Ночь Бармаглота - Фредерик Браун

Фредерик Браун

Ночь Бармаглота

Все стихи, предваряющие главы, взяты из произведений Чарльза Лютвиджа Доджсона, известного в Стране Чудес под именем Льюиса Кэрролла.

От переводчика

Все цитаты из «Алисы в Стране Чудес» и «Алисы в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла, используемые в книге, даются по второму варианту перевода Нины Демуровой (стихи в переводе Самуила Маршака, Дины Орловской и Ольги Седаковой), изданному в серии «Литературные памятники» в 1978 году, и не оговариваются в примечаниях.

Глава первая

Варкалось. Хливкие шорьки

Пырялись по наве,

И хрюкотали зелюки,

Как мюмзики в мове.

Во сне я стоял посреди Оак-стрит, а вокруг была тёмная ночь. Уличные фонари не горели; лишь бледный свет луны отражался на огромном мече, которым я описывал круги над головой, пока Бармаглот подкрадывался всё ближе. Он пыхтел вдоль тротуара, сгибая крылья и напрягая мускулы для последнего рывка; его когти щёлкали по камням, как матрицы по верстаткам линотипа. Затем, что удивительно, он заговорил.

— Док, — сказал он. — Вставайте, док.

Рука — не лапа Бармаглота — трясла меня за плечо.

И были ранние сумерки, а не тёмная ночь, и я сидел во вращающемся кресле за своим потрёпанным столом, глядя через плечо на Пита. Пит улыбался мне.

— Мы готовы, док, — говорил он. — Вам только надо вырезать две строчки из последней гранки, и мы готовы. Рано сегодня.

Он положил передо мной гранку, набранную всего одним шрифтом. Я взял голубой карандаш и вычеркнул две строчки так, чтобы получилось связное предложение, и Питу не пришлось бы ничего перенабирать.

Он подошёл к линотипу и выключил его, и вдруг в доме стало очень тихо, так тихо, что я слышал, как в дальнем углу капает вода из крана.

Я встал и потянулся, чувствуя себя недурно, хоть и немного сонным из-за того, что задремал, пока Пит отливал ту последнюю гранку. На этот раз, в этот четверг, «Гудок Кармел-Сити» рано готов к печати. Конечно, никаких настоящих новостей в нём не было, но ведь их и никогда не бывало.

И всего половина седьмого, и на улице ещё не стемнело. Мы закончили на несколько часов раньше обычного. Я решил, что это призыв к выпивке, здесь и сейчас.

В бутылке из моего стола хватало виски для одной доброй порции выпивки или двух поменьше. Я спросил Пита, не хочет ли он глотнуть, и он сказал, что нет, не сейчас, он подождёт, пока дойдёт до Смайли, так что я угостился как следует, как и надеялся сделать. И было вполне безопасно спрашивать Пита; он редко употреблял до конца дня, и, хотя моя часть работы была сделана, Питу предстоял ещё почти час трудов по механической части.

Напиток согрел меня под поясом, когда я подошёл к окну у линотипа и встал там, глядя в тихий сумрак. Пока я стоял, на Дубовой улице загорались огни. Я спал, видя во сне, что сплю?

На тротуаре через дорогу Майлз Харрисон колебался перед закусочной Смайли, как будто мысль о стакане прохладного пива соблазняла его. Я почти что чувствовал, как работает его разум: «Нет, я помощник шерифа округа Кармел, и у меня ещё есть работа сегодня вечером, и я не пью на службе. Пиво может подождать».

Да, его совесть, похоже, победила, раз он пошёл дальше.

Сейчас мне интересно, хотя тогда я, конечно, не задавался этим вопросом, знай он, что будет мёртв ещё до полуночи, не зашёл ли бы он за пивом? Думаю, так он и сделал бы. Я знаю, что он так сделал бы, но это ничего не доказывает, потому что я сделал бы это в любом случае; у меня никогда не было совести, как у Майлза Харрисона.

Позади меня, у аппарата, Пит вставлял последнюю гранку в первую полосу.

— Окей, док, всё сходится, — сказал он. — Мы готовы.

— Вращай прессы, — ответил я.

Просто манера говорить, конечно. Пресс был только один, и он не вращался, ведь это был вертикальный «Миле», который качался вверх-вниз. И даже не до самого утра. «Гудок» — еженедельная газета, выходящая по пятницам; мы набираем его в четверг вечером, а Пит запускает пресс в пятницу утром. Небольшой пробег.

— Идёте к Смайли? — спросил Пит.

Глупый вопрос; я всегда хожу к Смайли в четверг вечером, и обычно, закончив запирать набор, Пит присоединяется ко мне, по крайней мере, на какое-то время.

— Само собой, — ответил я.

— Тогда принесу вам вёрстку, — сказал Пит.

Пит всегда так делает, хотя я обычно только пробегаю её. Пит слишком хороший печатник, чтобы выловить за ним какие-нибудь серьёзные ошибки, а что до мелких опечаток, то против них Кармел-Сити не возражает.

Я был свободен, меня ждал Смайли, но почему-то я не торопился уходить. После тяжёлой работы в четверг это было приятно, и пусть вас не смущает тот короткий сон; я работал, стоя там и глядя на тихую улицу в тихих сумерках, и обдумывая интенсивную кампанию ничегонеделания, при помощи нескольких рюмок, на остаток вечера.

Майлз Харрисон, в десятке шагов от Смайли, остановился, повернулся и направился обратно. Хорошо, подумал я, будет с кем выпить. Я отвернулся от окна и надел пиджак и шляпу.

— Увидимся, Пит, — сказал я, спустился по лестнице и шагнул в тёплый летний вечер.

Я недооценил Майлза Харрисона; он уже выходил от Смайли, слишком рано, даже чтобы успеть быстро пропустить по одной, и вскрывал пачку сигарет. Он увидел меня и помахал рукой, дожидаясь под дверью Смайли и раскуривая сигарету, пока я пересекал улицу.

— Выпьем, Майлз, — предложил я.

Он с сожалением покачал головой.

— Хотел бы я, док. Но у меня работа. Знаешь, надо поехать с Ральфом Бонни в Нилсвилл получить его платёжную ведомость.

Конечно, я знаю. В маленьком городке все всё знают.

Ральф Бонни владел компанией «Фейерверки Бонни», совсем недалеко от Кармел-Сити. Они выпускали фейерверки, в основном большие, для ярмарок и городских выставок, продававшиеся по всей стране. И несколько месяцев в году, примерно до 1 июля, они работали днём и ночью, чтобы удовлетворить спрос 4 июля.

А Ральф Бонни что-то имел против Клайда Эндрюса, президента Городского банка Кармела,