Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит» - Энтони Бучер
* * *
— Сначала доказательства, — сказал лейтенант Джексон. — Ещё одна история, которую достаточно легко проверить. Хинкль сейчас не на дежурстве, но я могу получить от него описание этих людей завтра. А трость и хила?
— Я оценил, Herr Leutnant, их доказательную ценность — хотя это доказательство неведомого мне, если только я не решу предъявить доктору обвинение в покушении на убийство. Я передал эти предметы на попечение сержанта Хинкля.
— И он передал их мне, лейтенант, — заговорил сержант Ватсон. — Они заперты в чулане в прихожей, а ключ у меня здесь.
— Хорошо. Теперь…
— Один момент, лейтенант, — раздался протяжный голос Харрисона Ридгли. — Живописный ужас этого покушения на убийство, конечно, завораживает. Но меня больше интересуют два других пункта. Один из них — связь Эми Грант с Уорром. Вы помните это дело Грант?
— Нет, — сказал Джексон. — Но это неудивительно, учитывая вердикт о смерти от естественных причин. Полагаю, департамент просто не заинтересовался.
— Но вы можете проверить записи?
— Завтра займусь. Что вас ещё беспокоит?
— Что же это может быть, как не необычайное утверждение молодого человека, что он — Джон ОʼДаб? Мы вполне можем скрывать здесь в нашей избранной группе убийцу; но с эстетической точки зрения ещё более ужасает мысль, что мы скрываем самозванца.
Джонадаб Эванс оказался в центре внимания, как никогда в жизни. Мягкий невзрачный человечек встал и, запинаясь, нерешительно начал:
— Уверен, все вы поймёте…
— Выражайтесь яснее, мистер Эванс, — увещевал его Федерхут с властностью судьи. — Мой друг был прав? Он — Джон ОʼДаб?
— Ну… — проговорил Джонадаб Эванс, — он… В некотором смысле можно сказать… На самом деле — да.
Ридгли рассмеялся — высоким, неприятным смехом.
— Мышь зашевелилась, — выдохнул он. — Кто бы мог подумать, что у старика столько смелости? Наш милый кроткий малыш Душа-в-Пятках — первоклассный мошенник!
— Нет, прошу вас. Это совсем не так. Это… О боже! Знаете, миссис Хадсон, если вы… Спасибо, — и Джонадаб Эванс, изумив всех, глотнул неразбавленного виски. Следующая пара фраз безнадежно скрылась за приступами удушающего кашля. — Понимаете, — продолжал он, — я знал Ларри, когда тот вёл физкультуру в старой доброй военной академии Сэмпсона — школе, где я преподавал. Он показал мне свой роман. Тот был захватывающим, но, бог мой, как же плох он был! Я взял его и сохранил весь сюжет и ключевые ситуации, но я… я, можно сказать, перевёл его на английский язык. Мы подписали его «Джон ОʼДаб» от моего имени Джонадаб и продали. Затем Ларри снова исчез; он никогда не мог оставаться на одном месте. Но, где бы он ни был, он постоянно присылает мне романы, а я беру их скелет и окутываю новой плотью. И это неплохо работает. Так что в каком-то смысле, полагаю, он — Джон ОʼДаб в той же степени, что и я. Я написал несколько книг без него, но они были не столь успешны. Теперь вы всё знаете.
Он повесил голову и выглядел совершенно растерянным.
Смех Морин был сладок и сочувствующ.
— Ну же, — промолвила она. — Это всё совсем не так ужасно.
— Но мне так нравилось, когда люди думали, что я придумал все те захватывающие вещи, что проделывает Дерринг, — слегка улыбнулся он.
— И это, — презрительно проговорил Харрисон Ридгли, — Страшная Тайна. Бог мой! — эхом повторил он задумчивую интонацию мистера Эванса. — Если вы достаточно оправились от потрясения, вызванного этим ужасным разоблачением, мистер ОʼДаб, вы могли бы внести свой вклад в повествования этого дня. А затем, если нам удастся выманить оскорблённого медика из его угрюмого убежища, мы приступим к их полноценному обсуждению.
Глава 15
Приключение с русской старухой,
повествование Джонадаба Эванса
После пугающе позднего завтрака (я употребляю слово «пугающе», поскольку суровая жизнь в частной школе приучила меня к распорядку дня, более подобающему батраку, нежели цивилизованному человеку пера) я удалился в свою комнату и провёл несколько тихих часов в тщетной попытке расшифровать последовательность цифр, найденную в портфеле Стивена Уорра. Цепочка рассуждений, с помощью которой я пришёл к тому, что представляется мне её тайной, до сих пор кажется мне безупречной, и я хотел бы обсудить с вами этот пункт подробнее после того, как теперешняя цепочка повествований будет завершена; но в данный момент важно что, что я пребывал нигде.
Я был полностью поглощён своей проблемой. Впрочем, я слышал какой-то шум в холле, которым, как я теперь понимаю, было явление доктора Ройяла Фарнкрофта; но я не уделил ему внимания. Ничто не отвлекало меня, пока я внезапно не осознал, что голоден.
Распорядок дома пришёл в такое расстройство, что время ланча не было точно назначено; но я был уверен, что если хоть немного покопаться на кухне, я найду что-то, что удержит мои муки до обеда. Я вошёл на кухню, ожидая найти её пустой или, самое большее, занятой лишь миссис Хадсон; но вместо того я увидел перед собой самую прекрасную копну русых волос, какую я только видел у мужчины.
Этот мужчина был среднего роста — то есть, на дюйм-другой выше меня, — и был одет в чёрный костюм, и поначалу дешёвый и тусклый, а по прошествии многих лет ставший вовсе непривлекательным. Но эти длинные, авессаломовские,[93] густые русые локоны, пышно и роскошно ниспадавшие на плечи, придавали ему необычайное изящество, которого не могла уничтожить никакая одежда. Лица его я видеть не мог, но сразу почувствовал, что этот человек был Присутствующим — могущественной силой, неизбежно господствующей в комнате, в которой пребывает.
Миссис Хадсон стояла перед ним. Её яркий резиновый кухонный фартук, имеющий, кажется, оттенок тёртой малины, выглядел в его присутствии облачением послушницы. В её руке был венчик для взбивания яиц, превратившийся, поддерживая иллюзию, в кропило для разбрызгивания святой воды. На столе рядом с ней стояла миска с не до конца взбитыми яйцами, о которых она забыла, слушая мужчину в блестящем чёрном костюме. Она заметила меня через плечо Авессалома.
— О, мистер Эванс, — сказала она. — Входите. Возможно, вы сможете нам помочь. Мистер Эванс, — пояснила она, — живёт здесь в доме.
Авессалом обернулся и оценил меня.
— Это не тот человек, — медленно проговорил он, тяжёлым голосом, почти неразборчиво.
Облик его спереди оказался неожиданным. Высокий лоб, глубоко сидящие, блестящие глаза, тяжёлый, почти крючковатый нос — всё это я мог представить, да и длинная борода, спадающая до самой талии, не была сама по себе чем-то столь уж непредвиденным. Но борода эта была чисто-белой, столь же гладкой и
