Ночь Бармаглота - Фредерик Браун
— Чёрт с ним. Я не могу спать, когда ты сидишь тут и думаешь. Я сяду тут и заткнусь, пока ты сам со мной не заговоришь. Ты всё равно не заметишь, здесь я или нет, если я заткнусь.
— Тогда заткнись, — сказал я.
Я подумал про доказательство. Но какое? Где-то, но Бог знает где, лежал труп актёра, нанятого Элом сыграть роль Иегуди. Но это было спланировано, и хорошо спланировано. Надлежащее избавление от этого трупа было подготовлено задолго до того, как Эл забрал его из особняка Уэнтвортов. Я не собирался действовать наугад, а догадки, где он спрятал или зарыл труп, были одна не лучше другой. У него была куча времени на это, и он досконально продумал каждый шаг, который собирался предпринять.
Машина, в которой Иегуди Смит привёз меня в особняк Уэнтвортов, и которую он подменил на мою, использовав мою для мнимого ограбления. Нет, я не мог найти эту машину, чтобы использовать как доказательство, да и в любом случае она ничего не меняла.
Машина была — вполне вероятно — угнана, а теперь вернулась обратно на своё место, так что владелец ничего не заметил. И я даже не помнил ни марку, ни модель. Я помнил лишь что, что там были ручка переключения передач из оникса и кнопочное радио. Я даже не знал, был ли это кабриолет «Кадиллак» или бизнес-купе «Форд».
Подготовил ли себе Эл какое-нибудь алиби?
Может, да, а может, и нет, но какое это имело значение, если я не мог найти против него ничего, кроме мотива? Лишь мотив и моя собственная уверенность, что он сделал это. У меня алиби не было, совсем никакого.
У меня была невероятная история, а в машине — два тела и похищенные деньги. И шериф с тремя заместителями, разыскивающие меня и готовые стрелять на месте.
Орудие убийства было у меня в кармане. Как и ещё один пистолет, заряженный.
Мог ли я пойти к Элу Грейнджеру и припугнуть его, чтобы он подписал признание?
Он рассмеётся мне в лицо. Я сам посмеюсь такой попытке. Человек с изуродованным мозгом, придумавшим нечто вроде сегодняшнего плана Эла, не станет говорить мне, даже сколько сейчас времени, лишь потому, что я нацелю на него пистолет.
В окно пробивался слабый свет. Теперь я мог различить даже Карла, сидящего за столом напротив меня.
— Карл, — произнёс я.
— Да, док? Знаешь, я не мешал тебе думать, но рад, что ты заговорил. Просто у меня идея.
— Идея мне нужна, — ответил я. — Что за идея?
— Хочешь выпить?
— Это и есть идея? — спросил я.
— Это и есть идея. Знаешь, мне жутко худо с похмелья, и я не могу выпить с тобой, но я только что понял, как паршиво вёл себя с гостем. Так хочешь выпить?
— Спасибо, — сказал я, — но я уже выпил. Слушай, Карл, расскажи мне об Эле Грейнджере. Не спрашивай, что именно. Просто рассказывай.
— Что угодно?
— Что угодно.
— Ну, мне всегда казалось, что он слегка не в себе. Блестящий, но… вывихнутый, что ли. Может быть, тут влияло его знание, кто и что он такое. Смайли тоже всегда это чувствовал; он говорил мне как-то. Не то чтобы Смайли знает, кто и что такое Эл, просто он чувствовал, что что-то не так.
— Моё мнение о Смайли сегодня вечером немало изменилось, — сказал я. — Он умнее и лучше, чем оба мы вместе взятые, Карл. Но продолжай про Эла.
— Эдипов комплекс, осложнённый незаконнорожденностью. Вероятно, он каким-то непостижимым образом пытался винить Бонни в смерти матери. Не настоящий параноик, но близок к этому. Садизм — в чём-то им наделены мы все, но Эл — чуть больше остальных.
— Большинство из нас в чём-то наделены чем угодно, — сказал я. — Продолжай.
— Пирофобия. Но об этом ты знаешь. Не то чтобы фобий нет у любого из нас. Твоя акрофобия и моя боязнь кошек. Но Эл совсем плох. Так боится огня, что не курит, и я заметил, как он вздрогнул, когда я зажёг сига…
— Заткнись, Карл, — сказал я.
Я должен был подумать об этом сам ещё раньше. Куда раньше.
— Я выпью, Карл, — произнёс я. — Только по одной, но как следует.
На сей раз я нуждался в этом не физически, а душевно. Мне делалось жутко от одной мысли о том, что я собираюсь сделать.
Глава пятнадцатая
Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы — стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч.
Окна были бледно-серыми прямоугольниками; теперь, когда мои глаза свыклись с убывающей тьмой, я мог почти ясно видеть Карла, когда он подошёл к шкафу и щупал там, покуда не отыскал бутылку.
— Док, — сказал он, — ты такой счастливый, что я тоже пропущу вместе с тобой. Гори всё оно синим пламенем. Не убьёт, так вылечит.
Он извлёк из-под раковины два стакана, разбив при этом только один, который уронил в раковину. Выругавшись, он поставил стаканы на стол. Я чиркнул спичкой и держал её, пока он наливал виски.
— Док, — сказал он, — только не проделывай, ради Бога, такое часто. Я могу раздобыть светящуюся краску. Нарисую полоски на стаканах и бутылках. И, кстати, что я ещё могу сделать? Могу купить шахматную доску и набор шахматных фигурок со светящейся краской. Тогда мы сможем сидеть тут и играть в шахматы в темноте.
— Я играю в них, Карл, прямо сейчас. Только что дошёл до седьмой линии. Быть может, кто-нибудь коронует меня на следующем ходу, когда я достигну края доски. У тебя есть чистящая жидкость?
Он потянулся было за стаканом, но отдёрнул руку и покосился на меня.
— Чистящая жидкость? А что, виски не годится?
— Я не пить её собираюсь, — объяснил я. — А не сгореть с ней.
Он слегка затряс головой.
— Ещё раз и помедленнее.
— Мне нужно что-нибудь негорючее. Ты знаешь, о чём я.
— У жены есть какая-то чистящая жидкость. Та или не та, не знаю. Посмотрю. — И он посмотрел, используя мои
