Энн Перри - Пожар на Хайгейт-райз
– Пожар. – Бабушка покачала головой. – И как такое могло случиться? Может, это небрежность кого-то из слуг? Я всегда говорила, что слуги нынче совсем не такие, как раньше, – они неряшливы, дерзки и небрежны. Ужасно! Уж и не знаю, куда катится мир. Не думаю, что у них было это новое электрическое освещение, вы не знаете? Я этому совершенно не доверяю. Опасная штука. Вмешательство в силы природы.
– Ох, нет, конечно, нет, – быстро сказала Анжелина. – У них был газ, как и у нас. – Она искоса глянула на канделябр, после чего ее лицо приняло тоскливое и чуть смущенное выражение. – Хотя я видела на днях объявление, рекламирующее электрический корсет, и еще подумала, что это такое может быть. – Она с надеждой посмотрела на Шарлотту.
Шарлотта не имела об этом никакого понятия; ее мысли были заняты Теофилиусом и его неожиданной смертью.
– Извините меня, мисс Уорлингэм, я его не видела. Но звучит это весьма неприятно…
– Не говоря уж о том, что это может быть опасно, – резко бросила бабушка. Она не только неодобрительно относилась к электричеству; еще большее неодобрение у нее вызвало то, что ее перебили, прервали беседу, которую она считала своей собственной. – И вообще это абсурдно, – добавила она. – Нам было вполне достаточно столбика балдахина над кроватью, чтобы ухватиться, и горничной с сильными руками, чтоб хорошенько затянуть корсет; и у нас были такие талии, что мужчина мог бы обхватить их пальцами! Или, по крайней мере, представить себе такое. – Она развернулась лицом к Селесте и заявила с совершенно невинным выражением лица, ничуточки не покраснев: – Какое счастье, что ее муж тоже не погиб!.. Как это случилось?
Кэролайн закрыла глаза, и бабушка незаметно ткнула ее своей тростью, чтобы не позволить ей вмешаться. Шарлотта тяжко вздохнула.
Селеста даже отшатнулась.
– Он был на вызове, – ответила Анжелина с полной откровенностью. – Там преждевременные роды случились. Он же врач, вы понимаете, и во многих отношениях прекрасный человек, несмотря на… – Она резко остановилась, точно так же, как начала свою речь, и на щеках у нее немного выступила краска. – Ох, боже мой! Простите меня! Не следует говорить о людях плохо, так всегда утверждал наш дорогой отец. Такой прекрасный человек! – Она вздохнула и улыбнулась, глядя куда-то вдаль затуманенным взглядом. – Это же такая честь – жить с ним в одном доме, служить ему, заботиться о нем, смотреть, чтобы у него всегда все было в порядке, как и должно быть у человека его положения.
Шарлотта посмотрела на пухлую, расплывшуюся фигуру, на милое и кроткое выражение лица, на эту испорченную копию старшей сестры – более мягкую и, безусловно, более уязвимую. У нее наверняка были в молодости поклонники. И, конечно же, она скорее приняла бы предложение одного из них, чем провести всю жизнь, обслуживая своего папочку, если бы ей это разрешили, если бы ей дали такой шанс. Но родители держали своих дочерей дома в качестве вечных служанок, неоплачиваемых, если не считать стола и крова, и, естественно, не имевших возможности подать заявление об уходе, поскольку у них не было собственных средств для существования; всегда послушных, верных дочернему долгу, даже любящих – хотя одновременно и ненавидящих, как только может ненавидеть любой узник, – пока не стало слишком поздно этих родителей покинуть, когда их смерть открыла наконец двери узилища. Верно, Анжелина Уорлингэм была одной из таких несчастных? Или, может быть, они обе?
– Ваш брат тоже был прекрасный человек. – Бабушку было невозможно остановить; ее глазки-бусинки сияли, она выпрямилась. – Да-да, тоже был прекрасный человек. Трагично, что он умер таким молодым. Что было причиной его смерти?
– Мама! – Кэролайн была ошеломлена. – Мне кажется, нам не… Ох! – Она вскрикнула, когда трость старой леди воткнулась ей в ногу, причинив острую боль.
– У тебя что, икота? – вкрадчиво осведомилась бабушка. – Выпей немного чаю. – Она повернулась к Селесте. – Вы говорили нам о смерти бедного Теофилиуса. Какая утрата!
– Причину мы не знаем, – ледяным тоном сообщила Селеста. – Как представляется, это мог быть какой-то апоплексический удар, но до конца мы в этом не уверены.
– Это бедная Клеменси его обнаружила, – добавила Анжелина. – Вот еще одно, за что я считаю Стивена ответственным. Иной раз он придерживается немного слишком свободных идей. И ожидает от людей слишком многого.
– Все мужчины ожидают от других слишком многого, – заявила бабушка непререкаемым и нравоучительным тоном.
Анжелина вся вспыхнула и опустила глаза в пол; даже Селесте явно было не по себе.
На этот раз Кэролайн, забыв про учтивость и вежливость, заговорила:
– Это была не самая удачная фраза, – извиняющимся тоном сказала она. – Я уверена, вы имели в виду, что это было неправильно, несправедливо – ожидать, что Клеменси сумеет справиться с таким ударом, когда она обнаружила своего отца мертвым, особенно при том, что его смерть была совершенно неожиданной.
– О да! Конечно! – Анжелина уже взяла себя в руки и облегченно вздохнула. – Он несколько дней болел, но мы не считали это чем-то серьезным. Стивен почти не обращал на это внимания. Конечно, – тут она опустила взгляд и понизила голос почти до конфиденциального шепота, – они не были так уж близки, несмотря на то что это были тесть и зять. Теофилиус не одобрял кое-какие идеи Шоу.
– Мы все их не одобряем, – резко бросила Селеста. – Но это все были идеи социальные и теологические, они не имели отношения к проблемам медицины. А он очень компетентный врач. Все так говорят.
– У него и вправду много пациентов, – живо добавила Анжелина, ощупывая своими толстенькими пальчиками бусинки на груди. – Молодая мисс Латтеруорт не хочет иметь дело ни с кем другим.
– Флора Латтеруорт ведет себя не самым лучшим образом, – мрачно сообщила Селеста. – Консультируется с ним по любому поводу, будь то приступ или припадок, но у меня есть собственное мнение на этот счет: она была бы в гораздо меньшей степени подвержена всем этим болезням, если бы у Стивена была бородавка на носу или один глаз косил.
– Никто не может понять, что с нею, – прошептала Анжелина. – Внешне она здорова, как лошадь, как мне кажется. Конечно, они nouveau riche[14], – добавила она, объясняя ситуацию Кэролайн и Шарлотте. – Рабочий класс, в сущности, хотя и при деньгах. Альфред Латтеруорт сделал себе состояние на хлопковых фабриках в Ланкашире, а сюда переехал, только когда их продал. Пытается вести себя как джентльмен, но все, конечно, знают…
Шарлотту ни с того ни с сего все это начало сильно раздражать; но, в конце концов, это же был тот самый мир, в котором она выросла, и какое-то время назад вполне могла думать точно так же.
– Знают что? – осведомилась она немного резковато.
– Ну, как же! Знают, что он сделал деньги на торговле, – удивленно ответила Анжелина. – Это же совершенно очевидно, моя дорогая! Он воспитал свою дочь, чтобы она разговаривала как настоящая леди, но ведь речь – это еще не все, не так ли?
– Конечно, нет, – сухо ответила Шарлотта. – Многие разговаривающие как истинные леди на самом деле могут быть кем угодно, только не леди.
Анжелина не поняла намека и с удовлетворенным видом отодвинулась назад в своем кресле, расправляя юбки.
– Может быть, еще чаю? – предложила она, поднимая серебряный заварочный чайничек с изукрашенным носиком в форме лебединой шеи.
Но тут их беседу прервало возвращение горничной, которая доложила о приходе викария и миссис Клитридж.
Селеста бросила взгляд на бабушку и поняла, что та не имеет ни малейшего намерения уходить.
– Пожалуйста, пригласите их сюда, – приказала она служанке, чуть приподняв одну густую бровь. Старая леди не посмотрела в сторону Анжелины: чувство юмора явно не было свойственно им обеим, к тому же их взгляды слишком различались, и они по-разному воспринимали происходящее. – И принесите еще чаю.
Гектор Клитридж был солиден и вкрадчив, у него было лицо того типа, которое в молодости, видимо, смотрелось красивым, но теперь выглядело усталым, испещренным следами забот, беспокойств и вечной нервозности, которые оставили морщины на щеках и лишили его способности смотреть легко и прямо. Он торопливо вошел в комнату, явно стремясь поскорее принести свои соболезнования, и тут же резко остановился, обнаружив в гостиной еще трех женщин, с которыми не был знаком.
Его жена, напротив, чувствовала себя как дома. Такое впечатление, что даже в свои лучшие годы она, вероятно, не могла похвастаться особой красотой и очарованием, разве что свежестью лица и прекрасными волосами. Но у нее была абсолютно прямая спина, она вполне могла шествовать с целой кипой книг на голове, не уронив ни единой, взгляд был спокойный, манеры сдержанные. Голос у нее был необычно низкий и приятный.
– Моя дорогая Селеста… и Анжелина! Я помню, мы уже выражали вам свои соболезнования и предлагали свои услуги, но викарий полагает, что мы должны еще раз посетить вас, просто чтобы уверить, что говорили это совершенно искренне. Люди так часто говорят подобное – просто по привычке, по обычаю, но никто не принимает это всерьез – именно по такой причине. Некоторые избегают посещать тех, кто понес подобную утрату, а это едва ли по-христиански.
