Лондонский туман - Кристианна Брэнд
— Почему вы так заботились о своей внешности, миссис Эванс? Кого вы ожидали увидеть?
Старуха взяла себя в руки.
— Кого? Разумеется, этого француза.
— Вы ожидали увидеть Рауля Верне?
— Больше никого в доме не было, верно? По крайней мере, я так думала.
— Вы думали, что слышите, как Рауль Верне двигается в холле? Что, по-вашему, он мог там делать?
— Я решила, что он ищет лестницу вниз в уборную, — просто ответила миссис Эванс и пожала плечами. Гостеприимство есть гостеприимство — в отсутствие хозяйки кто-то должен позаботиться, чтобы гость не бродил по дому в поисках места, где можно облегчить нужду. — Ведь бедняга мог мучиться.
— Поэтому вы посмотрели вниз через перила?
— Мне пришлось спуститься на несколько ступенек.
— И вы увидели...
Обвиняемый на скамье подсудимых тяжело поднялся и произнес громким четким голосом:
— И она увидела меня.
Упреки судьи, стакан воды для потрясенной свидетельницы, обмен невнятными репликами между судьей и обвинителем, возбужденное бормотание в зале... Матильда вцепилась в рукав пальто Томаса.
— Что это значит? Это какой-то кошмар!
— Они оба пытаются защитить друг друга — вот и все.
— Как она могла видеть Тедварда? Ведь он тогда был в машине с Роузи — мы оба это знаем.
— Конечно она его не видела. Он просто пытается помешать ей выдать себя.
Матильда еще сильнее стиснула рукав.
— Выдать себя? Томас, ты же не думаешь...
— Дорогая моя, кто-то ведь убил этого человека. По- твоему, чего ради я отправился в тюрьму, молчал о машине и прошел через весь этот ад? Когда ты поднялась к ней сообщить, что Рауля убили, она снова была в парике, не так ли? Ты сама мне это сказала. Правда, парик толком не был прикреплен — она не могла это сделать, — но надет на голову. Почему, если она просто сидела в кровати? z Бормотание в зале не утихало...
— Мне показалось странным, Томас, что она ничего не слышала из своей комнаты. Ведь у нее отличный слух.
— По-видимому, Верне вышел в поисках уборной. Она тоже вышла, посмотрела вниз, а потом взяла молоток и потихоньку спустилась в холл...
— Но молоток был в ящике бюро внизу...
— Либо там, либо в ящике комода на лестничной площадке — я неоднократно говорил это полиции.
— Она не могла вынести мысли, что Рауль был любовником Роузи. Ведь Роузи наплела ей какой-то вздор о сильном и молчаливом молодом рыбаке, поразившем ее воображение... Полагаю, любой мог понять, глядя сверху на лысую макушку Рауля, что он не мог отнести Роузи к озеру при лунном свете и увезти ее в лодке...
Приставы зашикали со всех сторон, обвиняемый вновь погрузился в молчание, а старая миссис Эванс отодвинула от себя стакан.
— Больше никакого питья! — воскликнула она с видом оскорбленной добродетели. — Никакого вашего золотистого вина, чтобы заставить умолкнуть воспоминания в моей голове и боль в моем сердце! Они бросают нас, — обратилась старуха к судье Риветту, который уставился на нее, вцепившись в подлокотники кресла, — а затем подносят нам пару бокалов шампанского и думают, что на этом все кончено. — Она добавила, как ранее Матильде вдень смерти Рауля Верне, что нет никого хуже офранцуженных арабов, и ослепительно улыбнулась: — Худшее с Запада навязано худшим с Востока. Недурная сентенция! Но ее трудно произнести — особенно с фальшивыми зубами.
Судья Риветт подумал, что свидетельнице пора удалиться, но миссис Эванс не намеревалась этого делать, пока не выскажется до конца, а свидетеля, дающего показания, правила запрещали удалять против воли. Вздохнув, он посоветовал ей вернуться к вечеру убийства. Она посмотрела через перила и увидела...
— Я увидела песчаную бурю, — сказала миссис Эванс, — и сквозь жалящий вихрь песка Мстителя с поднятой рукой, с лилией на груди и надписью на знамени: «Мститель за невинных». Но это был мираж. Я посмотрела снова и не увидела никого, кроме мерзкого предателя и соблазнителя. «Он сломал свою Английскую Лилию и оставил ее рыдать на золотых песках», — процитировала она. — Правда, в действительности я стояла на лестнице. Но Мадонна Лилия стала Тигровой Лилией, и один удар тигриной лапы... — Миссис Эванс со стуком опустилась на стул и обратилась к стоящей позади женщине-полицейскому: — Я снова болтаю чушь?
Сэр Уильям капитулировал. Он сел, отвесив поклон защитнику.
Судья подал мистеру Дрэгону знак подождать. Некоторое время он сидел молча, прижав ладони к вискам, потом приподнял парик с косичкой, пригладил редкие волосы, водрузил его на прежнее место и обратился к присяжным, напомнив, что ни от какого свидетеля в суде нельзя требовать показаний, могущих инкриминировать ему что-либо. Присяжные согласятся, что никто не предлагал свидетельнице давать показания, которые они только что слышали. Сейчас их должен интересовать только подсудимый — соответствующие органы власти позднее, несомненно, проверят, правдивы или ложны заявления свидетельницы. Но обвиняемый имеет право рассчитывать на справедливый суд, и судья считает, что им следует постараться как можно скорее завершить перекрестный допрос, после чего, поскольку миссис Эванс является последним свидетелем обвинения, защитник может вызвать своего клиента на свидетельское место давать показания в собственную защиту.
— В собственную защиту, — повторил судья, нахмурив брови и глядя на обвиняемого. — Дальнейшее я оставляю на ваше усмотрение, мистер Дрэгон, но, разумеется, буду помогать вам всеми силами в выходе из этой... э-э... крайне трудной ситуации... Миссис Эванс, вы не думаете, что вам в ваших же интересах лучше оставаться сидеть? Должно быть, это очень утомительно для вас...
Но миссис Эванс твердо решила довести до конца свое последнее появление на публике в достойном стиле. Конечно она устала так долго стоять, так много говорить, сохранять
