Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит» - Энтони Бучер

Я мог понять столь внезапную неприязнь к этому человеку. Доктор Фарнкрофт, полагаю, был среднего роста, но производил впечатление крупного и дородного человека. Отчасти виной тому была, без сомнения, его чёрная борода, а отчасти — грозно нахмуренные брови. Со странной любезностью сдержанной жестокости он дал мне заговорить первым, усевшись на пол рядом со своим чёрным саквояжем.

— Оставьте его со мной, — сказал я сержанту.

— Оʼкей, если вы так хотите. Но скажите только слово…

Сержант удалился, сверля спину моего посетителя жаждущим действия взглядом.

Лишь когда сержант вышел, доктор Фарнкрофт взорвался.

— Я вас знаю! — заорал он на молодого человека. — Вы были в жюри. Ну, вердикт — смерть по естественным причинам, нет? Нет? — громко повторил он.

Молодой человек молчал, пока доктор Фарнкрофт не повторил свой вопрос в третий раз, а затем ответил всего лишь:

— Ещё раз будете?

Проигнорировав это, знаток рептилий повернулся ко мне.

— А вы, суетливый хлопотун, вам это зачем? Зачем вы сидите здесь и совещаетесь о том, что вас не касается?

Я чувствовал, что не могу сделать ничего лучшего, чем подражать Холмсу в аналогичной ситуации, когда к нему вторгся доктор Гримсби Ройлотт.

— Что-то не по сезону тёплая погода нынче, — перефразировал я.

— Что вы узнали от этого юного идиота? — гневно потребовал он.

— Впрочем, — невозмутимо продолжал я, — я слышал, крокусы будут отлично цвести.

Доктор Фарнкрофт шагнул вперёд так, словно его угроза должна была обратиться из словесной в физическую. Молодой человек встал впереди меня, держа свою утяжелённую палку наготове.

— Не шутите со мной! — сорвался на крик доктор Фарнкрофт. Он схватил палку обеими руками и, держа её в воздухе и даже не опирая на колено, переломил надвое.

— Вот! — вопил он. — Смотрите, как бы мне не пришлось сделать то же с вами.

Он нагнулся, чтобы поднять сумку, но, похоже, с ручкой там были какие-то проблемы, так что он оставался согнутым несколько секунд, разрушив, увы, этим весь драматизм своего ухода.

— Вот, — сказал молодой человек. — Миленький номерок, не правда ли?

— Он не тот противник, какого я бы выбрал, — признал я. — Это опасный человек. Но я уже встречал опасных людей прежде. Были те, кто не ручался за мою жизнь, когда они выйдут из тюрьмы; и всё же, как видите, я здесь.

— Как вы думаете, что нам делать?

— Если вы дадите мне время, я поразмыслю над этим вопросом и, возможно, посоветуюсь со своими коллегами и с молодым детективом Джексоном, который мне кажется sympathisch.[90] Если вы назовёте мне свои имя, чтобы я мог вновь связаться с вами…

Он широко ухмыльнулся.

— Можете, если хотите, звать меня Джон ОʼДаб.

— Джон ОʼДаб! — начал я. — Но это…

— Создатель лихого джентльмена-авантюриста, достопочтенного Дерринга Дрю. Конечно. Это я, и, если хотите, я могу это доказать. Но, вследствие многих причин, это в значительной степени секрет, и не будем в это вдаваться. Возможно, вам лучше звать меня Ларри Гарган.

— Мой друг мистер Эванс… — вновь начал я.

— Знаю. Проехали. Это длинная история.

С усилием мне удалось совладать со своим любопытством.

— И где я могу вас найти?

— Точно не знаю. Я сейчас на вольных хлебах. Вот что — я позвоню вам завтра-послезавтра, если милый доктор не исполнит своих угроз, и узнаю, что вы решили. И надеюсь, всё получится. Эта Флоренс кажется милой девчонкой, а если мы не предпримем побыстрее какие-то шаги, доктор Фарнкрофт может попробовать ускориться сам.

Он повернулся к двери. Мои глаза, проследив за ним, увидели на полу странный предмет. Я сейчас несколько миопик (близорук, так, кажется, вы говорите), и для меня это было всего лишь неясное чёрно-оранжевое с розоватым отливом пятно.

— Он действительно любопытный человек, ваш доктор Фарнкрофт, — сказал я. — Видите, что он оставил — странный бисерный мешочек, не правда ли? Кто бы мог подумать, что столь энергичный человек носит с собой…

Я наклонился, чтобы рассмотреть этот предмет повнимательнее. Имея примерно пятнадцать дюймов в длину и шириной в два-три дюйма, он был украшен странным бисерным узором, словно индейской работы. Когда я протянул руку поднять его, он шевельнулся.

И тут Ларри Гарган оттолкнул меня назад.

— Вы, чёртов дурак! — закричал он. — Разве вы не видите!..

И я увидел. То, что мне казалось мешочком, вызвало у меня внезапное, невыразимое отвращение, когда я понял, что оно живёт и движется. И оно двигалось — медленно, вяло, но неумолимо — по полу от двери к нам. В тот момент я не знал, что это может быть; но каким-то инстинктом я чувствовал, что этими кропотливыми движениями усердно продвигается смерть.

— Палка теперь слишком короткая, — бормотал мой спутник. — В том, чтобы её сломать, был смысл, не только хвастовство. Проклятый злодей; должно быть, так он и… мне следовало бы носить пистолет.

Я беспомощно пятился от существа, почти что понимая басню о кролике и змее. Потом моя нога наткнулась на ковёр. Ковёр выскользнул. Я растянулся на полу и обнаружил, что мои открытые глаза смотрят в невыразимо уродливое лицо существа, отстоящего от моего носа лишь на два дюйма. Это произошло. Я не мог даже открыть рта. Меня охватил паралич чистого ужаса.

Затем раздался глухой треск, и перед лицом своим я увидел два тяжёлых башмака. Одним прыжком Ларри Гарган обрушился на существо, выдавив из него его злую жизнь.

Он помог мне встать и толкнул обратно в кресло.

— Тут есть выпивка? — потребовал он. — Вам пригодится. И, видит бог, мне тоже.

Я указал, всё ещё не в силах заговорить, на нужный ящик комода. Он вручил мне бутылку, и когда я сделал долгий, столь необходимый Schluck,[91] он тоже выпил.

— Не думаю, — проговорил он, — что вы знаете, что это за зверушка милого доктора напала на нас?

Я покачал головой.

— Heloderma suspectum, говоря языком доктора. Самый мерзкий зверь, когда-либо взращённый жарким солнцем на пустынях Аризоны. Единственная ядовитая ящерица, известная человечеству… и слава богу! Короче говоря, мистер Федерхут, вы только что спаслись от хилы-монстра.[92]

Он в последний раз отпил из бутылки, отмахнулся от всех моих заверений признательности и ушёл.

Несколько минут я недоверчиво сидел в кресле. Всё это поразило меня даже сильнее, чем события прошлой ночи. Я не мог в это поверить. В комнате снова настала тишина, солнце дарило мне сквозь окна тепло и уют, в руке покоилась бутылка любимого Schnapps, всё было как положено.

Но на полу передо мной лежали сломанная трость и раздавленные остатки бисерного