Дик Френсис - Тропою риска
- А тебе не все равно, что с ним будет? Я взглянул в ее затуманенные глаза.
- Мне совсем не все равно, что будет с вами обоими.
- Тогда помоги, Боже, людям, к которым ты относишься плохо. «И помоги, Боже, мне самому, - подумал я, - потому что мне все милее становится жена моего лучшего друга».
Я отвернулся от нее и поглядел в окно. Чувство приязни ничему не помешает. Нечто другое способно все разрушить.
Джик вернулся с довольным видом.
- Все улажено. Они сказали, что для тебя, Тодд, есть письмо, полученное несколько минут назад с посыльным. Спросили, куда его переслать?
- Что ты им ответил?
- Ответил, что ты сам им перезвонишь.
- Хорошо… Тогда давайте отправляться.
- Куда?
- В Новую Зеландию.
- Не так уж близко, - сухо заявил Джик.
Он отвез нас в аэропорт, переполненный людьми, возвращающимися домой после кубка.
- Если Уэксфорд и Грин ищут нас, - предположила Сара, - то они, наверное, будут следить и за аэропортом.
«Если бы они этого не сделали, - подумал я, - нам пришлось бы оставить какой-нибудь след». Но Джик, который понимал ситуацию, не стал раскрывать наши карты.
- На людях они не решатся ничего предпринять, - постарался он успокоить ее.
Мы купили билеты и могли лететь в полдень прямым на Окленд или на час позже рейсом через Сидней.
- Сидней! - решила Сара, надеясь, что у нее будет шанс ступить на собственный безопасный порог.
- Нет, - возразил я, - прямой на Окленд. Подают ли в ресторане еще завтраки?
Мы сели за столик и заказали бекон с большим количеством яиц. И кофе.
- Почему мы летим туда?
- Чтобы встретиться с одним человеком, поговорить с ним о картине и посоветовать ему дополнительно застраховать ее.
- Не понимаю, зачем ехать так далеко, если Джик говорит, что найденного в галерее за глаза хватит, чтобы вывести их на чистую воду?
- Наверное, потому, что мы не хотим делать это своими руками, а собираемся препоручить дело полиции. Чтобы все шло как положено.
Она внимательно изучала мое лицо.
- Искренность не является твоей слабостью, не правда ли?
- Живописи это не касается, - добавил Джик. - Там ты весь как на ладони.
Поев, мы прошлись по магазинчикам, купили зубные щетки и сумку авиатуриста. Слежки за собой мы не заметили, возможно, Уэксфорд, Грин и компания делали это очень профессионально.
- Думаю, стоит позвонить в «Хилтон». Джик кивнул. Я набрал номер.
- Я звоню по поводу письма… - обратился я к портье. - К сожалению, точного адреса сообщить не могу. Я буду в Новой Зеландии. Через час вылетаю в Окленд.
Они спросили, что делать с письмом.
- Э-э… А вам нетрудно вскрыть его и прочитать по телефону? Разумеется, рады услужить.
Письмо было от Хадсона Тейлора. Он сожалел, что не встретился со мной на кубке, и сообщал, что если за время пребывания в Австралии у меня появится желание осмотреть здешние виноградники, то он с радостью покажет мне свои.
- Благодарю, - сказал я.
- Пожалуйста, сэр.
- Если меня кто-нибудь будет спрашивать, - попросил я, - то, пожалуйста, скажите, куда я отправился.
- Разумеется, сэр. С удовольствием, сэр.
Потом Джик позвонил в фирму проката машин. Там он договорился об оплате и оставил автомобиль на схоянке аэропорта, а я тем временем сдал свой чемодан в багажное отделение авиакомпании «Эйр Нью-Зиланд». С паспортами проблем не было: мой всегда был при мне, а Джику и Саре они были не нужны, так как между Новой Зеландией и Австралией можно передвигаться так же свободно, как между Англией и Ирландией.
Все еще не было видно ни Уэксфорда, ни Грина. Мы молча сидели в зале, ожидая приглашения на посадку.
И снова, лишь когда объявили рейс, я заметил наблюдателя. «Слепец, - пронеслось в голове, - глупый слепец!»
Не Уэксфорд, не Грин, не какой-нибудь набор крепких мышц. Неброское платье, аккуратная прическа, маленькая сумочка и туфли на низком каблуке. Спокойное сосредоточенное лицо. Я заметил ее, потому что она слишком упорно разглядывала Сару. Она не входила в зал для вылетающих, а только заглядывала в него - та самая женщина, которая пригласила меня в галерею и вручила каталог.
Словно почувствовав на себе мой взгляд, она неожиданно посмотрела на меня. Я с безразличным видом отвернулся, надеясь, что она не заметила, как я ее разглядывал или по крайней мере не догадалась, что я узнал ее.
Мы вместе с другими пассажирами направились к выходу на посадку. В стекле я видел отражение женщины: стоя неподвижно, она следила за нами. Не оглядываясь, я неторопливо пошел к самолету.
***
Жена Нормана Апдайка, худощавая, с резкими чертами лица женщина, стоя на пороге своего дома, сказала, что если нам нужен ее муж, то придется зайти еще раз попозже.
Она смерила нас взглядом: Джик со своей отросшей русой бородой, Сара в мятом кремовом платье военного покроя и я с привязанной под рубашкой рукой и пустыми рукавами пиджака. Такое трио не сразу забудется. Неодобрительно опустив уголки рта, она наблюдала, как мы удаляемся по дорожке от парадного входа в ее коттедж.
- Милая, добрая душа! - бормотал Джик.
Мы сели в машину, которую взяли напрокат в аэропорту.
- Куда теперь? - спросил Джик.
- По магазинам. - Голос Сары был решительным. - Мне нужно купить что-то из одежды.
Магазины, как выяснилось, располагались на улице Квин, и оставалось еще полчаса до их закрытия. Мы с Джиком остались в машине и наблюдали за улицей.
- Сейчас вылетят из своих клеток-контор птички-красавицы, - бодро проговорил Джик.
- Ну и что?
- Я буду считать тех, кто ходит без бюстгальтеров.
- И это говоришь ты, семейный человек!
- Старые привычки живучи.
Мы насчитали восемь «верняков» и один сомнительный вариант до того времени, когда вернулась Сара. Теперь на ней была легкая юбка оливкового цвета и желтая блузка, и все это напомнило мне по цвету фисташковое мороженое с медом.
- Так-то лучше, - заявила она, бросая на заднее сиденье две набитые коробки. - А теперь полный вперед!
Целительные свойства новых нарядов давали знать себя на протяжении всего нашего пребывания в Новой Зеландии, что невероятно поразило меня. Она, казалось, чувствовала себя в большей безопасности, надев что-то новое и чистое. Соответственно улучшалось и ее настроение.
«Хлопчатобумажная броня, - подумал я. - Непромокаемая и пуленепробиваемая». Безопасность - новый пунктик Сары.
Мы снова потащились на холм над бухтой, где на узкой тихой улочке находился дом Нормана Апдайка. Сам город, казалось, тянулся нескончаемо вдоль береговой линии, но участки и дома на них выглядели крохотными. Однако внутри дома мы поняли, что такое впечатление создается оттого, что смотришь издалека.
Общительный Норман Апдайк оказался полной противоположностью своей неприветливой жене. Круглая голова с блестящей лысиной венчала округлое, приземистое тело.
Мы с Джиком отрекомендовались художниками-профессионалами, сказали, что были бы очень признательны, если бы могли полюбоваться прославленной картиной, которую он только что купил.
- Вас направили из галереи? - полюбопытствовал он, польщенный косвенным комплиментом его вкусу и достатку.
- В определенном смысле, - ответил я, а Джик очень серьезно добавил:
- Мой уважаемый друг известен в Англии своими картинами, на которых изображены лошади. Они выставлены в ряде престижных галерей и даже в Королевской академии.
Я было испугался, не переборщил ли он, однако на Нормана Апдайка его слова произвели впечатление, и он впустил нас в дом.
- Проходите, пожалуйста! Картина в спальне.
Он провел нас в большую, заставленную мебелью комнату с темным ковром, ворс которого доходил до щиколоток, с громоздкими темными буфетами и с великолепным видом на залив, поблескивающий под солнцем.
Жена его окопалась возле телевизора, поглощенная дебильным британским комедийным спектаклем. Она кисло взглянула на нас и не поздоровалась.
- Сюда, - сказал Апдайк, не без труда обходя шеренгу массивных кресел. - Ну, какого вы о ней мнения? - И он с гордостью показал на полотно, висевшее на стене.
Небольшая картина, тринадцать на восемнадцать дюймов. Черный конь с удлиненной шеей и подстриженным хвостом на фоне голубого неба. На переднем плане пожухлая трава. Все полотно покрыто старым лаком.
- Херринг, - благоговейно прошептал я. Норман Апдайк расцвел еще больше:
- Вижу, что вы знаете свое ремесло. А вещь кое-что стоит, а?
- Немало, - согласился я.
- Полагаю, что я выгодно купил ее. В галерее мне сказали, что я всегда буду иметь прибыль, если захочу продать ее.
- Можно мне познакомиться с техникой мазка? - вежливо спросил я.
- Пожалуйста.
Я осмотрел картину вблизи. Хорошая работа. Она вправду была похожа на Херринга, который умер в 1865 году. И еще чем-то неуловимым она напоминала педантичность Ренбо. Чтобы обрести окончательную уверенность, нужно было прибегнуть к микроскопу и химическому анализу.
