Найо Марш - Смерть пэра

Найо Марш

«Смерть пэра»

ПЕРСОНАЖИ ПОВЕСТИ

РОБЕРТА ГРЕЙ

ЛОРД ЧАРЛЬЗ МИНОГ

ЛЕДИ ЧАРЛЬЗ МИНОГ

ГЕНРИ МИНОГ, их старший сын

ФРИДА МИНОГ, их старшая дочь

КОЛИН И СТИВЕН МИНОГ, близнецы, их второй и третий сыновья

ПАТРИЦИЯ МИНОГ (Плюшка), их вторая дочь

МАЙКЛ МИНОГ, их младший сын

МИССИС БЕРНАБИ (Нянюшка), их няня

БАСКЕТТ, их дворецкий

КОРА ПУПКОРН, их горничная

Пассажир на корабле

СТЭМФОРД, швейцар

ЛЕДИ КАТЕРИН ЛОУБ, тетушка лорда Чарльза

ГАБРИЭЛЬ, маркиз Вутервудский и Рунский (дядя Г.), старший брат лорда Чарльза

ВАЙОЛЕТ, маркиза Вутервудская и Рунская (тетя В.), его жена

ХИХИКС, их шофер

ДИНДИЛДОН, горничная леди Вутервуд

ДОКТОР МАККОЛДУНН, семейный врач Миногов

СЭР МЭТЬЮ КЭРНСТОК, специалист по заболеваниям мозга

ДОКТОР КЕРТИС, полицейский врач

ИНСПЕКТОР ФОКС из Центрального управления Отдела по расследованию убийств

СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР АЛЛЕЙН из Центрального управления Отдела по расследованию убийств

СЕРЖАНТ БЭЙЛИ, дактилоскопист

СЕРЖАНТ ТОМПСОН, полицейский фотограф

КОНСТЕБЛЬ МАРТИН

КОНСТЕБЛЬ ДЖИБСОН

КОНСТЕБЛЬ, который читал «Макбета»

СЕРЖАНТ КЭМПБЕЛЛ, дежурный на Браммелл-стрит, 24

НАЙДЖЕЛ БАТГЕЙТ, доктор Ватсон для старшего инспектора Аллена

МИССИС МОФФАТ, экономка на Браммелл-стрит, 24

МОФФАТ, ее муж

МИСТЕР КРИССОЭТ, поверенный в делах Сиделка

Глава 1

Новозеландская прелюдия

Роберта Грей впервые встретилась с Миногами в Новой Зеландии. Она училась в школе с Фридой Миног. Остальных Миногов посылали учиться в Англию: Генри, близнецов и Майкла — в Итон, Плюшку — в дорогую школу для девочек под Тонбриджем. Впрочем, в новозеландские дни Плюшка и Майк были еще слишком малы, чтобы ходить в школу. У них была Нянюшка, а потом — гувернантка. Когда пришло время отослать в Англию Фриду, случился крупный финансовый кризис и она стала пансионеркой в Университетской школе для девочек «Те-Моана». Еще долго после возвращения в Англию в семье утверждали, что Фрида разговаривает с новозеландским акцентом, что, разумеется, было чушью.

В последующие годы Роберта думала, что по счастливой иронии судьбы именно одному из денежных кризисов она обязана своей дружбой с этой семьей. Должно быть, это был по-настоящему серьезный кризис, потому что примерно в это время леди Чарльз Миног вдруг уволила всех своих английских слуг и купила стиральную машину, которая впоследствии — в то самое утро, когда она вдруг сорвалась с креплений, — чуть не убила Нянюшку и Плюшку. Вскоре после того как Фрида поселилась в «Те-Моана», умерла престарелая тетушка лорда Чарльза. Миноги снова разбогатели и все слуги вернулись, так что первый визит Роберты в «Медвежий угол» был обставлен весьма пышно. В Новой Зеландии Миноги были выдающейся семьей. Титулы в Новой Зеландии — редкость, а младшие сыновья маркизов практически отсутствуют.

Через два года Роберта все еще с ностальгической яркостью вспоминала свой первый приезд. Произошло это в середине семестра, в выходные, когда пансионеркам «Те-Моана» разрешалось поехать домой. За два дня до этого Фрида спросила Роберту, не хочет ли она провести уик-энд в «Медвежьем углу». Состоялись междугородные телефонные переговоры между родителями Роберты и Фриды.

Фрида сказала ласково и рассеянно: «Робин, лапочка, давай поедем. Будет так весело».

Конечно она и понятия не имела, что для Роберты это приглашение было словно сказочный фейерверк; что ее мать после звонка леди Миног ударилась в швейную оргию, которая затянулась до двух часов ночи; что отец Роберты проехал четыре мили на велосипеде, чтобы успеть до восьми утра, и оставил для Роберты огромный сверток, письмо с наставлениями, как себя вести, и пять шиллингов, чтобы дать на чай горничной. Когда Роберта рассказывала о бедности своей семьи, Фрида горячо сопереживала, словно они обе были в одинаковом положении, но бедность Миногов, как Роберта впоследствии обнаружила, была странным и головоломным состоянием, непонятным даже их кредиторам, не говоря уже о бедном лорде Чарльзе с его моноклем и рассеянной улыбкой.

Автомобиль прибыл в «Те-Моана» уже в темноте. Роберта смутилась, когда на переднем сиденье рядом с шофером обнаружила леди Чарльз, а на заднем — Генри, смуглого и изысканного. Но уже через три минуты девочка покорилась обаянию этой семьи и стала его пленницей навеки.

Тридцатимильная поездка в горы была похожа на сон. Потом Роберта вспоминала, что дорогой все пели старую песню о том, как построить лестницу в рай, а ей в это время казалось, что она сама невесомо взлетает вверх по этой лестнице. Асфальт шоссе сменился щебенкой, камешки ударяли в днище машины, предгорья надвигались на автомобиль, и в окно врывались приветственные порывы горного воздуха. Когда они ехали наверх по извилистой дороге, ведущей в «Медвежий угол», было уже почти совсем темно. Роберта чувствовала запах здешнего кустарника, холодной горной воды и влажной темной глины. Машина остановилась. Генри, кряхтя, вылез и открыл калитку. Это стало самым ярким воспоминанием Роберты о Генри: как он сражается с воротами, прищурив глаза от слепящего света фар. Дорога до «Медвежьего угла» оказалась действительно очень длинной. Когда они наконец очутились на широкой, усыпанной гравием площадке перед домом, к Роберте вернулась ее прежняя робость.

Еще долго после того, как Миноги вернулись в Англию, Роберта иногда видела во сне, что снова приехала в «Медвежий угол». Дело всегда происходило ночью. Во сне дверь была открыта и свет струился по ступенькам. Баскетт стоял у входа вместе с молоденьким лакеем, чье имя Роберта во сне забыла. Запахи от горящих эвкалиптовых поленьев, цветов капустной пальмы и ароматного масла, которым леди Чарльз всегда курила в гостиной, вылетали Роберте навстречу, словно приветствуя. И там, в гостиной, как и в тот первый вечер, она видела всю семью. Плюшка и Майк, получившие тогда разрешение лечь спать попозже, играют в уголке. Близнецы, Стивен и Колин, которые на той неделе как раз приехали из Англии, развалились в креслах. Генри устроился на коврике у камина, положив голову на колени матери, а в его черных волосах играют блики. Лорд Чарльз улыбается, обнаружив что-то забавное в «Спектейторе» месячной давности. И всегда он вежливо откладывает журнал при появлении Роберты. Эта часть сна и сопутствующее ей очарование никогда не менялись.

В тот первый вечер Миноги ослепили ее своим совершенством, покорили светскостью. Их семейные шутки казались квинтэссенцией остроумия. Когда Роберта выросла, ей нередко приходилось напоминать самой себе, что Миноги были всегда очень забавны, но, за исключением Генри, вовсе даже не остроумны. Наверное, для настоящего острословия они были слишком добры. Их шутки во многом зависели от забавно старомодной семейной привычки цитировать прочитанные книги. Но в тот первый вечер Роберту переполнял восторг и ей было не до критики. Возвращаясь мысленно назад, она видела их совсем молодыми. Генри, самому старшему, исполнилось восемнадцать. Близнецам, которых отозвали из Итона из-за последнего финансового кризиса, было по шестнадцать, Фриде — четырнадцать, Патриции было семь, а маленькому Майку — почти пять. Леди Чарльз — Роберта так и не вспомнила, когда она впервые стала называть ее Шарло, — стукнуло тридцать семь, и как раз был день ее рождения. Ее муж подарил ей потрясающий несессер, который появился на сцене потом, во время первого же финансового кризиса, случившегося после того, как Роберта с ними познакомилась. В тот день пришло очень много посылок из Англии, и леди Чарльз разворачивала их с рассеянным удовольствием, восклицая, что это «просто замечательно» или «очаровательно», время от времени добавляя: «Милая тетя М.!», «Какой Джордж добрый!», «Как трогательно со стороны Габриэля с женой!». Габриэль с женой прислали ей браслет, и она, подняв глаза от визитных карточек, сказала:

— Чарли, это от них обоих. Как мило, что они его склеили…

— Ты про браслет, мамуля? — спросил Генри.

— Да нет же, про их семейный союз! Чарли, мне кажется, что Вайолет вовсе и не собирается с ним разводиться.

— Имоджин, у них еще родятся шесть мерзких сыновей, — сказал лорд Чарльз, — и у меня никогда-никогда не будет денег. Ну как она может терпеть Габриэля! Конечно же, она абсолютно сумасшедшая.

— Как я понимаю, Габриэль было запер ее в прошлом году в какой-то частный санаторий для умалишенных, но, как можно заметить, она снова на воле.

— Габриэль — это наш дядя, — с улыбкой объяснил Генри Роберте. — Он мерзкий тип.

— Не думаю, что он так уж плох, — пробормотала леди Чарльз, примеряя браслет.

— Мамуля, он просто отпад, — заявила Фрида, а близнецы с дивана застонали в унисон.