулся и впервые прямо взглянул на собеседника. — Не очень хорошая весть, не правда ли? — спросил тот.
— Мой дед Реви, — произнес старик, — был человеком чести. Его топор посвящен богу Tane[3] и носил имя в его честь. Он священный, и место его хранения тоже священно.
— Квестинг считает, что оно где-то на Пике, и что там вообще много всякого барахла, которое можно выгодно продать. Он болтает о дневных походах туда к интересным местам с одним из твоих людей в качестве проводника и рассказчика народных легенд.
— Пик находится на нашей земле.
— Квестинг думает, что легко сможет купить его.
— Я старик, — спокойно заявил Руа, — но я еще не умер. Он не найдет и одного проводника среди моих людей.
— Не найдет? Спроси Эру Саула. Он знает, что нужно Квестингу.
— Эру неблагополучный юноша. Он плохой маори, но и плохой pakeha.
— Ему не нравятся игры, в которые Квестинг пытается начать играть с Хайей. Он считает, что тот дурачит девушку только с целью найти проводника.
— Он не найдет проводника, — повторил Руа.
— Ты же знаешь, деньги развязывают языки.
— Тогда предателя поразит лезвие топора моего деда.
Смит удивленно посмотрел на старика и спросил:
— Ты на самом деле веришь в это?
— Я старейшина племени. Мой отец принадлежал к древней школе. Он был tohunga — мудрейшим. Я не верю, мистер Смит. Я знаю.
— Тебе никогда не удастся заставить белого человека относиться серьезно к сказочным историям, Руа. Даже ваша молодежь не очень много думает о…
Старик перебил Смита. Его голос величественно прозвучал в вечерней тишине.
— Наш народ находится между двумя мирами. За один век мы преодолели путь, который человеческая цивилизация прошла за девятнадцать столетий. Вы понимаете, что нам кое-что удалось вынести из этой эволюционной скачки? Маори — граждане великого государства. Ваши враги — наши враги. Вы говорите о молодежи. Они похожи на путешественников, чьи каноэ плывут через океан между двумя континентами. Порой их поведение недостойно, напоминает детские капризы. Порой им взбредает в головы выкинуть какой-нибудь мерзкий трюк при участии pakeha.
Руа взглянул в упор на Смита, и тот явно почувствовал себя не в своей тарелке.
— Законы, установленные pakeha, оберегают нашу молодежь от одурманивания мозгов виски и слишком большим количеством пива, — спокойно продолжал старик, — но всегда находятся pakeha, которые помогают им нарушать эти законы. Pakeha научили наших девушек быть скромными и не рожать детей до замужества, однако и в моем племени есть маленький мальчик по имени Хоани Смит, хотя по закону он не имеет права так называться.
— Черт побери, Руа, это старая история, — пробормотал Смит.
— Позвольте мне рассказать вам другую старую историю. Много лет назад, когда я был еще молодым, одна девушка из нашего племени заблудилась в тумане на Пике Рэнджи. Ничего не подозревая, не намереваясь совершить никакого святотатства, она вышла в то место, где со своим оружием покоится мой дед, и немного там отдохнула. После того как туман рассеялся, девушка обнаружила, что невольно совершила преступление, в ужасе вернулась домой, рассказала людям эту историю и снова была отправлена на гору до вынесения решения совета племени. Ночью она решила, что уже может потихоньку возвратиться, но по дороге опять заблудилась и упала в Taupo-tapu, маленькое озеро с кипящей грязью. Все селение слышало ее крик. На следующее утро на поверхность всплыло отвергнутое духом озера платье девушки. Когда ваш приятель мистер Квестинг заговорит о топоре моего деда, расскажите ему эту историю, сообщите, что крики погибшей бедняжки до сих пор можно услышать ночью. А теперь я ухожу домой, — добавил напоследок Руа и одернул на себе одеяло точно таким же движением, каким его дед поправлял накидку из перьев. — Это правда, мистер Смит, что мистер Квестинг заявлял много раз о намерении уволить вас в случае покупки им «Источников»?
— У него может появиться работа для меня, — сердито ответил Смит. — Все будет в полном порядке. Он никогда не говорил об увольнении. Когда Квестинг станет здесь хозяином, я получу работу.
Он достал из кармана бутылку виски и вытащил пробку.
— И надо добавить, — произнес Руа, — работу легкую. Вы собираетесь выпить. Я иду домой. Доброй ночи.
4
Дикон Белл, уже загрустивший в гостиной Клейров, рассматривал выцветшие фотографии англо-индийских полков, корешки бульварных романов и вставленную в рамку репродукцию с видом Котсвуда весной. Картина принадлежала кисти известного художника и была одновременно веселой, строгой и нежной — трогательное чередование зеленых тонов с голубыми. Она вызывала у новозеландца Дикона тоску по Англии. Осторожно переводя взгляд, молодой человек увидел обрамленный окном гостиной не тронутый цивилизацией пейзаж. Его красота казалась насколько четкой, настолько же странно размытой. Против своего желания Дикон приблизился к окну, словно человек с полным отсутствием слуха, пораженный неожиданными музыкальными формами, воспринимать которые раньше не мог.
