Найо Марш - Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)
– Не тушуйтесь. Это означает: один гран в одной и одной десятой унции воды.
– Вот это уже что-то. Надо поглядеть маленькие таблички, которые печатают в конце учебников по арифметике. Секунду. Прошу вас, мистер Томс, не говорите ни слова. Буду делать подсчеты.
Аллейн наморщился и стал проделывать какие-то невероятные трюки пальцами.
– Четверть в одном… нет, не пойдет. Не так. Фу-ты! Подождите-ка… – Инспектор вдруг широко открыл глаза и быстро-быстро заговорил: – Шприц на двадцать пять минимов содержит двадцатую долю грана гиосцина. А лошадиный насос – одиннадцать тридцать вторых грана. Вот! – закончил он гордо.
– Совершенно верно! – обрадовался Томс и хлопнул инспектора по спине. – Хвалю!
– Это еще что! Я могу и лучше. Одиннадцать тридцать вторых – это на три тридцать вторых больше четверти, в которой всего восемь тридцать вторых. Ну как?
– Блестяще! Но я не очень понимаю, какая польза от подобных расчетов.
– Не понимаете? – удивился Аллейн. – А мне секунду назад они казались очень важными, но мысль куда-то улетучилась. Просто запишу, на всякий случай.
Томс с любопытством посмотрел через его плечо на крохотные каракули.
– Плохо вижу, – пожаловался инспектор и отошел к свету.
Хирург за ним не пошел, и поэтому не видел последней записи: «Большой шприц вмещает немного больше гиосцина, чем количество, обнаруженное во время вскрытия». Аллейн аккуратно закрыл блокнот и опустил в карман.
– Тысяча благодарностей, мистер Томс, – произнес он. – Вы очень облегчили работу. Сегодня мне осталось повидаться всего с одним человеком, с доктором Робертсом. Не подскажете, где его найти?
– Как вам известно, он у нас не постоянный анестезиолог. Довольно часто замещает доктора Грея. И здесь с того случая не появлялся. Думаю, в этот час его лучше искать по домашнему адресу. Хотите, я ему по-звоню?
– Вы чрезвычайно любезны. Где он живет?
– Не в курсе. Его зовут Теодор. Знаю, потому что слышал, как Грей звал его Дора. Дора! – Томс громко рассмеялся и направился к черной нише с телефоном внутри. Зажег свет и сверился со справочником. – Так: Роберт, Робертс, еще один Робертс. А вот доктор Теодор Робертс, Уигмор-стрит. Тот, кто вам нужен.
Томс набрал номер. Аллейн терпеливо ждал, прислонившись к двери.
– Алло! Это дом доктора Робертса? Он на месте? Спросите, сумеет ли он принять инспектора… – Хирург закрыл ладонью трубку и повернулся к полицейскому. – Аллейн? Так? Да-да, спросите, сумеет ли он принять инспектора Аллейна, если он сейчас к нему приедет. – Томс посмотрел на полицейского. – Он дома; полагаю, все устроится. Алло, Робертс? Говорит Томс. Со мной инспектор Аллейн, он приехал по делу О’Каллагана. Они нашли гиосцин, четверть грана. Потрясающе! Что? Не знаю. Да, конечно. Да не волнуйтесь вы так – вас не собираются арестовывать. Ха-ха! Что? Думаю, минут через двадцать. Только смотрите, приятель, не расколитесь. Ну, бывайте!
Хирург повесил трубку, взял Аллейна под локоть и прошелся с ним до входной двери.
– Старина Робертс совсем вне себя. Понес бог знает что. Дайте знать, если смогу вам еще чем-нибудь помочь.
– Непременно. Большое спасибо. Доброго вам вечера.
– Доброго вечера. Приготовьте для Робертса наручники. Ха-ха!
– Ха-ха! – отозвался Аллейн. – До свидания.
Анестезиолог
Вторник, шестнадцатое. Конец дня и вечер
Робертс жил в небольшом уютном домике с красной дверью на Уигмор-стрит. Маленький, энергичный, под стать дому слуга провел Аллейна в кабинет-гостиную со светло-зелеными стенами, книжными полками, блестящими ситцевыми шторами и удобными креслами. Над камином висело превосходное полотно, изображающее множество маленьких фигурок людей, катающихся на коньках по озеру, окруженному рождественскими елями. В очаге потрескивали дрова. На столе рядом с книжным шкафом лежала стопка исписанных листов, придавленных старым, казавшимся деревянным стетоскопом, который так забавлял Томса.
Оценив по достоинству картину, Аллейн подошел к книжному шкафу и обнаружил в нем впечатляющее собрание современных романов, вызвавшее зависть издание Шекспира и несколько работ по проблемам наследственности, евгеники и психоанализу. Среди других стоял солидный том «Девальвированное поколение» Теодора Робертса. Инспектор снял его с полки и просмотрел оглавление. Книга представляла собой сборник докладов по вопросам наследственных заболеваний, которые Робертс, видимо, читал на заседаниях Международного конгресса по евгенике и сексуальной реформе.
Аллейн был еще поглощен этим вещественным свидетельством научного усердия хозяина дома, когда появился сам автор.
– Судя по всему, вы инспектор Аллейн, – произнес анестезиолог.
Полицейский еле удержался, чтобы не ответить: «А вы, надо полагать, доктор Робертс?» Он закрыл книгу, которую листал, и шагнул к врачу. Анестезиолог робко покосился на инспектора, затем взглянул на книгу в его руке.
– Да, доктор Робертс, – кивнул Аллейн. – Вы поймали меня с поличным. Никогда не могу удержаться, чтобы не снять с полки книгу. Меня очень заинтересовало, о чем пишете вы.
– Да, – протянул анестезиолог. – Это важные проблемы. Прошу вас, садитесь.
– Благодарю. Проблемы наследственности обладают особенной притягательностью даже для такого профана, как я. Однако я пришел не для того, чтобы демонстрировать свою неосведомленность в вашей сфере, а для заполнения кое-каких белых пятен в своей. Речь идет о Дереке О’Каллагане.
– Я был чрезвычайно расстроен, узнав о результатах вскрытия, – сухо промолвил Робертс. – Какое несчастье, ужасно, невосполнимая потеря. – Он нервно повел руками, судорожно втянул воздух и поспешно добавил: – Разумеется, у меня есть свои причины расстраиваться. В качестве анестезиолога на операции я должен был раньше заметить, что все идет не так. Его состояние меня беспокоило почти с самого начала, и я говорил об этом сэру Джону и Томсу.
– Что они вам ответили?
– Сэр Джон занялся своей работой, а мне, после того как каким-то образом прокомментировал мой доклад, предоставил заниматься моей. Как отреагировал Томс, я вообще не помню. Инспектор Аллейн, я надеюсь, вам удастся избавить сэра Джона от подо-зрений. Любое сомнение в этой связи совершенно немыслимо.
– Уверен, что сумею прояснить его роль в ходе положенного расследования. И рассчитываю, что вы мне в этом поможете, доктор Робертс.
– Буду рад содействовать. И не скрою, что эгоистично тревожусь о себе самом.
– Вы не делали никаких уколов?
– Нет. Сообщаю это с облегчением.
– Как так получилось? Я считал, что в обязанности анестезиолога входит введение камфары и гиосцина.
Робертс несколько мгновений не отвечал – он сидел и смотрел на инспектора со странно беспомощным выражением на нервном лице. Аллейн заметил, что как только он обращался к врачу, тот едва удерживался, чтобы не поморщиться. И теперь тоже поджал губы и неподвижно распрямился в кресле.
– Я никогда не делаю инъекций, – объяснил Робертс. – У меня на это есть личная причина.
– Не изволите ли назвать эту причину? То, что вы не делали уколов, – важный факт, свидетельствующий в вашу пользу. Вы не видели больного в сознательном состоянии, и, называя вещи своими именами, вряд ли смогли бы влить гиосцин ему в горло, без того чтобы кто-нибудь не заметил, что вы задумали.
– Много лет назад я вводил больному морфий и допустил передозировку. В результате моей халатности пациент умер. С тех пор я не могу заставить себя взять в руки шприц. Психологически мое поведение можно расценить как слабость и признак болезненного состояния. Я должен был преодолеть себя, но не сумел. В течение некоторого времени я даже не мог заставить себя выполнять функции анестезиолога. Но затем меня пригласили на срочную операцию в связи с заболеванием серд-ца и она прошла успешно. – Робертс показал Аллейну свой стетоскоп и рассказал его историю: – Инструмент представляет собой интересный эксперимент в области психологии. Я начал отмечать на нем все мои удачно завершившиеся случаи лечения болезней сердца. Это мне здорово помогло, но уколы так и не дались. Вероятно, в будущем сумею пересилить себя. Сэр Джон в курсе этой моей… особенности. Я рассказал о ней в первый же раз, когда давал наркоз его пациенту. Это произо-шло некоторое время назад в частном доме. Он был очень внимателен и все запомнил. Впрочем, я знаю, что инъекцию гиосцина он всегда предпочитает делать сам.
Странно было наблюдать, как Робертс, побледневший и заметно расстроенный своим признанием, так и не смог оставить манеру изъясняться сухим, официальным слогом.
– Большое спасибо, доктор Робертс, – вежливо произнес Аллейн. – Мы можем больше не волноваться по этому поводу. Вы сказали, что с самого начала были встревожены состоянием сэра Дерека? Можете охарактеризовать это состояние как имеющее признаки отравления гиосцином?
