Лондонский туман - Кристианна Брэнд

— Чарлзуэрт мог бы сказать, что это была комбинация двух факторов, — пожал плечами Кокрилл. — Тедвард не стал бы убивать Роузи, даже спасая собственную шею, потому что любил ее. Но перестав любить Роузи, он мог ее убить.

— Да, но его шея тут ни при чем. — Томас взял счет, посмотрел на него и отложил, так и не поняв, что означают эти цифры. — Все, что могла сказать Роузи, это что Тедвард вошел в дом раньше ее — иными словами, что он мог убить Верне. Это не означало приговор — полиция должна была создать против него дело, которое все равно бы сварганила, так как даже если бы Роузи заявила, что они вошли в дом вместе, никто бы не стал полагаться на ее слова. — Он снова взял счет и на сей раз полез в карман за пачкой скомканных купюр, которая соответствовала его понятиям о ношении денег. — Роузи, не задумываясь, солгала бы ради Тедварда, если бы захотела. Она никогда не позволила бы ему пройти через это, начала бы противоречить сама себе и спасла бы его. Ей бы это удалось — она могла бы «вспомнить», что Тедвард вошел в дом всего на долю секунды раньше нее, или наврать что-нибудь о звонке, что сделало бы трюк с телефоном невозможным. — Официантка принесла сдачу, Томас бросил пару монет на тарелку и поднялся. — Что бы ни заставило Роузи сказать такое о Тедварде в последнюю минуту, она бы в конце концов все равно солгала, чтобы спасти его. — Он надел пальто. — Пошли — мы опаздываем. — Остальные собирались еще пять минут.

Судья Риветт посмотрел на часы в своей комнате напротив зала суда и потянулся к «невротической шкатулке». В коридоре обвинитель, защитник и их коллеги тщательно поправляли парики, чтобы ничто не мешало пробыть в них два часа: недавно их предупредили, что привычка снимать и надевать парики в зале суда является дурным тоном. Публика на галерее толкалась и вытягивала шеи, а внизу модно одетые леди с трудом протискивались на сиденья. Присяжные, разбившиеся на отдельные группы во время ленча, гуськом возвращались на свои места. Кокрилл, Мелисса и старая миссис Эванс возобновили утомительное ожидание в коридоре, а Матильда заняла прежнее место в зале. Пристав стоял наготове рядом с Томасом, ожидавшим возвращения на свидетельское место. Надзиратель на скамье подсудимых собирался подать сигнал Тедварду подниматься по узкой лестнице, как будто дело происходило на стадионе перед началом соревнования. Три громких стука возвестили о появлении судьи — суд поднялся, поклонился и сел снова. Тедвард начал подниматься, а Томас направился к свидетельскому месту. Сэр Уильям, держа в руке пачку бумаг, зацепил одной ногой скамью позади и задал очередной вопрос, как будто предыдущий прозвучал всего минуту назад. Снаружи январские сумерки медленно опускались на огромный купол, продавцы газет писали красным мелом на рекламных табличках: «ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ НА МЕЙДА-ВЕЙЛ: МИССИС ЭВАНС ДАЕТ ПОКАЗАНИЯ», а у входа собралась небольшая толпа в надежде узнать ее по газетным фотографиям, когда она будет спускаться на тротуар, или увидеть, как откроются большие черные ворота и темный закрытый фургон повезет убийцу и других преступников назад в тюрьму. Вообще-то, такому незаурядному злодею следовало бы выделить отдельный автомобиль со шторками на окнах, скользящий по переулкам к Брикстону, но зрители не были в этом уверены и, на всякий случай, рассказывали дома, что «видели убийцу». Мама, папа и маленькая Руби были в восторге, и это давало тему для разговора после скучного рабочего дня.

Глава 16

— Мы как десять негритят, Мелисса, — сказала старая миссис Эванс, сидя на скамье в коридоре, усталая и замерзшая. — Остались только ты и я. «Один изжарился — другой остался одиноким», — процитировала она, задумчиво добавив, что в Америке это называют не «изжариться», а «испечься».

— Что называют «испечься»? — рассеянно переспросила Мелисса, слишком напуганная предстоящим испытанием, чтобы внимательно следить за словами чокнутой старухи.

— Подвергнуться перекрестному допросу, — объяснила миссис Эванс.

— Это не страшно, если говоришь правду, — отважно заявила Мелисса.

— Всю правду и ничего кроме правды.

— И если вам нечего скрывать.

— А кому в этом мире нечего скрывать?

— Например, вам, миссис Эванс, — польстила ей Мелисса.

Старуха посмотрела на свои кольца, поблескивающие бриллиантами и сапфирами, и переменила тему.

— Как ты думаешь, Мелисса, кто убил этого человека?

Мелисса пожала плечами.

— Полиция утверждает, что доктор Эдвардс. Разве этого не достаточно?

— Для меня — нет, — ответила миссис Эванс. — Еще недавно они говорили, что это сделал Томас, но ведь это не так, верно?

— Тогда кто остается? — спросила Мелисса. Она принесла с собой журнал, надеясь, что ей дадут спокойно его почитать и, когда она приняла решение относительно своего плана кампании, выбросить грядущее испытание из головы вплоть до самого его начала. Однако, сидя на жесткой холодной скамье рядом со стеклянными дверями, за которыми судили невиновного, казалось недостойным читать разную чепуху о девушках, выходящих замуж за своих боссов, и графинях, улучшающих цвет лица. — Но ведь это не имеет значения, так как они не осудят доктора Эдвардса, не так ли?

— Почему не осудят? — резко спросила миссис Эванс.

— Вы же только что сказали, что не верите в его виновность.

— Дитя мое, кого заботит, во что я верю? Я ведь не одна из присяжных, и, как ты сама сказала, кто остается?

— Для присяжных — все остальные, — отозвалась Мелисса. — Им ничего о нас не известно.

— Они ведь читали газеты. Я знаю, что им велели «выбросить это из головы», но это невозможно. Они не могут забыть, что полиция с самого начала считала это «внутренней работой» и что оставшихся подозреваемых можно пересчитать по пальцам на руке! Разумеется, они читали о том, что Томаса обвинили и освободили и что я с моим артритом не могла ударить человека по голове, поэтому остаетесь только ты и Матильда. И они все знают о твоем алиби с этим бельгийским принцем. Хотя нет, кажется, он поляк. Он так и не объявился, верно?

Мелисса сердито повернулась к ней.

— Что вы имеете в виду?

Миссис Эванс выглядела