Часы смерти - Джон Диксон Карр
– Если вы очень любите ее, – сказал доктор Фелл с неожиданной резкостью, – объясните, на что вы постоянно намекаете.
– У нас были некоторые трудности с ней, когда она была ребенком… – Карвер взял себя в руки. Взгляд его изменился. Жесткая практичность, которая иногда проскальзывала в его манерах, вытеснила выражение озабоченности, он заговорил сухо и отрывисто: – Меня беспокоит ложь или искажение правды. Не потому, что я вообще против лжи. Просто это впоследствии нарушает мое душевное равновесие. Назовем это эгоизмом. – Он хмуро улыбнулся. – Я солгал вчера ночью, но сказал правду сегодня утром, и я сказал все, что мне известно. Я не собираюсь ничего добавлять к сказанному, и я не думаю, что какие бы то ни было уловки помогут вытянуть из меня то, о чем я не хочу говорить. Если вас действительно интересует моя коллекция, я с удовольствием покажу ее вам. В противном случае…
Доктор Фелл изучал его взглядом. Повернув голову, он смотрел на Карвера немного через плечо. На его лбу залегла глубокая морщина, в остальном же лицо казалось бесстрастным, почти скучным. В белой комнате его черный плащ выглядел совсем огромным. Фелл стоял, держа сигару с обрезанным кончиком в одной руке и незажженную спичку в другой. Так он простоял не меньше двадцати секунд, и у Мельсона появилось чувство, будто назревает что-то жуткое и взгляд маленьких глаз, помаргивающих из-под очков, несет с собой ужас. Затем – настолько неожиданно, что Мельсон вздрогнул, – раздался треск и шипение вспыхнувшей спички, которую доктор Фелл зажег, чиркнув ногтем большого пальца по головке.
– Позвольте, я дам вам прикурить? – шутливо прогудел он. – Да, меня очень интересует ваша коллекция. Вот те водяные часы, скажем…
– A, clepsydrae! – Карвер пытался исправить тяжелое впечатление от затянувшегося молчания. Он опять облекся, как в халат, в свое сдержанное достоинство и с готовностью показал на стеклянные шкафчики. – Если вас интересуют ранние способы измерения времени, то вся история этого процесса начинается с них. И чтобы понять эти способы, вы не должны забывать о единицах времени, которыми пользовались древние. Персы, например, делили день на двадцать четыре часа, начиная отсчет с восхода солнца. У египтян день длился двенадцать часов. У браминов система отсчета времени была более сложной. Это, – он коснулся шкафчика, в котором хранилась большая металлическая чаша с отверстием в центре, – это, если только это не подделка, должны быть одни из старейших часов, существующих сейчас в мире. Брамины делили день на шестьдесят часов по двадцать четыре минуты в каждом, и это был их Биг-Бен[24]. Чаша помещалась в резервуар с водой в каком-нибудь людном месте, рядом вешался огромный гонг. Ровно через двадцать четыре минуты чаша тонула, и в гонг ударяли, чтобы возвестить о прошедшем часе.
Это самый примитивный способ. Все они до изобретения маятника состояли в регулировании потока воды, который заставлял предмет тонуть, проходя вдоль ряда насечек, помеченных соответствующими цифрами, – он указал на приспособление, привлекшее внимание Мельсона еще вчера ночью: вертикальная стеклянная трубка с римскими цифрами, вырезанными на доске, и сальной лампой на одном плече, – как здесь; это ночные часы, в которых лампа должна была гореть постоянно. Они восходят к началу семнадцатого века – работа Джехана Шермита – и, вероятно, имеют такое же устройство, как те, которые упоминает Пепис, описывая комнату королевы Екатерины в тысяча шестьсот шестьдесят четвертом году.
Педантичный пытливый ум Мельсона опять заработал. Он видел, что по какой-то причине доктор Фелл поощряет рассказы Карвера о своем хобби, и поддержал его.
– Водяные часы, – поинтересовался он, – использовались так поздно? Я всегда связывал их главным образом с древними римлянами. Где-то есть упоминание о том, как при слушании дела в суде или во время дебатов в сенате, где строго выдерживался регламент, водяные часы тайно регулировались так, чтобы говоривший располагал большим или меньшим временем.
Теперь энтузиазм захватил Карвера целиком. Он потер руки:
– Совершенно верно, сэр. Совершенно верно. Этот трюк проделывали с помощью воска… Но clepsydrae со всей определенностью использовались вплоть до тысяча семисотого года. Я должен пояснить, что, хотя примитивная форма нашего современного часового механизма была известна еще в четырнадцатом веке, к середине семнадцатого обозначилось возрождение огромного интереса к clepsydrae – пусть даже всего лишь как к занимательным игрушкам. О, они всегда стремились вперед, те люди! В механике и химии они смыслили уже как гениальные дети. В те годы Королевское общество делало первые, пока робкие, на ощупь, шаги к паровому двигателю; у нас появилась трутница, сигнализация от ворот, меццо-тинто, капли принца Руперта…
Вот эти часы, к примеру. – он показал на раму с циферблатом и одной только стрелкой, к заднему концу которой на цепочке был подвешен латунный цилиндр. – Я знаю, что эти – подлинные. По мере того как падает уровень воды в этом цилиндре, его уменьшающийся вес заставляет стрелку передвигаться со строго определенной скоростью. Эти часы сделаны в тысяча шестьсот восемьдесят втором году, но, если вы хотите увидеть просто хитроумный механизм, они покажутся вам неинтересными. Возьмите для сравнения часы, работающие на пару, которые сейчас выставлены в Гилдхолле…
– Извините, минутку, – вмешался доктор Фелл. – Хумп-ф, кха. Вы, похоже, сомневаетесь в аутентичности большинства собранных здесь вещей. Хотелось бы взглянуть на подлинные работы в вашей коллекции. Карманные часы, например.
Энтузиазм Карвера к этому моменту достиг требуемого уровня.
– Карманные часы! – воскликнул он. – А, вот здесь мне есть что показать вам, джентльмены! Та-ак, посмотрим. Обычно я этого не делаю, по крайней мере для людей незнакомых, но, если вы желаете, я открою свой сейф, и вы увидите кое-какие подлинные сокровища. – Его глаза скользнули на стену вправо от входа – тот же самый взгляд, вспомнил Мельсон, который Карвер инстинктивно бросил, появившись здесь прошлой ночью. Его лицо несколько потемнело. – Полагаю, вы должны помнить при этом, что жемчужина моей коллекции отсутствует, хотя и продолжает оставаться под той же крышей…
– Часы, которые вы продали Боскомбу?
– Часы-череп Морера, да. У меня есть еще одни, той же модели и столь же совершенные с точки зрения мастерства исполнения, но они не стоят и десятой доли первых с их подписью и историческими ассоциациями. Вы должны увидеть их, доктор. Боскомб с удовольствием вам их покажет.
Доктор Фелл нахмурился.
– К этому я и веду. Меня чрезвычайно интересуют эти часы, потому что мне кажется, что по их
