Часы смерти [Литрес] - Джон Диксон Карр
Мельсон взял шляпу и заторопился вниз.
Проходя мимо номера 16, он бросил на дом быстрый взгляд, испытывая чувство вины. В утреннем свете белые колонны и философически спокойный фасад красного кирпича производили иное впечатление, настолько далекое от ужасных событий прошлой ночи, что он почти ожидал увидеть Китти, с беззаботным видом подметавшую крыльцо. Но шторы были плотно задернуты, и дом безмолвствовал. Прогоняя от себя желание тут же заняться разгадыванием этой загадки, Мельсон свернул на грохочущий автомобилями Холборн и десять минут спустя уже поднимался в скрипучем лифте отеля «Диккенс», расположенного почти напротив Британского музея. Из-за двери в комнаты доктора Фелла доносились звуки яростного спора, из чего Мельсон заключил, что Хэдли уже прибыл.
Доктор Фелл сидел в огненно-красном махровом халате, меланхолически поглощая один из самых обильных завтраков, какие Мельсону когда-либо приходилась видеть. Хэдли, позвякивая ключами в кармане, задумчиво смотрел в окно на праздную толпу, уже собиравшуюся у ворот музея.
– Для человека, который живет в Кройдоне, – заметил Мельсон, – вы приехали на работу удивительно рано.
Хэдли был не в настроении.
– То, что осталось от ночи после половины пятого, – проворчал он, – я провел в Ярде. Этот толстяк, который на ваших глазах уничтожает тонны яичницы с ветчиной, сбежал, свалив на меня всю грязную работу. Если этот кофе вы наливаете для меня, сделайте его погорячее и покрепче.
– Я должен был все обдумать, – невозмутимо ответил доктор Фелл. – Если вам этот процесс незнаком, могли бы, по крайней мере, рассказать, что вы сделали. Я сейчас – как вы прошлой ночью: мне нужны факты, а не брюзжание. Что там произошло?
Хэдли передал чашку кофе Мельсону и взял одну себе.
– Ну, во-первых, мы обыскали комнаты всех женщин в доме. Ничего не нашли. Правда, ни Хамлер, ни я почти ничего не смыслим в этом деле, поэтому на результаты не стоит особенно полагаться. Вот в Скотленд-Ярде у меня есть один парень – первоклассный специалист по обыску. Сегодня утром я направлю его туда. Эти леди теперь так внимательно присматривают друг за другом, что если у одной из них и спрятано что-нибудь, ей не удастся тайком избавиться от этого предмета. Все равно…
– Вы обыскали также и комнату мадам Стеффинз?
– Да, уже в самом конце. Остальные подняли такой страшный шум, что, я думаю, это напугало ее. Она разразилась слезами, сказала, что мы можем делать все, что нам угодно, и под конец спросила, почему я сразу не перерезал ей горло. С тех пор я все думаю, почему же действительно… А открыть вам причину, по которой она устроила весь этот бедлам? В нижнем ящике бюро у нее были спрятаны две порнографические книжонки. Я притворился, что не заметил их, и после этого все пошло гладко.
– Возникли какие-нибудь проблемы с миссис Горсон и горничной?
Хэдли хмыкнул:
– Нет, если говорить об осмотре их вещей. Девушка едва не закатила истерику, когда узнала, что было совершено убийство, но миссис Горсон сумела ее успокоить. Мне нравится эта женщина, Фелл, с ней все в порядке… вот разве что она никак не могла оставить эти свои манеры леди из готического романа, и мне пришлось выслушать от нее немало философских замечаний о жизни и смерти. Как бы то ни было, она с готовностью помогала мне при обыске ее комнаты: достала все свои старые театральные фотографии, показала мне написанные ею стихи (ими можно было бы набить маленький сундук) с пометками на полях о предвзятости издателей. Если не ошибаюсь, она написала роман в трех томах и послала его в крупнейшую издательскую фирму в Лондоне, так вот они, отвергнув книгу, подло украли у нее сюжет и написали все сами, что является доказанным фактом, поскольку героиню звали так же, как и у нее, и роман разошелся миллионным тиражом… Признаюсь, я уже чувствовал, что схожу с ума… – Он глубоко вздохнул, рассеянно позвенел ключами и добавил: – Кстати, относительно вещей миссис Стеффинз, я отметил одну довольно странную деталь, но забыл вам о ней сказать. Не думаю, чтобы это было существенно, но после всей чехарды с золотой краской…
– Да? – произнес доктор Фелл, с любопытством поглядев на него.
– Я осмотрел тюбики с красками, которыми она работала. Тюбик с золотой оказался почти совсем сплющенным, словно она или кто-то другой случайно надавил на него всей ладонью. Знаете, так иногда делают с тюбиком зубной пасты, и пробка вылетает, как из пушки. Она утверждала, что не делала ничего подобного, по ее словам, тюбик выглядел совершенно обычно, когда она пользовалась им в последний раз… – В этой точке рассказа доктор Фелл замер, не донеся до рта нагруженную вилку, и его глаза сузились. Хэдли продолжал: – Как бы то ни было, большого значения это не имеет. Краска, следы которой мы нашли на дне тазика, и краска на стрелке часов не имеют ничего общего. Сержант Хампер – когда-то он начинал как маляр и поэтому считает себя специалистом в этой области – вчера ночью поклялся, что это так. Сегодня утром я получил подтверждение: одна представляет из себя масляную краску, вторая – эмаль. Так что тут все чисто. Но Стеффинз продолжала стенать по этому поводу весь остаток ночи. Избави меня господи, – яростно загрохотал он, – еще хоть раз расследовать дело, в котором замешано слишком много женщин! И в заключение, для полной приятности, возникли проблемы со Стенли; правда, с ним я, по крайней мере, знал, как справиться.
Доктор Фелл положил нож и вилку.
– Что со Стенли?
– Уотсон заявил, что тот пережил нервный шок и его нельзя оставлять одного. Я опять стал козлом отпущения. Пришлось взять его домой в Хэмпстед в кебе. В конце концов, черт побери, – пожал плечами Хэдли, пытаясь оправдаться, – он когда-то работал в полиции, потом воевал, это война его доконала. Кроме того, я должен был допросить его, нравилось мне это или нет. Но думаете, он оценил мое отношение? Ни вполовину! Если это вообще можно назвать благодарностью. Он повел себя грубо, отказался отвечать на вопросы, напустился на полицию. Кончилось тем, что он затеял драку, и мне пришлось двинуть ему в челюсть и уложить спать, пока мы не добрались до места. Там я сдал его с рук на руки его сестре. – Хэдли сделал негодующий жест, допил