Найо Марш - Чернее некуда
I
Чабб стоял более-менее навытяжку, глядя прямо перед собой и прижав руки к бокам. Скромная ливрея «Костара и Кая» — кургузая темно-синяя куртка в обтяжку и брюки с золотистой эмблемой — очень ему шла. Коротко постриженные светлые волосы были аккуратно причесаны, румяная кожа уроженца одного из западных графств и голубые глаза придавали ему вид человека, проводящего много времени под открытым небом. Он так и не снял белых перчаток.
Аллейн согласился с мистером Уипплстоуном, что последнему лучше не присутствовать при допросе.
— Хотя, — заметил Аллейн, — у нас нет оснований полагать, что Чабб более тесно связан с происшедшим чем мой глупый братец Джордж.
— Я знаю, знаю, — ответил мистер Уипплстоун. — Конечно. Просто я предпочел бы, хоть это и нелогично, и глупо, чтобы Чабб вообще не прислуживал в этом несчастном шатре. Точно так же, как предпочел бы, чтобы он не подрабатывал у Шеридана и кошмарных Монфоров. Да и выглядел бы я там по меньшей мере странно, правда? Если не глупо. Пусть все идет, как идет.
Так что с Чаббом в кабинетике кастеляна оказались лишь Аллейн и неизвестный нам по имени сержант.
Аллейн сказал:
— Я должен быть уверен, что понял вас правильно. Вы выходили из шатра и входили в него, разнося шампанское, которое брали из ящика со льдом, стоявшего снаружи. Тем же самым занимался один из посольских лакеев. Он обслуживал Президента и тех, кто сидел рядом с ним, так? Я помню, он подошел ко мне и моей жене, едва мы уселись.
— Сэр, — откликнулся Чабб.
— А вы занимались остальными гостями.
— Сэр.
— Хорошо. Так вот, Чабб, мы продержали вас здесь столько времени в надежде, что вы поможете нам разобраться в том, что случилось в шатре.
— Ничем не могу помочь, сэр. Я ничего особенного не заметил, сэр.
— Значит, нас уже двое, — сказал Аллейн. — Все произошло так, будто гром грянул с ясного неба, верно? Вы находились внутри шатра? Когда погас свет?
Как оказалось, внутри. На задах шатра. Он поставил поднос на стол с напитками, ожидая наступления полной темноты, о которой предупредили всех слуг. И оставался там, пока выступали барабанщики.
— Когда появился певец, Карбо, вы все еще были там?
Да, сказал он. Все еще там. Карбо он видел ясно — и Карбо, и его тень, отброшенную прожектором на белый экран.
— Вы видели, где стоял охранник с копьем?
Да. Во втором ряду. За креслом Президента.
— То есть от вас слева.
— Да, сэр.
— А второй лакей?
— Ниггер? — переспросил Чабб, и взглянув на Аллейна, поправился: — Прошу прощения, сэр. Туземец.
— Да, африканец.
— Там где-то был. Тоже сзади. Я не обращал на него внимания, — каменно вымолвил Чабб.
— Вы ни с кем из них не разговаривали?
— Нет, спасибо. Да они, небось, и говорить-то не умеют.
— Не любите черных? — как бы мимоходом поинтересовался Аллейн.
— Нет, сэр.
— Хорошо. Перейдем к той минуте, когда прозвучал выстрел. Я стараюсь получить как можно больше свидетельств от людей, бывших в шатре, и хотел бы, если вы не против, послушать и вас. Вы, наверное помните, что Карбо успел пропеть, если так можно выразиться, всего одну ноту. Правда, довольно долгую. А затем — как вам это запомнилось? Случилось что?
— Выстрел, сэр.
— Как по-вашему, откуда донесся звук?
— Из дома, сэр.
— Так. Ну, хорошо, Чабб. Не могли бы вы по возможности точнее описать ваши впечатления от того, что последовало за выстрелом? В шатре, я имею в виду.
Никаких отчетливых впечатлений у него, как выяснилось, не сохранилось. Люди вскочили на ноги. Одна из дам взвизгнула. А какой-то джентльмен крикнул, что не надо паниковать. (Джордж, подумал Аллейн.)
— Да-да. Но меня интересует, что вы видели с того места, на котором стояли.
Трудно сказать, деревянным голосом сообщил Чабб. Слишком много людей металось туда-сюда. Аллейн сказал, что они выглядели… не правда ли?
— Да, вроде черных теней на ярком экране, — согласился Чабб.
— А охранник, тот что с копьем? Он ведь был слева от вас. И довольно близко. Верно?
— Только вначале, сэр. До того, как в шатре погас свет.
— А потом?
Чабб некоторое время помолчал:
— Точно сказать не могу, сэр. Мне, вроде как, было не до того.
— Что это значит?
Чабба вдруг прорвало.
— Он меня скрутил, — сказал он. — Наскочил на меня. На меня! Со спины. На меня!
— Наскочил? Вы хотите сказать, копьеносец?
— Да нет. Другой черный ублюдок.
— Лакей?
— Ага. Как набросится. Со спины. На меня!
— И как же он вас скрутил? Полунельсоном?
— Шею локтем зажал! Я и пикнуть не мог. Да еще в спину давил коленом.
— Почему вы решили, что это был черный лакей?
— Ну, это я сразу понял. Мгновенно.
— Да, но как?
— Во-первых, рука была голая. И запах: вроде постного масла. Я сразу понял.
— И сколько времени он вас продержал?
— Довольно долго, — сказал Чабб, потирая пальцами шею. — Его дружку хватило времени, чтобы поорудовать пикой.
— Он продержал вас, пока не зажегся свет?
— Нет, сэр. Только пока дело не было сделано. Так что я ничего и не видел. Удара пикой, то есть. Он меня чуть не пополам согнул. Меня! — Чабб повторял это с нарастающей злобой. — Но я слышал. Звук. Тут уж не ошибешься. И как тело упало.
Сержант кашлянул.
— Это чрезвычайно важно, Чабб, — сказал Аллейн. — Я уверен, вы сами это понимаете, верно? Вы говорите, что нгомбванский лакей набросился на вас, скрутил и держал, пока охранник не ударил копьем посла?
— Сэр.
— Отлично. А почему, как вы думаете? Я хочу сказать, почему он скрутил именно вас?
— Я же совсем рядом стоял, сэр, разве нет? Мог помешать им или быстро что-нибудь сделать, правильно?
— А скажите, там был такой небольшой стул с твердым сиденьем, его опрокинули, когда напали на вас?
— Может быть, — помолчав, ответил Чабб.
— Сколько вам лет, Чабб?
— Мне, сэр? Пятьдесят два, сэр.
— Чем вы занимались во время Второй мировой?
— Служил в командос, сэр.
— А! — негромко откликнулся Аллейн. — Понимаю.
— В те дни он бы со мной не справился, сэр.
— Не сомневаюсь. И еще одно. После выстрела и перед нападеньем на вас — вы не видели, как посол вскочил на ноги? Не видели его силуэта на фоне экрана?
— Сэр.
— Вы узнали его?
Чабб молчал.
— Так как же — узнали?
— Не могу сказать, сэр. Узнал, но не совсем.
— Как это «не совсем»?
— Все ведь произошло так быстро, правда? Я… я, кажется, решил, что это другой. Президент.
— Почему?
— Ну… Потому что. Сами знаете, сэр, он сидел рядом с Президентом. Он должно быть вскочил на ноги, сэр, так? И стоял, словно он тут, как говорится, главный начальник. А Президент чего-то орал на ихней тарабарщине, верно?
— То есть вы хотите сказать, Чабб, что посла убили, ошибкой приняв его за Президента?
— Сказать я этого не могу, сэр, откуда мне знать? Наверняка, то есть. Но вообще-то, дело возможное. Очень может быть, что и так.
— А вы не видели, на копьеносца никто не набрасывался?
— На этого? Да кому он нужен? Это на меня навалились, разве нет? А этот: ему еще дело надо было сделать.
— Он утверждает, что получил рубящий удар по шее и что человек, нанесший удар, вырвал у него копье. Говорит, что не разглядел этого человека. Возможно, вы помните, что когда зажегся свет и все увидели тело, копьеносец, скорчившись, сидел на земле в тыльной части шатра.
Пока Аллейн говорил, оживление, охватившее Чабба, спало. Теперь он, как и в начале разговора, смотрел прямо перед собой с таким деревянным выражением, что даже кровь, отхлынувшая от лица Чабба и вскоре вернувшаяся, покрыв его неровными темными пятнами, казалось, не имела никакого отношения к обуревавшим его чувствам.
Он открыл рот лишь для того, чтобы повторить свое начальное утверждение.
— Насчет это я не знаю. Ничего такого не заметил.
— Вот как? Но вы же находились рядом с копьеносцем. Стояли около него. Я, помнится, видел вас там.
— Я был немного не в себе. Оттого, что они со мной сделали.
— Да, похоже на то. А лакей, который, как вы говорите, напал на вас, был еще там, когда зажегся свет?
— Лакей? Да нет, лакей удрал.
— И вы его больше не видели?
Чабб сказал, что не видел, добавив, что так и так не может отличить одного черномазого ублюдка от другого. Привычные манеры слуги, как и тщательное построение фраз, исчезли почти бесследно. В голосе его звучала злоба. Аллейн спросил, почему он сразу не сообщил полиции о нападении на него. Вопрос явно огорчил и обидел Чабба. Как бы это он сообщил, когда полицейские начали сортировать их, делить на группы и велели всем помалкивать и не путаться под ногами, а вопросы и заявления это, мол, после?