Лондонский туман - Кристианна Брэнд
Но старую миссис Эванс им тоже не удалось бы повесить.
В доме на Мейда-Вейл миссис Эванс решила помочь полностью деморализованной Мелиссе, приготовив что-нибудь на ужин — например, простые креп-сюзетт{33}. Она приступила к делу вскоре после полудня, чтобы дать тесту время отстояться, но процесс шел медленно, и все вокруг было усыпано мукой. Теперь мука совсем не такая, как в дни ее молодости, думала миссис Эванс, рассеянно стряхивая ее со стола юбкой; ее хлопья летают повсюду, как снежинки. К тому же в доме не оказалось ни апельсинов, ни ликера, а Матильда не позволила ей взять даже полбутылки детского апельсинового сока. Сердито бормоча себе под нос, миссис Эванс бродила по кухне, приводя все в еще худшее состояние. Блины были маленькими и круглыми, а вафли тонкими, но они казались состоящими в основном из дырок, а это, очевидно, было неправильно. Под влиянием внезапной идеи миссис Эванс подошла к кухонному зеркалу, не без труда стащила с парика кружевную шапочку и попыталась соорудить на ее месте нечто вроде оладьи. Эффект был потрясающим — надо поскорее это запатентовать, так как преимущества несомненны. В голове у миссис Эванс вертелась целая серия остроумных реклам: подобные головные уборы дешевы, удобны, не требуют ни стирки, ни глажки, от них легко избавиться путем поглощения, они бесценны, если вас одолеет голод во время долгого путешествия поездом или блужданий в пустыне... Можно приготовить целую пачку в понедельник и пользоваться ею всю неделю. «Он оладью в день съедает, значит, прачка отдыхает!» Увлеченная полетом фантазии, миссис Эванс забыла о своем артрите и подняла правую руку, чтобы снять с головы оладью, но рука безвольно упала. Пока она медленно удаляла оладью и возвращала на место кружевную шапочку левой рукой, искорки смеха гасли в ее блестящих старческих глазах. Полицейские не так глупы и рано или поздно поймут, что она не могла поднять одну из своих немощных рук и размозжить человеку голову, не важно стояла она на лестнице или нет. Они не повесят ее за это преступление и не отправят ни в тюрьму, ни в психушку. «Мне придется придумать что-нибудь получше, — думала миссис Эванс, — если я собираюсь спасти его...»
Мелиссе повешение тоже не грозило. Съежившись на диване в полуподвале, она плакала от отчаяния, но только при мысли о тех ужасных вещах, которые наболтала вчера вечером, о том, как обманула доверие подруги, о презрительном выражении на лицах тех, кто всегда был добр к ней, а не из страха перед виселицей. В конце концов, ей было достаточно произнести одно слово, назвать одно имя, чтобы оправдать себя, — сделать это так же легко, как вчера вечером она перечислила хронику грехов Роузи, сообщить им ужасную правду, поведанную ей убийцей. Мелисса могла разоблачить убийцу, рассказать о признании, так что им никогда ее не повесить...
То же самое относилось и к Деймьяну Джоунсу. Полиция ничего не знала о нем — не знала о его внезапной склонности к хромоте, о том, как любимый жилец миссис Джоунс, мистер Херви, тащился вверх по лестнице, волоча ноги после утомительного рабочего дня, проведенного в поисках клиентов для своей страховой фирмы, о собрании в доме на Мейда-Вейл в тот туманный вечер. Полиция никогда не будет связывать Деймьяна с этим преступлением, так как лишь одна персона может сообщить им, что он был там, и эта персона не проронит ни слова. Так что его они не смогут повесить...
Матильде тоже не предстояло быть вздернутой, ибо у нее не было никаких мотивов для убийства Рауля, а если бы она его убила, то не позволила бы мужу ни одной минуты страдать вместо нее. Им никогда не повесить за это преступление ни Матильду, ни Деймьяна, ни Томаса, ни Тедварда, ни старую миссис Эванс, ни Мелиссу. И никогда не повесить Роузи...
Инспектор Кокрилл поднялся в маленькую комнату Роузи, освещенную только уличным фонарем. Роузи откинулась на подушку и произнесла голосом умирающей, что чувствует себя больной и ему лучше уйти.
— Я уйду, когда ты ответишь мне на один вопрос, — сказал Кокки, остановившись у ее кровати. — Только ты в состоянии помочь нам, Роузи: сказать, мог Тедвард убить Рауля Верне или нет? Я говорю не «убил ли он его», а «мог ли убить». А теперь скажи мне правду.
— Я очень плохо себя чувствую и не могу отвечать ни на какие вопросы, — отозвалась Роузи. — Пожалуйста, уйдите и дайте мне поспать.
— Это ведь я, Роузи, а не официальная полиция. Ты сама позвала меня на помощь, но я не могу ничего для тебя сделать, если не узнаю правду. Я не верю, что Тедвард мог убить Верне, но если ты не скажешь мне честно, входил он в дом один или нет, я не в состоянии продолжать.
Роузи закрыла глаза. Кокки схватил ее за плечо и привел в сидячее положение.
— Не играй со мной в игры, Роузи, не старайся выиграть время. Я не уйду из этой комнаты, пока не получу ответ.
— Я не знаю, о чем вы говорите, — сердито сказала Роузи. — Оставьте меня в покое.
— Входил Тедвард в этот дом один или нет?
Она повернула голову на подушке, издав протяжный стон.
— Мне очень плохо. Я хочу спать.
— Я дам тебе поспать, когда ты произнесешь
