Гастон Леру - Дама в черном
«При ближайшей возможности я постараюсь убедиться, кто же это: Дарзак или Ларсан», — твердил я себе.
Да, но как это сделать? Потянуть за бородку? Если я ошибаюсь, он примет меня за сумасшедшего или, еще хуже, угадает мои мысли и тоже не слишком обрадуется. Ко всем несчастьям недоставало только, чтобы его принимали за Ларсана!
Вдруг, откинув одеяло, я сел на кровати.
— Австралия! — воскликнул я.
Мне вспомнился эпизод, который я уже упоминал в начале своего рассказа. Помните, как после несчастного случая в лаборатории я сопровождал Робера Дарзака к врачу. В кабинете окулиста мой подопечный принужден был снять пиджак, случайно приподняв при этом рукав рубашки. Пока оказывалась помощь, я с интересом рассматривал на сгибе локтя его правой руки широкое родимое пятно, удивительно напоминавшее географические контуры австралийского материка. И, больше того, под этим широким пятном имелось еще и маленькое пятнышко, расположенное примерно в том же месте, где на карте изображают землю, именуемую Тасманией. Вот это родимое пятно и пришло мне на ум бессонной ночью.
Едва я успел поздравить себя с обнаружением такого неопровержимого доказательства, обдумывая, как бы мне половчее взглянуть на это пятно, как за дверью послышался новый шум. Казалось, что под чьими-то медленными и осторожными шагами слегка поскрипывают ступени.
Затаив дыхание, я подошел к двери и прислушался, приложив ухо к замочной скважине. Ступени вновь заскрипели. Кто-то шел по лестнице, я в этом больше не сомневался. Кто-то, кто желал скрыть свое присутствие. Я вспомнил о силуэте, который заметил еще входя во двор Карла Смелого. Кто это мог быть и что ему надо на лестнице? Поднимается он или спускается?
Снова тишина. Я воспользовался этим, чтобы быстро надеть брюки, и, вооружившись револьвером, тихо открыл дверь своей комнаты. Затаив дыхание, я вышел на лестничную площадку и остановился.
Мне уже приходилось описывать плачевное состояние, в котором находились внутренние помещения Нового замка. Мрачный свет луны проникал через высокие окна, находившиеся на каждой площадке, и четкими бледными квадратами высвечивал в черноте ночи всю лестничную клетку. Убожество замка, отдельными деталями выступавшее в этом призрачном свете, казалось еще более удручающим. Обломки лестничных перил, покореженные оконные решетки, ободранные стены, с которых там и сям еще свисали лохмотья обивки, все эти подробности, не слишком-то волновавшие меня днем, подействовали сейчас весьма странно. Мой воспаленный мозг, окруженный этими мрачными декорациями прошлого, оказался вполне подготовленным к появлению какого-нибудь привидения. Мне стало страшно и показалось, будто легкая тень скользнула у меня между пальцев, коснувшись моего тела.
Однако же любое привидение, безусловно, способно, прогуливаясь по старинному замку, не скрипеть при этом ступенями. Впрочем, они уже больше и не скрипели. И тут, склонившись над перилами, я увидел эту тень вновь. Но только теперь абсолютно отчетливо. Луна, осветив ее, заставила вспыхнуть как факел. Я узнал Робера Дарзака!
Он спустился в первый этаж и пересекал вестибюль, подняв голову, как будто чувствовал на себе мой взгляд. Инстинктивно я отступил назад, затем занял свой наблюдательный пост вновь. И как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дарзак исчезает в коридоре ведущем к лестнице в другом конце здания. Что все это значит? Что делал Робер Дарзак ночью в Новом замке? Почему он пробирался с такими предосторожностями? Тысячи подозрений промелькнули у меня в мозгу, или, вернее, все мои мрачные мысли охватили меня с новой силой, и по следам Дарзака я бросился на поиски «Австралии».
Я оказался у коридора именно в тот момент, когда он, уже миновав его, начал с теми же предосторожностями подниматься по источенным временем ступеням противоположной лестницы. Притаившись в коридоре, я видел, как он остановился на первой площадке и толкнул какую-то дверь. Затем он исчез, быть может, оказался в тени или вошел в комнату. Я быстро вскарабкался по лестнице к этой двери, нашел ее запертой и, убежденный, что он находится там, трижды постучал. Сердце мое готово было выскочить из груди. Все эти комнаты заброшены и необитаемы. Что же понадобилось Роберу Дарзаку в одной из них этой ночью?
Прошло минуты две, показавшихся мне бесконечными, и так как никто не отвечал, а дверь не открывалась, то я постучал вновь. Наконец скрипнули петли, распахнулась дверь и Робер Дарзак, появившийся на пороге, спросил меня самым естественным образом:
— Это вы, Сэнклер? Что вам надо, мой друг?
— Хотел узнать, — сказал я, сжимая в кармане револьвер, и голос мой прервался, ибо в глубине души я испытывал страх, — хотел узнать: что вы здесь делаете? Здесь и в такой час?
Дарзак чиркнул спичкой, освещая комнату.
— Вы же видите, — ответил он, — собираюсь ложиться.
Он зажег свечу и поставил ее на стул, так как в этой запущенной комнате не было даже захудалого ночного столика. Стул да железная кровать в углу, которую, вероятно, принесли сюда днем, — вот и вся мебель.
— Я полагал, что сегодня вы, госпожа Дарзак и профессор Станжерсон ночуете в первом этаже «Волчицы».
— Помещение там маленькое, и я мог бы стеснить госпожу Дарзак, — усмехнулся бедняга. — Поэтому я попросил Бернье поставить для меня кровать здесь. И потом, мне безразлично, где устроиться на ночь, — я ведь все равно не сплю.
На минуту мы замолчали, и мне стало стыдно за мои нелепые подозрения. Раскаяние было столь велико, что я признался во всем: и в своих низких предположениях, и в том, как, заметив его таинственно бродящим ночью по замку, решил, что имею дело с Ларсаном, и отправился на поиски «Австралии». Я не скрыл от него также и то, что все свои надежды я возлагал именно на эту «Австралию».
Он выслушал меня с горькой улыбкой, спокойно закатал рукав, приблизил свою обнаженную руку к свече и показал родимое пятно, которое меня так занимало. Я отказался его разглядывать, но он заставил меня даже прикоснуться к нему.
— Вы можете спокойно его потереть, — сказал Робер Дарзак, — оно не сойдет.
Со слезами на глазах я просил у него прощения, но он еще заставил меня сильно потянуть его за бородку и убедиться, что она не останется в моей руке. Только после этого он отпустил меня спать, и я ушел, обозвав себя дураком.
XVII. Злоключения Старого Боба
Едва я проснулся, как мои мысли вновь обратились к Ларсану. Действительно, я не знал, что и думать. Был ли он ранен менее серьезно, чем мы предполагали? Что я говорю! Был ли он настолько мертв, как мы думали? Мог ли он самостоятельно выбраться из мешка, брошенного Дарзаком в пропасть Кастильона? Эта гипотеза, во всяком случае, не превосходила человеческих сил, тем более такого человека, как Ларсан. Вальтер нашел мешок в трех метрах от края обрыва на естественной площадке, о существовании которой Дарзак, конечно, не предполагал, бросая свой груз в пропасть.
Затем я вспомнил о Рультабиле. Что он делал все это время? Почему уехал? Как необходимо было сейчас его присутствие в форте Геркулес! Если он задержится, то между Рансами и Дарзаками может разыграться новая ссора. В этот момент постучался Бернье и передал мне записку от моего друга, которую какой-то мальчишка вручил дядюшке Жаку. Вот что писал Рультабиль:
«Вернусь сегодня утром. Будьте любезны подняться пораньше и отправляйтесь наловить мне к завтраку тех великолепных устриц, которые в изобилии водятся на скалах мыса Гарибальди. Не теряйте ни минуты. Заранее благодарен. С приветом, Рультабиль».
Эта записка заставила меня задуматься. По опыту я хорошо знал, что если казалось, будто Рультабиль занимается пустяками, значит, его активность направлена на самые серьезные вещи.
Я быстро оделся, запасся старым ножом, который мне одолжил Бернье, и отправился выполнять поручение моего друга. Выходя из северных ворот около семи часов утра, я встретил госпожу Эдит и сообщил ей о записке Рультабиля.
Бедняжка, измученная долгим отсутствием Старого Боба, нашла ее «внушающей беспокойство» и последовала за мной на ловлю устриц. По дороге она сообщила, что ее дядя и прежде не прочь был выкинуть какой-нибудь фокус, и что она все это время надеялась на его скорое возвращение. Но теперь ее мучает мысль об ужасной ошибке, в результате которой Старый Боб мог сделаться жертвой мести Дарзаков. Она пробормотала сквозь свои прекрасные зубки несколько нешуточных угроз по адресу Дамы в черном и прибавила, что ее терпения хватит только до полудня.
Мы начали добывать устриц для Рультабиля, причем оба сняли туфли и вошли в воду. Голые ножки госпожи Эдит, которые я увидел в море у мыса Гарибальди, гораздо более нежны, чем самые замечательные раковины. Они заставили меня позабыть даже об устрицах для Рультабиля, и он определенно остался бы без завтрака, но молодая женщина работала весьма прилежно и целеустремленно. Она шлепала по мелководью и, сгибаясь, пробиралась ножом под камни с порывистой грацией, которая делала ее невыразимо очаровательной. Вдруг мы одновременно выпрямились и прислушались. Со стороны скал доносились какие-то крики. У входа в грот с поэтическим названием Ромео и Джульетта группа людей жестами звала нас на помощь. Гонимые одним и тем же предчувствием, мы быстро достигли берега и узнали, что два рыбака, привлеченные стонами, обнаружили в одной из ям этого грота какого-то человека. Несчастный, должно быть, провалился туда по неосторожности и долгое время пролежал без сознания.
