Девятью Девять - Энтони Бучер
— То есть вы верите во все эти сказки про Древних?
— Верю? Дорогой мой лейтенант, я ими живу! — И Робин Купер пустился в пятиминутную проповедь о прелестях учения Древних, щедро пересыпанную восклицаниями и вздохами.
Мэтт подошел к окну и принялся изучать небогатую событиями уличную жизнь. Ребенок на трехколесном велосипеде, женщина с тяжелой хозяйственной сумкой, бородатым старик с трубкой, совершающий моцион. Все нормально, приятно, подлинно. Благословенный контраст с метафизической болтовней херувима. Но люди в Храме Света и защитники Агасфера в Першинг-сквер тоже были вполне нормальны. Пока не подпадали под власть желтых чар.
— Так как же можно не верить? — закончил Робин Купер. — Разумеется, даже вы, лейтенант, обрели бы мир и утешение, если бы серьезно отнеслись к учению Древних, вместо того чтобы насмехаться.
— У меня уже есть мир и утешение, спасибо, — ответил Маршалл. — Мои жена и ребенок дадут вашим Древним сто очков форы.
Мэтт вытащил пачку сигарет и предложил хозяину закурить.
— О господи, нет! — взвизгнул Купер. — Какая гадость! Разве вы не знаете, что человек должен обходиться без возбуждающих средств, если надеется когда-либо достичь более высокой ступени?
— Последователям Агасфера воспрещен табак?
— Да-да! И, разумеется, спиртное.
— А как насчет кофе?
— Агасфер его не одобряет. Но, боюсь, я пока еще не в силах полностью отрешиться от бренной плоти. Со временем, надеюсь…
— Куда вы пошли, — резко прервал Маршалл, — когда покинули Храм в понедельник вечером?
— Куда я?.. О! Вы опять об этих глупостях. Сейчас припомню. Разве я покидал Храм в понедельник вечером? Ну да, конечно. Встречался с типографом. Он прислал совершенно безобразную корректуру еженедельного Послания Света, и мне просто необходимо было разъяснить все поправки лично.
— Так. Вы часто имеете дело с этим типографом?
— О да. Он печатает все наши книги и буклеты…
— Понятно. Идемте, Мэтт. Думаю, здесь мы узнали, что могли.
— Вы уходите, лейтенант? Пожалуйста, останьтесь… вы оба. Если мы побеседуем еще немножко, я разъясню…
— Спасибо за угощение. Вы варите отличный крепкий кофе. Возможно, мы видимся не в последний раз.
— Я надеюсь! В нашей организации страшно не хватает настоящих мужчин вроде вас. Кстати, лейтенант…
— Что?
— Конечно, убийства нельзя не расследовать, но, по-моему, нужно знать меру…
— Что вы хотите сказать?
— У мистера Харригана было множество нелепых идей. Что Агасфер — вовсе не Агасфер, что кто-то управляет Храмом… как будто люди в силах управлять Древними! А теперь вы расследуете убийство Вулфа Харригана. Это должно произвести какой-то эффект, не правда ли? Вроде как подать пример?
— Вы намекаете…
— Короче говоря, лейтенант, на вашем месте я бы оставил Храм в покое. — Голос херувима звучал по-прежнему непринужденно, но уже без трепета. В нем слышалась холодная решимость.
— Копы, которых легко испугать, не дослуживаются до лейтенанта, — спокойно ответил Маршалл. — Не кривите личико и не разыгрывайте передо мной страшилище. Топайте ногами сколько угодно, ничего не выйдет.
— Так и знал, что вы неправильно поймете, лейтенант, — в томном отчаянии произнес Робин.
— Какого черта, — спросил Мэтт, как только они сели в машину, — вы оставили в покое нашего славного приятеля?
— А что проку?
— Мне даже не пришлось говорить: “Это ты!”
— Харриган все испортил. Робин успел придумать, куда ходил в понедельник. Если типограф получает много заказов от Храма, то подтвердит любую историю, которую им вздумается сочинить. Но мистер Купер не перестал меня интересовать. Скажу больше, я прямо-таки очарован нашим милым маленьким Робином.
— Однако, лейтенант! — произнес Мэтт, подражая щебечущему голосу херувима.
— Отличный спектакль. Превосходный спектакль. Но все-таки это спектакль, и в конце концов он себя выдал. Купер — не экстатический приверженец Древних. Он знает, что делает, и, если моя догадка верна, пользуется немалым влиянием в Храме.
— Вы так думаете?
— Дурацкая привычка всякого нормального мужчины — не принимать всерьез ничего сказанного или сделанного обладателем женоподобной внешности. Ты думаешь: “Фу, гомик, ну его к черту”. Они неплохо выбрали подставное лицо. Наш Робин — толковый парень.
— Думаете, он и есть тот серый кардинал, которого пытался обнаружить Вулф Харриган?
— Может быть. Или же посредник между ним и Агасфером. Вы ведь заметили пепельницу?
Мэтт кивнул. Херувим не курил. Джозеф, который незадолго до того вышел из комнаты, предпочитал сигары. Но в пепельнице, помимо сигарного окурка и пепла, лежали несколько сигарет, едва начатых и согнутых пополам.
Глава XVII
Конча Харриган остановилась у мемориального креста в начале Ольвера-стрит.
— Что, мы здесь и будем ужинать? — спросил Мэтт.
Девушка приуныла.
— А вам не нравится?
— Когда-то нравилось. Поначалу идея была отличная — выстроить в самом центре города маленькую мексиканскую улочку и поддерживать традиции национального меньшинства. Ну да, здорово. Но с тех пор Ольвера-стрит просто задавили туризмом и художественными претензиями. Вы только посмотрите. Один сплошной сувенирный магазин, затейливый как черт знает что. Да, несколько мексиканцев держат тут свои лавочки и зарабатывают деньги, а что представляет собой остальное население? Сплошь туристы из Айовы и длинноволосые пижоны, пятьдесят на пятьдесят.
— Иными словами, — сказала Конча, — единственная разновидность туристов, которым следует угождать, — это такие, как вы.
— Дитя мое, у вас чертовская манера говорить правду самым нелестным образом. Да-да, у туристов из Айовы и у длинноволосых красавчиков столько же прав, сколько и у меня. Но Ольвера-стрит я все-таки не полюблю.
Конча оглядела улицу, тесно застроенную причудливыми домами.
— Наверное, в чем-то вы правы. Все получилось совсем по-другому, нежели задумывали. Моя мама входила в комитет планировки — как представитель семейства Пелайо. Видимо, поэтому мне здесь так нравится. На Ольвера-стрит я не Харриган, а Пелайо. Так правильнее. Но если вы хотите пойти в другое место…
Мэтт коснулся ее руки в перчатке.
— Нет-нет, можно и тут, если кто-нибудь из семейства Пелайо покажет мне местные красоты.
— Спасибо. Вы такой хороший.
Они зашагали по неровной мостовой. На Ольвера-стрит был воспрещен въезд транспорта, вокруг стояли бесчисленные сувенирные ларьки. Перед Мэттом тянулась нескончаемая вереница пепельниц в форме сомбреро, с надписью “На память о старом Лос-Анджелесе”.
— Потом на них будут рисовать Попая1, — сказал он.
— Нам сюда. — Конча остановилась перед верандой на правой стороне улицы.
Моряк Попай — персонаж комиксов и мультфильмов, особенно популярных в 1930-е ГОДЫ.
На веранде тесно стояли простые, накрытые клеенкой столы, табуреты и скамьи, угольная печь, висела разнообразная кухонная утварь. Стены были украшены двумя литографиями — с изображением Девы Марии Гваделупской и Франклина Рузвельта. Слепец у входа неспешно перебирал струны арфы, в углу сидели с пивом и тако трое мексиканских крестьян.
С появлением Кончи кафе оживилось. Хозяйка
