Я побывала на том свете - Буало-Нарсежак
Но, едва избавившись от Доминика, разве не закабалила я себя снова, спасая Стефана? И эта мысль, которая еще не приходила мне в голову, сотворила своим появлением землетрясение. Конечно же мне во что бы то ни стало надо избавиться от Стефана. Мама требовала правосудия. У меня был перед ней должок. Должок… Должок… И я погрузилась в небытие. Должок.
Я хочу четко определить этапы того, что станет моей Голгофой, потому что, еще раз повторяю, я ничего не хотела. В некотором роде я перепрыгивала от события к событию, поскольку обстоятельства устанавливали свои законы. Могла ли я повести себя иначе в случае со Стефаном? Да, конечно. Я могла начать бить тревогу, едва обнаружив преступление. Это был бы самый простой выход, но и самый дорогостоящий. Мне бы пришлось рассказать все о моей связи с Домиником, и даже если бы удалось быстро перейти к самоубийству и скрыть волнующий задний план, я не избежала бы того, что сильно ударило бы по Бернару. Впрочем, это слишком слабо сказано. В его глазах я превратилась бы в лицемерное, гнусное и еще Бог знает какое чудовище. Я же повела себя чистосердечно, то есть с уважением к нему и не выказывая неблагодарности. Я решила погибнуть сама, но ни в коем случае не сделать ему больно. Таков был мой метод честного решения проблемы. Вот почему я выбрала тот путь, который пока что спасал не только меня, но и его, хотя не утверждаю, что была права. Однако оставалось отомстить за мою мать, восстановить справедливость, дабы почувствовать себя свободной от долга. И когда я освобожусь, ничто не помешает мне покончить с этой жизнью, слишком тяжелой, чтобы ее влачить.
Однако что-то в этой версии не устраивало меня. Мне казалось очевидным, что в интересах Бернара я должна была скрыть свою любовную связь. Но если вдуматься, то было ли это действительно очевидным? Если бы я просто сказала: «Когда я пришла, то обнаружила свою мать мертвой», разве бы они усомнились? Стали бы они спрашивать: «Где вы были? Откуда пришли?» Но даже в этом случае, если бы я ответила, что была в кино, как бы они доказали обратное? Вот именно. Я была настолько проникнута чувством собственной виновности, что сработал рефлекс обвиняемого. Быть может, я донельзя усложнила ситуацию, которая на деле была очень простой. Полиция, вероятнее всего, остановилась бы на обычной агрессии. Ведь обман не был написан на моем лице. На что я возражала самой себе, говоря, что женщина, спасенная in extremis после самоубийства и, видимо, страдающая тяжелым неврозом, не является свидетелем, показания которого принимаются с закрытыми глазами.
Нудно тянулось воскресенье. Бернар занимался своими марками, а я все перемалывала свои мрачные, печальные мысли. Кот, занятый своими делами, зорко следил за нами. Никаких телефонных звонков. Никто не обнаружил тела, никто не позаботился о нем, не придал ему пристойный вид перед вечным сном. Время от времени Бернар поднимал глаза.
— Все в порядке? Интересная книга?
Я уже давно взяла наобум и открыла какую-то книгу, оказавшуюся жизнеописанием Шатобриана. Во мне все звучала знаменитая фраза: «Пусть грянет гром». Учитывая сложившиеся обстоятельства, он не заставит себя долго ждать.
Это случилось в понедельник утром, около десяти часов. Я притворялась, что еще сплю, чтобы Бернар мог спокойно принять душ, побриться и спуститься в столовую. И тут услышала приглушенный звонок в дверь. С этого момента я превратилась в настороженного зверька. Сначала едва различимый звук долгого разговора в кабинете. Затем осторожные шаги Бернара на лестнице. Наконец дверь в комнату приоткрылась.
— Ты спишь?
Ворчание.
— Проснись, Крис.
— Что такое?
Бернар садится на краешек кровати, тихонько тянет за одеяло, которое я натянула себе на голову.
— Прости, Крис. Ужасная новость. Будь мужественной. Твоя мать…
Я прекрасно изобразила удивление и страх.
— Что с ней?
— Внизу комиссар Лериш. Он тебе все объяснит.
— Только не говори мне, что она…
— Да. Ее только что обнаружили мертвой.
К чему пересказывать остальное? Это не роман, а описание. Бернар поддерживал меня на лестнице, и мы производили впечатление дружной пары. Комиссар… впрочем, не важно… комиссар как комиссар. Ничего выдающегося. Корректен, сострадание на лице, но не в глазах. Он рассказал мне, как было обнаружено тело. Почтальон принес заказное письмо. Ему нужна была подпись. На дверной звонок никто не ответил, и он обратился к консьержке. Та вспомнила, что не видела госпожу Роблен в воскресенье. Это показалось ей странным. У нее был дубликат ключа, поэтому все дальнейшее было очень просто.
Почему я описываю все эти подробности? Потому что всегда восторгалась сложными жизненными поворотами. В принципе обнаружить преступление должна была секретарша. Так ведь нет! Понадобился почтальон, консьержка и ее ключ. И в моей истории все будет так изворотливо и странно, как мозаика со своими капризно нарезанными кусочками. Ладно, вернусь к трагичному происшествию, ибо известие о нем быстро долетело до самого верха. «Как, госпожа Роблен, генеральный директор верфей Роблен?» И Лериш принялся за работу. Мы устраиваемся в гостиной. Комиссар извиняется за вторжение и начинает задавать вопросы из серии тех, которые состоят из начетничества, хитрых возражений и просчитанных колебаний. «Прошу прощения, мадам, но я кое-чего не понимаю» — и появляется на первый взгляд совершенно безобидная фраза: «Господин Вошель был в курсе ваших частых отлучек?» Или же разговор теряется в изнуряющих размышлениях.
— Вы пришли к госпоже Роблен около четырнадцати часов, не так ли?
— Скорее четырнадцать тридцать. Но какое это имеет значение?
— Ну, вы мне сказали, что входная дверь была просто прикрыта.
— Я не обратила внимания. Но конечно же, если бы она была закрыта на ключ, я бы заметила.
И так далее. Еще много маленьких уколов, причиняющих мне боль.
— Моя жена устала, — заметил Бернар.
— Продолжим после обеда, — говорит Лериш. — Я пока только пытаюсь разобраться. На первый взгляд кажется, что мы имеем дело с обычным случаем нападения, каких сейчас много. Мадам Блен, горничная, утверждает, что ничего не взяли. Но это еще предстоит проверить. Как только криминалисты закончат свою работу, тело увезут.
— Вскрытие необходимо? — спросил Бернар.
— Безусловно. Есть один пункт, который меня беспокоит. Обычно преступники, занимающиеся подобными нападениями, душат свою жертву или оглушают, во всяком случае,
