Анне Хольт - Госпожа президент
Молодой человек с натянутой улыбкой уткнулся в свои записи.
Вот они, подлинные американские ценности, подумал Абдалла. Потребление. Тут мы сближаемся.
Шестнадцать лет он прожил на Западе, шесть в Англии и десять в США, но по-прежнему недоумевал, слыша, как в общем-то умные, образованные люди рассуждают об американских ценностях в твердой уверенности, что речь идет о семье, мире и демократии. Во время прошлогодней выборной кампании эта тема занимала центральное место; вопросы ценностей были единственным шансом Буша на переизбрание. Народ уже начал уставать от войны и, в сущности, желал президента, который сможет вывести страну из иракской авантюры, не уронив при этом коллективного достоинства, и Джордж У. Буш попытался представить кровавую, неудачную и прямо-таки нескончаемую войну в Ираке как проблему ценностей. Дескать, то, что все больше молодых американских парней возвращается домой в гробу с флагом на крышке, есть необходимая жертва на алтарь Американской Идеи. Нескончаемая борьба за мир, свободу и демократию в стране, которая едва ли вызывала интерес у большинства американцев и находилась в десяти с лишним тысячах километров от их родных берегов, становилась в риторике Буша борьбой за сохранение важнейших американских ценностей.
Народ долго верил ему. Слишком долго, как люди начали понимать, когда в предвыборную кампанию вступила Хелен Бентли и предложила альтернативу получше. Позднее станет очевидно, что выбраться из иракского ада американцам будет намного труднее, чем думала и уверяла кандидат Бентли, но это уже совсем другой вопрос. Войска США по-прежнему в Ираке, и численность их не сокращена, однако Бентли заняла пост президента.
Абдалла потянулся в постели. Взял пульт и немного убавил звук. На экране был ословский штаб Си-эн-эн, расположенный вроде бы в каком-то сквере; на заднем плане виднелась длинная постройка восточноевропейского образца.
Он закрыл глаза и погрузился в воспоминания.
Тот знаменательный спор сохранился в памяти так отчетливо, будто происходил на прошлой неделе.
Дело было в Стенфорде, на вечеринке. Он, по обыкновению, держался на периферии происходящего, стоял с бутылкой минеральной воды в руках и, прищурив глаза, наблюдал за шумливыми, хохочущими, танцующими и выпивающими американцами. Четверо парней у столика, заставленного пустыми и полупустыми пивными бутылками, помахали ему: мол, иди к нам. Он не спеша подошел.
«Абдалла, — смеясь, сказал один. — Ты у нас большой умник. К тому же нездешний. Садись! Выпей пивка!»
«Нет, спасибо», — ответил Абдалла.
«Слушай, — продолжал парень, — вот Денни, он, черт побери, отъявленный коммунист, по-моему…»
Остальные так и покатились со смеху. А сам Денни отвел за ухо длинные нечесаные волосы и улыбнулся, небрежно приподняв бутылку с пивом: дескать, ваше здоровье.
«Так вот, он говорит, что вся эта болтовня насчет американских ценностей сущий bullshit.[49] Говорит, что нам начхать на мир, на семью, на демократию, на право с оружием в руках защищать себя…»
Прочие главные ценности, похоже, вылетели у него из головы, он помедлил, помахивая бутылкой.
«Whatever.[50] Короче, Денни… он… в смысле…»
Парень икнул, и Абдалла, помнится, хотел уйти. Убраться подальше. Он чувствовал себя чужим, посторонним, как всегда и повсюду на американской земле.
«Он говорит, что, в сущности, нам, американцам, нужны только три вещи, — прогнусавил парень, дергая Абдаллу за рукав. — Ездить на машине куда хочешь, когда хочешь и по дешевке, это во-первых…»
Остальные разразились таким оглушительным хохотом, что многие направились к ним посмотреть, в чем дело.
«Во-вторых, покупать где хочешь, когда хочешь и по дешевке…»
Двое парней рухнули на пол и, держась за живот, катались от смеха. Кто-то сделал музыку чуть потише, а вокруг Абдаллы уже собралась небольшая толпа, которая пыталась понять, что заставило этих второкурсников усмеяться до упаду.
«А в-третьих…» — воскликнул все тот же парень, делая знаки приятелям на полу, и все трое хором гаркнули: «Смотреть по телику что хочешь, когда хочешь и по дешевке!»
Многие засмеялись. Кто-то опять запустил музыку на полную катушку. Денни встал. Демонстративно отвесил глубокий поклон, прижав одну руку к животу, а другой, в которой держал бутылку, изобразив галантный жест.
«Что скажешь, Абдалла? Мы правда такие, а?»
Но Абдаллы рядом уже не было. Он незаметно отошел, протиснулся сквозь толпу хихикающих, подвыпивших девчонок, которые мерили его любопытными взглядами и принудили уйти домой раньше, чем он рассчитывал.
Произошло это в 1979-м, но не забылось.
Денни был совершенно прав.
Абдалла вдруг проголодался. Ночью он никогда не ел, это вредно для пищеварения. Однако сейчас чувствовал, что закусить просто необходимо, иначе не заснешь. И взялся за телефон, встроенный в кровать. После двух гудков услышал сонный голос, негромко отдал распоряжение и положил трубку.
Откинулся на подушки, заложив руки за голову.
Этот Денни, длинноволосый, неряшливый и зоркий стенфордский студент, видел реальность так четко и ясно, что, сам того не подозревая, снабдил Абдаллу рецептом, который спустя четверть века с лишним очень ему пригодился.
Абдалла ар-Рахман хорошо знал военную историю. Поскольку еще в юности ему пришлось включиться в огромную промышленную империю отца, о военной карьере и думать было нечего. Но он постоянно мечтал о солдатской жизни, особенно в молодые годы. Одно время прямо-таки зачитывался книгами давних военачальников. И в особенности увлекался китайским военным искусством. Величайшим из великих полководцев там был Суньцзы.
Красиво переплетенный экземпляр «Искусства войны», написанного две с половиной тысячи лет назад, всегда лежал у него возле кровати.
Сейчас Абдалла взял эту книгу, начал листать. Он сам заказал новый перевод на арабский, и книга, которую он держал в руках, была одним из трех экземпляров, напечатанных по его заказу и находившихся в его собственности.
Лучше всего сохранить вражеское государство в целости, читал он. Разорить его — уже не так хорошо. Биться в сотне сражений и одержать сотню побед не есть вершина мастерства. Не сражаться и все же покорить вражеские силы — вот дело искуснейшего.
Он разгладил толстую, ручной выделки бумагу. Потом закрыл книгу и бережно положил на привычное место.
Усама бен Ладен, старый товарищ детских лет, жаждал лишь разорения и считал, что 11 сентября одержал победу. Но Абдалла думал иначе. Катастрофа на Манхэттене была чистейшим поражением. Она не подорвала США, а лишь изменила страну.
К худшему.
Абдалла почувствовал это на собственном горьком опыте. Свыше двух миллиардов долларов его состояния были немедля заморожены в американских банках. Ценою нескольких лет и огромных взяток он освободил большую часть капитала, однако последствия полной длительной остановки в развитии компаний оказались катастрофическими.
Тем не менее он с этим справился. Его империя была структурой многосложной и стояла на множестве опор. Потери в США до известной степени удалось компенсировать благодаря повышению цен на нефть и удачному размещению капитала в других регионах земного шара.
Абдалла отличался терпеливостью и делам отдавал предпочтение перед всем прочим, кроме сыновей. Время шло. Американская экономика не могла навсегда отказаться от своих арабских интересов. Она этого не выдержит. И хотя после 2001-го постепенно уходил с американского рынка, примерно год назад он решил, что пора вновь сделать ставку. На сей раз ставка была крупнее, рискованнее и важнее, чем когда-либо.
Хелен Бентли — вот его шанс. По-настоящему он никому на Западе не верил, однако в ее глазах угадывал силу и кое-что еще — проблеск порядочности, на которую решил сделать ставку. По всей видимости, в ноябре 2004-го победа будет за ней, а она вроде бы человек вполне разумный. То, что она женщина, никогда его не раздражало. Наоборот, после встречи он невольно проникся восхищением к сильной и умной женщине.
Она предала его за неделю до выборов, так как считала, что ей необходима победа.
Искусство войны — разбить врага без боя.
Бороться против США традиционным способом бесполезно. Абдалла понимал, что у американцев, по сути, один-единственный враг — они сами.
Отбери у среднего американца машину, возможность делать покупки и телевизор, и он лишится стимула к жизни, подумал Абдалла, выключая плазменный экран. На миг перед глазами снова мелькнул Денни из Стенфорда, с кривой усмешкой на губах и бутылкой пива в руке: американец, постигший собственную суть.
Отнимешь у американца радость жизни, и он придет в бешенство. А бешенство поднимается снизу, от простого народа, от трудяг, от тех, кто вкалывает пятьдесят часов в неделю и все равно не имеет средств ни на что, кроме телевизионных мечтаний.
