Найо Марш - Выпить и умереть
— Была ли сделана аутопсия?
Это был суперинтендант полиции Николас Харпер.
— Да, была, — отвечал доктор.
— Что же вы нашли?
— Да ничего особенного. Кровь как кровь — прекрасного качества. Не у всякого живого человека найдешь такую кровь, как у нашего покойника, — заметил доктор Шоу. — Небольшую часть мы послали на исследование в центральную лабораторию…
Доктор Шоу сделал паузу.
— Ну и? — поторопил коронер.
— Так вот, анализ в центральной лаборатории выявил в крови следовые количества синильной кислоты.
— Этого было достаточно для смертельного исхода?
— Более чем.
— А вы послали на тот же анализ бутылки из-под йода и из-под коньяка?
— Да.
— И каков же результат, доктор Шоу?
— Пробы оказались отрицательными. Ни следа синильной кислоты.
— А на дротике?
— Дротик также изучили на предмет наличия синильной кислоты, — отвечал доктор Шоу и, помолчав, добавил: — Первый тест был отрицательным. А второй анализ показал наличие следов синильной кислоты на острие дротика…
* * *Оставалось выступить представителю фирмы-производителя игровых дротиков. Лощеный достопочтенный джентльмен подробно и убедительно рассказал, что ни на одной стадии изготовления дротиков не применяются те или иные соединения синильной кислоты.
Коронер мистер Язвент выступил с заключительной речью, которая оказалась на удивление понятной, хотя и несколько затянутой. Из манеры его речи явствовало, что сам суд он полагает сборищем недоразвитых кретинов, но его превосходное воспитание не позволяет высказать это вслух, а принуждает лишь максимально подробно излагать очевидные вещи…
Коронер указал, что слово «отравлен», якобы вылетевшее из уст покойного по словам единственного свидетеля, не должно слишком уж занимать суд. Кроме того, остается непонятным, почему покойный мог произнести это слово и на чем он при этом основывался, поскольку, как достопочтенному суду известно, покойный, к сожалению, умер.
Однако тот же достопочтенный суд должен обратить самое пристальное внимание на тот факт, что в крови покойного найдены следы синильной кислоты. Суд должен отметить также, что яд хранился в доме крайне неаккуратно, без должных мер предосторожности.
Кроме того, коронер напомнил суду об аллергии покойного Уочмена к ядам. Кроме того, он изложил краткую справку о возможных формах подобной аллергии. Кроме того, он заметил, что, если в желудке покойного не обнаружено синильной кислоты, это значит, что тот ее не глотал.
К этому следует присоединить и тот факт, что в бутылке коньяка также не обнаружено признаков синильной кислоты, как и во флаконе из-под йода. Осколки стакана, из которого пил покойный, тоже дали отрицательный результат на присутствие синильной кислоты, но суд должен помнить, что осколки те были весьма мелкого размера, а химический анализ имеет свои количественные пределы. То есть не исключено, что весьма летучее вещество, а именно синильная кислота, испарилась с этих осколков раньше, чем их исследовали в лаборатории. Следовательно, результаты этого анализа нельзя считать окончательными.
Конечно, важнейшим для суда является тот факт, что дротик, который поранил покойного, нес на себе следы синильной кислоты. Дротик был новым, и до мистера Легга его касались только три человека. Коронер объявил, что, по его мнению, смерть наступила от отравления синильной кислотой, однако в настоящее время не представляется возможным сказать, каким образом яд попал внутрь организма, и, следовательно, суд должен учесть эту незавершенность следствия…
После этого намека суд удалился на совещание, но через десять минут вернулся и вынес решение, слово в слово повторяющее заключение мистера Язвента. Кроме того, судьи вынесли частное определение о недопустимости хранения в доме синильной кислоты.
Таким образом, суд был завершен, а кузен покойного, Себастьян Периш, получил право захоронить тело…
Глава седьмая
Жалобы трактирщика
— Лето наступает, — говорил суперинтендант Аллейн задумчиво, — и у меня кровь словно сворачивается… Словно длительность светового дня, дорогой Фокс, связана в моем организме с длительностью моих реакций на всякие внешние раздражения… И вообще, лето отвратительно по многим причинам…
— Вам что же, не нравится теплая погода? — вежливо переспросил инспектор Фокс.
— Нравится, Братец Лис, но только не в Лондоне. И не в Скотленд-ярде. Тут лето приобретает просто чудовищные черты. Чувствуешь себя запыленным, как античная статуэтка, только что выкопанная из земли. Да еще не говоря об одежде, которая вся сплошь пахнет бензином… Ужас, только что от меня вышел джентльмен, так от него несло бензином, словно от дешевого щеголя одеколоном… Итак, Фокс, что вас привело ко мне?
— Видите ли, сэр, ко мне в приемную ввалился некий мужичок и рассказал странные вещи, и… Я не думаю, что в этом есть что-то этакое, но я все же решил вас известить.
— Так в чем же дело? — слегка оживился Аллейн.
— Я уже чуть было не послал его ко всем чертям, — неспешно повествовал Фокс, — и сказал парню, что у нас ему нечего делать, а пойти ему надо к участковому суперинтенданту, который примет меры, если сочтет нужным…
— Послушайте, дружище Фокс, — взмолился Аллейн. — Я сижу перед вами, словно Тантал, по горло в воде, не имея права на глоток… Хватит ходить вокруг да около, говорите в чем дело! Что вам сообщил этот загадочный посетитель?
— Это насчет дела Уочмена, если вы в курсе.
— Хо! — Аллейн крутнулся в кресле. — Это интересно! И что же?
— Я помню, что вас заинтересовало то дело, мистер Аллейн, и что покойный был вашим приятелем…
— Ну, приятелем — это слишком сильно сказано… Точнее — знакомым.
— Да, конечно… Так вот, вы мне говорили, что при судебном расследовании не было затронуто несколько деталей, которые…
— Ну и?
— Так вот, этот парень, точнее дед, как раз об этих опущенных деталях и рассказал. Насчет дротиков.
Аллейн помолчал, потом неохотно выдавил:
— Нет, ему нужно пойти в местную полицию.
— Но я, сэр, подумал, что перед тем вам есть смысл встретиться с ним…
— А кто он?
— Трактирщик.
— Так он что, из самого Девона приехал, чтобы поговорить с нами?
— Точно так, сэр. Он говорит, что начальник полиции в Иллингтоне попросту не желает его слушать.
— Это уж не наша печаль.
— Просто, сэр, я подумал, что, может быть, вы захотите с ним повидаться, — повторил Фокс.
— Ладно, черт с вами. Ведите его сюда…
— Хорошо, сэр! — Фокс поспешно вышел в приемную.
Аллейн, оставшись один, поаккуратнее сложил бумаги на столе и часть из них опустил в ящик. Бумага была гадкая на ощупь, а ручка ящика — липкой. Проклятое лето, подумал Аллейн. И вдруг ему захотелось, чтобы из этого дела Уочмена всплыло что-то действительно важное. Все-таки это же интересно! И к тому же Оттеркомб! Морское побережье!.. Аллейн попытался вспомнить судебный отчет о том деле. В свое время он внимательно прочел эту бумагу…
— Да-да, именно в этом документе! — нахально сказал Фокс, который по сю пору не ушел, а стоял, держась за ручку двери. — Там много сказано о мистере Помрое, сэр…
Аллейн подумал, что, наверное, Эйб решил изобразить из себя характерного провинциала, с плоскими и солеными шуточками, с грубым акцентом и странным представлением о жизни вообще.
— Добрый день, сэр! — несколько испуганно поздоровался Эйб Помрой.
— Добрый день, мистер Помрой. Я слышал, вы спустились со своих неприступных гор, чтобы повидаться с нами?
— Нет, сэр. Я просто выполнял мелкие домашние поручения здесь, в Лондоне, и потому зашел к вам…
— Ну, если так, вам просто повезло… Присаживайтесь, мистер Помрой.
— Спасибочко большое, сэр…
Старый Эйб Помрой плюхнулся в кресло.
— Этот джентльмен, — начал Эйб Помрой, глядя на Фокса, — говорит мне, сэр, что к вашим делам мое прошение касательства не имеет. Однако я уже имел честь пообщаться с судейскими и полицейскими ребятами в Иллингтоне и понял, что, кроме вас, никто этого дела не распутает. Но теперича я вижу, что зря тратил свое время и деньги…
— Вообще-то инспектор Фокс совершенно прав, — заметил Аллейн. — Дело в том, что расследование ложится на Скотленд-ярд только тогда, когда случай доложен и представлен местным суперинтендантом. Однако если бы вы могли сообщить мне в неофициальном порядке, в чем состоит ваш вопрос, то мы могли бы поладить…
— Ну что ж, сэр, говорить кое-что — лучше, чем ничего, — заявил Эйб Помрой. — Поймите, впервые какая-то уголовщина вмешалась в мою жизнь. В «Перышках» всегда было чисто и хорошо, и я не имел ни малейших затруднений с клиентами… Мы соблюдаем закон, черт возьми, и почему закон не хочет нас защитить?
