Уолтер Саттертуэйт - Кавалькада
Тарелки были заполнены доверху. Мой антрекот был величиной с машину и почти такой же сочный.
Заказав себе еще кружку пива, Пуци рассказал нам, как он в первый раз слушал речь Гитлера.
— С виду в нем не было ничего особенного. Вроде как простой официант из привокзальной забегаловки, понимаете? Но когда он вышел на трибуну и начал говорить, то произвел неизгладимое впечатление. Сначала он говорил тихо, настолько тихо, что приходилось напрягать слух. Люди, сидя в креслах, наклонялись вперед.
Пуци взглянул на мисс Тернер, словно желая убедиться, что она слушает или что она хотя бы все еще на месте.
— Затем, завладев вниманием аудитории, он заговорил громче, с нарастающим пылом. Он задал перцу националистам. Потом социалистам. Затем взялся за Кайзеровскую и Веймарскую республики, которые отдали Германию на милость союзникам. Дальше принялся за марксистов. Разгромил в пух и прах тех, кто нажился на войне. Он был в ударе! Огонь!
Пуци хлебнул пива.
— А когда он закончил, все присутствующие закричали и затопали ногами. Потрясающее выступление! Даже больше! Фил, господин Гитлер — гений. Он — живое воплощение всего немецкого народа, немецкой истории и традиций. Полнейшее их олицетворение. Когда он говорит, кажется, он сам и есть Германия.
Пуци перевел взгляд с мисс Тернер на меня.
— Сегодня многие немцы потеряли надежду и веру. Наши лучшие парни полегли на полях войны. А после почти столько же умерло от испанки. К тому же по Версальскому договору мы потеряли мир. А тут еще, сами видите, эта жуткая инфляция. Деньги, которые люди копили всю жизнь, пропали в одночасье. Народ голодает. Дети таскают еду с помоек. Здесь, в Берлине, порядочные женщины вынуждены заниматься проституцией. — Он покачал большой головой. — Горькое время.
Еще один глоток пива.
— Для немецкого народа господин Гитлер олицетворяет перемены, надежды. Когда люди его слушают, они верят, что Германия возродится. Что они — выживут. Люди воодушевляются. Поверьте, они любят его. Обожают.
— И все же кое-кто, похоже, его недолюбливает, — заметила мисс Тернер.
Пуци, вооружившись ножом с вилкой, занялся было свиным желудком. Но тут же поднял на нее глаза.
— Простите?
— Тот, кто в него стрелял, — уточнил я.
— Да, — согласился он. И кивнул, не выпуская нож с вилкой из рук.
— Да-да. Верно говорю, это все большевики. Красные. Гитлер для них что бельмо на глазу, понятно? С каждым днем в нацистскую партию вступает все больше рабочих.
— Если это большевики, — заметил я, — то как они узнали о поездке Гитлера в Берлине?
Пуци снова кивнул. И положил нож с вилкой на тарелку, как будто вмиг лишился аппетита.
— Да, — печально сказал он. — Похоже, в партии завелся предатель. — Он повернулся к мисс Тернер. — Кто-то из этого списка.
Когда мы вышли из ресторана, дождь все еще шел, правда, теперь он только моросил. Через улицу, напротив гостиницы мы взяли такси и отправились в Тиргартен через огромные каменные ворота высотой в четыре-пять этажей, выглядевшие так, будто их перенесли сюда прямиком из Древней Греции.
— Бранденбургские ворота, — пояснил Пуци. — А вон там, немного правее, Рейхстаг, где заседает немецкий парламент. Построен в тысяча восемьсот девяносто четвертом.
Тиргартенский парк оказался большим, по обе стороны от нас громоздились купы темных деревьев, простирались мокрые лужайки, которые, казалось, тянулись на целые километры. Мы вышли к огромной круглой площадке с высоким фонтаном посередине — от нее в разные стороны расходились дорожки.
— Фонтан «Гроссер Штерн», — сообщил Пуци. — Сооружен в тысяча девятьсот четвертом.
Такси объехало фонтан и направилось по узкой дорожке в юго-западном направлении.
— Фазанерие аллее, — заметил Пуци. — Фазанья аллея. Скоро будем на месте. Такси свернуло направо и остановилось. Я выбрался из машины и подал руку мисс Тернер. Она оперлась на нее, вышла из такси и раскрыла зонтик. Пуци отсчитал водителю сто тысяч марок.
У каждого из нас был зонтик. Мисс Тернер сунула свою сумочку под мышку, и мы двинулись вперед по тропинке. Под свинцовым небом. В промозглую изморось.
— Эта дорожка ведет к зоопарку, — сказал Пуци. — Он один из лучших в мире. Там содержат тринадцать тысяч разных животных, причем многих из них нет ни в одном другом зоопарке.
Возможно, так оно и было, но посетителей, идущих в зоопарк или возвращающихся оттуда, было маловато. Парочка пожилых женщин в потрепанных плащах, прикрывших головы платками. Старик в драном пальто, который прошел мимо, шаркая ногами и бормоча что-то себе под нос. Троица юношей в матросских костюмах с большими черными бантами на шее, сгрудившаяся под одним зонтиком, который держал юноша посередине. Когда мы проходили мимо, они уставились на нас, широко улыбаясь и подталкивая друг друга.
— «Голубые», — пояснил Пуци и нахмурился. — Продажные гомики. В городе таких тысячи.
Мы миновали деревянную скамейку, на которой лежал огромный промокший газетный сверток. С одного конца из свертка торчала пара ног в дешевых кожаных башмаках.
Я взглянул на Пуци.
Тот печально покачал головой.
— Трудное сейчас время.
Мы подошли к узкому каменному мостику. Пуци остановился, я и мисс Тернер последовали его примеру.
— Мост Лихтенштейн, — пояснил он. И кивнул на лениво струившуюся под ним темную воду. — А это канал Ландвер. В девятнадцатом как раз здесь застрелили Розу Люксембург. Тело сбросили в канал. Нашли только через четыре месяца.
— Кто такая Роза Люксембург? — спросил я.
— Одна из руководителей «спартаковцев»,[14] большевиков, пытавшихся свергнуть правительство. Тогда были трудные времена, Фил. Общество бурлило. Порой казалось, что красные захватили всю Германию. Одно время они даже заправляли в Берлине.
— Кто ее застрелил? — спросила мисс Тернер.
— Лейтенант из «Freikorps»,[15] его звали Фогель.
— «Freikorps»? — спросил я.
— После заключения Версальского договора немецкую армию разделили. «Freikorps» состояли из бойцов, объединившихся для борьбы с коммунистами.
— Что случилось с лейтенантом Фогелем? — поинтересовалась мисс Тернер.
— Его осудили, но он бежал в Голландию.
— А мы-то что здесь делаем, Пуци? — спросил я.
Он как будто удивился.
— Как же так, Фил, а я думал, вы человек сообразительный. Отсюда, с этого моста, и стреляли в господина Гитлера.
Глава четвертая
Пока мы стояли на узком каменном мостике под мрачным свинцовым небом, изморось обратилась в нудный дождь. Капли стучали по моему зонтику и рябили темную гладь канала.
— Значит, стреляли отсюда, — сказал я, — и поэтому вы решили, что это большевики?
— Конечно, но не только поэтому, — ответил Пуци. — Красные были бы на седьмом небе, если б господин Гитлер погиб. По стране, Фил, рыщут сотни отрядов смерти, и все они наймиты Москвы. Красные здесь все еще сильны, понятно? И здесь, на мосту, они лишний раз напомнили о себе.
— Как это?
— Они решили отомстить за смерть Розы Люксембург.
— Угу. И где же стоял Гитлер, когда в него стреляли?
Пуци кивнул на большое дерево.
— Вон там. На том островке.
Я глянул сквозь мокрые деревья. И за тонкой полоской воды, в северной части канала, заметил холмик, тоже поросший деревьями.
Мисс Тернер спросила из-под зонтика:
— Откуда вы знаете, что стреляли отсюда?
Пуци взглянул на нее так, будто забыл, что и она вместе с нами. А может, и впрямь забыл.
— Потому что здесь нашли оружие, — сказал он. И, наклонившись над парапетом, кивнул вниз, на воду. — Вон там. На том выступе.
— То есть не в воде? — спросила она. Это был хороший вопрос.
— Понятно, стрелявший хотел бросить винтовку в воду, — сказал Пуци. — Но явно торопился, вот она и зацепилась за выступ. У него не было времени сбежать вниз и замести следы.
— Что за винтовка? — спросил я.
— Что-то вроде пехотного «маузера».
Мисс Тернер сказала:
— Вы говорили, что стреляли около четверти шестого?
Пуци снова как будто удивился, что она задала ему вопрос. Похоже, женщины вообще редко задавали ему вопросы.
— Да, верно.
— В это время вокруг наверняка были люди? — предположила она. — Очевидцы.
— День был такой же, как сегодня, — объяснил Пуци. — Шел сильный дождь. Правда, было похолоднее.
— Вы были здесь, — спросил я, — когда стреляли?
— Ну да, — ответил он. — Я был вместе с господином Гитлером на острове.
— Ладно, — сказал я. — Давайте осмотрим остров. Мисс Тернер, а вы, может, пока подождете здесь, на мосту?
Она улыбнулась.
— Как тот стрелок.
— Вот именно.
Я двинулся следом за Пуци по тропинке между деревьями, с которых падали тяжелые дождевые капли.
