Жорж Сименон - Мегрэ в школе
— Ты выстрелил?
Он утвердительно кивнул и виновато улыбнулся.
— Ты целился?
— Я целился в окно.
— Словом, ты хотел только разбить окно?
Он снова кивнул, а потом обеспокоенно спросил:
— Меня посадят в тюрьму?
— Мальчиков в твоем возрасте не сажают в тюрьму.
Такое заявление как будто его разочаровало.
— А что же мне тогда сделают?
— Судья прочтет тебе нравоучение.
— Ну а потом?
— Сделает внушение твоему отцу. В конечном счете он за все несет ответственность.
— Почему? Ведь он ничего не сделал!
— Где он был, когда ты стрелял?
— Не знаю.
— Он был в отъезде?
— Нет. Он никогда не уезжает так рано.
— Он был в лавке?
— Может, и так.
— Он ничего не слышал? И твоя мама тоже?
— Да. Они ничего мне не сказали.
— Они не знают, что это ты стрелял?
— Я им об этом не сказал.
— А кто отнес карабин в сарай?
На этот раз он покраснел и в замешательстве стал смотреть в сторону, избегая встречаться взглядом с Мегрэ.
— Я думаю, — продолжал тот, — что ты не мог сойти по лестнице и пройти по двору в гипсе. Так, значит…
— Я попросил Марселя… — Он вдруг замолчал. — Нет, это неправда, — признался он. — Карабин отнес отец. Вы все равно об этом узнаете.
— Ты попросил его унести карабин?
— Да. Но я не сказал ему почему.
— Когда это было?
— В среду утром.
— Он ни о чем тебя не спросил?
— Он только внимательно посмотрел на меня.
— И ничего не сказал маме?
— Если бы он сказал, она сейчас же все бы у меня выведала.
— Обычно она все у тебя выспрашивает?
— Она всегда знает, когда я вру.
— Это ты попросил Марселя сказать, будто он видел, как учитель выходил из сарая?
— Нет. Я даже и не знал, что его допрашивали.
— Тогда почему же он так сказал?
— Наверно, потому, что видел меня у окна.
— С карабином? Карабин был у тебя в руках?
Жозефу стало жарко, он изо всех сил старался себе не противоречить, не показать, что он колеблется.
Мегрэ мог, конечно, говорить с ним безразличным тоном, не настаивать, как бы произнося лишь малозначащие фразы, но мальчик был достаточно умен, чтобы понимать: комиссар все время продвигается вперед к истине.
— Точно не помню… Может, я еще не держал его в руках…
— Но если из другого окна он увидел, как упала почтальонша, то он вполне мог предположить, что выстрелил ты. Ведь так?
— Ничего такого он мне не говорил…
— Разве вы с ним так и не говорили об этом?
— Только сегодня.
— Он просто объявил тебе, что если его спросят, то он должен будет сказать правду?
— Да.
— Это огорчало его?
— Да.
— А тебя?
— Мне хотелось бы, чтобы все кончилось.
— Ты считаешь, что лучший выход для тебя — сесть в тюрьму?
— Возможно.
— Почему?
— Нипочему. Чтобы увидеть.
Он не добавил, что в тюрьме было бы куда интереснее, чем в доме его родителей.
Мегрэ вздохнул и встал:
— И тебе не жалко было бы, если бы невинно осудили учителя?
— Вряд ли.
— В общем, ты не уверен в этом?
Да. Жозеф был не уверен. Мысль о том, что он причинил столько неприятностей господину Гастену, даже и не приходила ему в голову. А приходила ли она в голову другим жителям деревни?
— Вы уходите? — удивился мальчик, видя, что комиссар направляется к двери.
Мегрэ остановился на пороге комнаты:
— А что мне остается делать?
— Вы расскажете все лейтенанту?
— Кроме того, что относится к твоему происшествию.
— Спасибо.
Он явно был недоволен, что комиссар уходит.
— Я думаю, что добавить тебе нечего, верно же?
Он покачал головой.
— Ты уверен, что сказал мне правду?
Он кивнул, и тогда, вместо того чтобы открыть дверь, Мегрэ уселся на край его кровати.
— Теперь скажи мне точно, что ты видел во дворе?
— В каком дворе?
Кровь прилила к лицу Жозефа, даже уши и те покраснели.
Прежде чем ответить, Мегрэ, не поднимаясь, приоткрыл дверь и сказал жене Марселина, затаившейся за дверью:
— Спуститесь, пожалуйста, вниз.
И, лишь услышав, что она наконец спустилась, он снова закрыл дверь.
— В этом дворе.
— В нашем?
— Да.
— Что я мог видеть?
— Этого я не знаю. Это знаешь ты.
Мальчик, сидевший на кровати, отпрянул к самой стене и с удивлением уставился на Мегрэ:
— Что вы хотите сказать?
— Ты стоял у окна, и старуха показала тебе подкову, так?
— Я уже сказал вам об этом.
— Только карабин был не в твоей комнате.
— Как вы это узнали?
— Твой отец был внизу, во дворе. Дверь в сарай была открыта. Что он делал?
— Он разрубал баранью тушу.
— Со своего места он мог видеть и тебя у окна, и Леони Бирар.
— Этого вам никто не мог сказать! — воскликнул мальчик скорее с восхищением, нежели с удивлением. — Вы сами обо всем догадались?
— Он относился к старухе не лучше, чем ты. Она задевала его всякий раз, как он проходил мимо, верно?
— Она называла его подонком и нищим.
— Она показывала ему язык?
— Она не могла без этого.
— Твой отец вошел в сарай?
— Да.
— Когда он вышел оттуда, карабин был у него в руках?
— Что с отцом сделают?
— Это зависит от многого… Ты решил, что не будешь больше мне врать.
— Я расскажу вам всю правду.
— Мог ли отец видеть тебя в эту минуту?
— Не думаю. Я отошел от окна.
— Нарочно отошел? Пусть, мол, он не знает, что ты его видел, так?
— Наверно. Я не помню. Все произошло так быстро…
— Что произошло «так быстро»?
— Он посмотрел вокруг и выстрелил. Я услышал, как он пробормотал: «Получай свое, проклятая!»
— Он хорошо прицелился?
— Нет. Он приложил карабин к плечу и выстрелил.
— Он хороший стрелок?
— Он не может попасть в воробья с расстояния десяти шагов.
— Он видел, что Леони Бирар упала?
— Да. С минуту он стоял неподвижно, как громом пораженный. Потом побежал в сарай, чтобы положить на место карабин.
— А потом?
— Он посмотрел на мое окно и вошел в дом. Затем я услышал, как он ушел.
— Куда он пошел?
— К Луи.
— Как ты узнал об этом?
— Когда он вернулся, он был пьян.
— А Тео был в саду?
— Он вышел из винного погреба.
— Он видел, как твой отец стрелял?
— Со своего места он ничего не мог видеть.
— Но он видел тебя у окна?
— Наверно, видел.
— И слышал выстрел?
— Должно быть, слышал.
— С тех пор отец ничего тебе не говорил?
— Нет, ничего.
— И ты ничего ему не сказал?
— Я не решался.
— Марсель думал, что стрелял ты?
— Конечно.
— Поэтому он солгал?
— Я его друг.
Мегрэ машинально погладил его по голове.
— Все, малыш! — сказал он, вставая. Он не добавил:
«Вот кто узнал жизнь раньше, чем другие».
Почему? Жозеф не воспринимал все случившееся слишком трагично. Он так привык к подобным ежедневным маленьким трагедиям, что событие это казалось ему не более серьезным, чем все остальные.
— Его посадят в тюрьму?
— Не надолго. Если докажут, что он не целился в Леони Бирар и, следовательно, не собирался ее убить.
— Он хотел только попугать ее.
— Я знаю. Вся деревня будет свидетельствовать в его пользу.
Подумав, мальчик подтвердил его мнение:
— Я думаю, что да: его все очень любят, несмотря ни на что. Он не виноват.
— В чем не виноват?
— Ни в чем.
Мегрэ уже спускался по лестнице, когда Жозеф окликнул его:
— Вы не хотите снять гипс с моей ноги?
— Пожалуй, лучше прислать тебе доктора.
— Вы пришлете его сейчас же?
— Если он у себя.
— Не забудьте.
И когда Мегрэ спустился вниз, услышал, как тот прошептал:
— Спасибо…
Он не пошел через кухню. Солнце уже спускалось за дома, от земли поднимался пар. Все три женщины по-прежнему неподвижно сидели за столом и молча посмотрели на комиссара, когда тот проходил мимо окна.
На церковной паперти священник беседовал с какой-то пожилой женщиной, и комиссару Мегрэ показалось, будто священнику хотелось подойти к нему и заговорить.
Он тоже знал правду. Во время исповеди он узнал про ложь Марселя. Но он был единственный, кто имел право ничего не сказать.
Мегрэ поклонился ему, и священник взглянул на него с удивлением. Потом комиссар вошел в мэрию, где застал Даньелу, курившего в ожидании его сигару. Он вопросительно посмотрел на комиссара.
— Можете освободить учителя, — сказал Мегрэ.
— Это Жозеф?
Мегрэ отрицательно покачал головой.
— Кто?
— Его отец. Марселин.
— Значит, мне следует его арестовать?
— Я должен сначала сказать ему два слова.
— Марселин признался?
— Он в таком состоянии, что ни в чем не может признаться. Если хотите, пойдемте со мной…
Они направились к гостинице, но Мегрэ вспомнил о своем обещании и пошел к дому доктора. Позвонил.
Дверь открыла его сестра.
— Доктор дома?
— Он только что уехал к больной.
— Когда он вернется, скажите ему, чтобы он сходил к Жозефу и снял с ноги гипс.