Рекс Стаут - Игра в пятнашки (сборник)
Потом взглянул на меня.
– Шут, – констатировал он.
Я покачал головой:
– Нет, сэр. Я сел сюда не шутки ради, но чтобы избежать недопонимания. Сел как клиент – чем ближе к вам, тем лучше. Вашим наемным служащим я себя считать не могу – ничего не попишешь, – пока не будет разрешена моя личная проблема. Если вы говорили серьезно, то назовите сумму аванса, и я выпишу чек. А если нет, то мне останется только выбежать из вашего дома как одержимому.
– Черт побери, ну что ты будешь делать! Я связал себя обязательством!
– Да, сэр! Так как насчет аванса?
– Нет!
– Не хотите узнать, как я провел день?
– Хочу? Нет. Но ведь, черт возьми, мне от этого не отвертеться.
Я отчитался по полной. Постепенно, когда он перешел к третьему бокалу пива и с ним покончил, хмурые складки на его лбу немного разгладились. Быть может, он даже не обращал на меня внимания, но я давно уже научился не беспокоиться на сей счет. Как только ему понадобится, вся информация у него будет. Когда я закончил, он проворчал:
– Скольких из тех пяти ты смог бы заполучить сюда завтра к одиннадцати утра?
– При создавшемся положении? Без всякой наживки?
– Да.
– Не уверен, что заполучу хоть одного, но готов попробовать. Я мог бы выудить что-нибудь полезное у Лона Коэна, если угощу его достаточно большим стейком… Кстати, я должен ему позвонить.
– Позвони и пригласи поужинать с нами.
На первый взгляд предложение босса представлялось великодушным и щедрым – и, возможно, было таковым, – вот только ситуация складывалась непростая. Если бы нас привлекли к расследованию обычным образом и я повел бы Лона в ресторан «У Пьера», дабы за еду выудить из него информацию, то сумму из ресторанного счета отнес бы на служебные расходы, которые нам возмещает клиент. Но не теперь. Зачисли я плату за угощение в расходы по делу, раскошелиться пришлось бы Вульфу, если бы только он не выставил счет мне, как клиенту. А если бы не зачислил, платил бы из своего кармана. В любом случае ее не вычли бы из подоходного налога ни у меня, ни у Вульфа, что никуда не годилось.
Так что я позвонил Лону. Он явился и вместо бифштекса от Пьера отведал почек по-горски и клецок в карамели, что оказалось и удобнее, и экономнее. Одна беда: мне пришлось довольствоваться четырьмя клецками вместо обычных шести, а Вульфу – семью вместо десяти. Он перенес это стойко, как подобает мужчине, восполнив недостаток дополнительной порцией салата и сыра.
После ужина в кабинете я был вынужден воздать Лону должное. Он наелся до отвала и выпил порядочно, но ясности ума не утратил. Два моих звонка и приглашение на ужин настроили его как на прием, так и на передачу соответственно программе. Развалясь в одном из желтых кресел и потягивая коктейль из бренди и бенедиктина, он переводил взгляд с Вульфа на меня и обратно.
Грудь босса поднялась в глубоком вздохе.
– Я в затруднительном положении, мистер Коэн, – объявил он. – Связал себя обязательством расследовать убийство, а с какой стороны к нему подступиться, не знаю. Когда сегодня Арчи говорил вам, что смерть мисс Идз меня не интересует, это была чистая правда, но теперь я в деле, и мне нужно от чего-то оттолкнуться. Кто ее убил?
Лон покачал головой:
– Сам собирался задать тот же вопрос. Вам, конечно же, известно, что ее вчерашнее пребывание здесь и уход незадолго до смерти стали достоянием гласности, поэтому все считают само собой разумеющимся, что вы заняты этим делом. С каких это пор вам понадобилась отправная точка?
Вульф покосился на него:
– Мистер Коэн, это вы в долгу у меня или я у вас?
– Я назвал бы его обоюдным, если вам будет угодно.
– Ладно. Тогда, полагаю, у меня есть кредит. Утром я почитаю вашу газету и другие тоже, но раз уж мы с вами все равно сидим здесь, почему бы нам не поговорить об этом деле?
Лон ответил, что ничуть не возражает и в подтверждение своих слов принялся выкладывать все ему известное. Он проговорил почти час, в том числе ответил на несколько вопросов Вульфа и парочку моих, а когда закончил, мы, может, и разжились информацией, но ничем таким, что можно было бы назвать отправной точкой.
Хелмару, Брукеру, Квесту, Питкину и мисс Дьюди предстояло не только унаследовать восемьдесят процентов акций «Софтдауна», но и проконтролировать распределение среди служащих оставшихся десяти процентов с правом решать, кто сколько получит. В сумме это составляло девяносто процентов всех ценных бумаг фирмы, фигурирующих в завещании отца Присциллы. Остальные десять ранее принадлежали компаньону мистера Идза, а после смерти компаньона отошли к его дочери, миссис Саре Яффе, вдове. Некогда миссис Яффе была близкой подругой Присциллы Идз. Муж ее год назад погиб в Корее.
Подозреваемым номер один у журналистов-мужчин значился Оливер Питкин, впрочем без каких-либо убедительных причин. Женщины отдали первенство Виоле Дьюди.
Газетчики не раскопали никаких доказательств того, что кто-то из пяти основных наследников испытывает финансовые затруднения или же отличается крайней мстительностью, жадностью либо кровожадностью. Но поскольку каждый из пятерки должен был получить именной сертификат стоимостью около полутора миллионов, иных доказательств, по единодушному мнению, и не требовалось. Насколько было известно прессе, ни с кого не сняли подозрения благодаря наличию алиби или же другим обстоятельствам.
По меньшей мере половина из шестидесяти репортеров всех газет и телеграфных агентств, освещавших данное дело, пребывала в убеждении, что в нем тем или иным образом глубоко увязла Дафни О’Нил. И журналистская братия намеревалась выяснить, как именно.
Известие о том, что последние семь часов своей жизни Присцилла провела в доме Вульфа, распространилось через Перри Хелмара, который узнал об этом от помощника окружного прокурора. В середине дня Хелмар выложил сей факт журналисту агентства Сити Ньюс, а часом позже, отказавшись встречаться с прессой, распространил заявление касательно своего визита к Вульфу и «жестокого обмана», с коим у нас столкнулся.
Заявление напечатали в вечерних газетах. В нем не говорилось напрямую, однако подразумевалось, что, не утаи Вульф от Хелмара присутствия Присциллы в своем доме, ее бы и не убили.
Издание Лона, «Газетт», намеревалось поместить сей опус в рамке на третьей странице. Упомянув данную подробность, Лон умолк и покосился на Вульфа, ожидая комментариев, но таковых не последовало.
Жизнь Присциллы Идз, довольно запутанная, распадалась на несколько периодов. После смерти отца ее, пятнадцатилетнего подростка, приютили Хелмары, однако бо́льшую часть времени она проводила в школе, где получила блестящую характеристику, а потом два года отучилась в колледже Софии Смит.
Затем внезапно, за несколько месяцев до девятнадцатилетия, посреди семестра она бросила учебу, объявила друзьям, что намеревается пожить в свое удовольствие, сняла квартиру в Гринвич-Виллидж, наняла горничную, повара и дворецкого и принялась устраивать вечеринки. Через несколько месяцев Виллидж ей надоел, однако о следующем крутом повороте ее судьбы информация у Лона была довольно смутная.
Как выяснил сотрудник «Газетт», горничной Присциллы понадобилось отправиться в Новый Орлеан проведать больную мать, и мисс Идз, обрадовавшись хоть какому-то поводу покинуть Виллидж и особенно своего опекуна Перри Хелмара, докучавшего ей требованиями вернуться в колледж, купила себе и горничной билеты на самолет до Нового Орлеана.
Вероятно, в Новом Орлеане или, по крайней мере, где-то в тех краях она и познакомилась с Эриком Хэем. В этом Лон сомневался еще больше. Точно было известно лишь то, что Присцилла с ним познакомилась, вышла за него замуж и уехала куда-то в Южную Америку, где он не пойми чем занимался.
Неоспоримым представлялся и тот факт, что через три месяца она внезапно появилась в Нью-Йорке в сопровождении все той же горничной, с которой и уехала, однако уже без мужа. Она купила домик в лесу недалеко от Маунт-Киско и взялась за мужчин. За два года Присцилла весьма разнообразно с ними повеселилась, очевидно придерживаясь мысли, что чем выше ожидания, тем забавнее наблюдать, как они разбиваются, если их не подпитывать.
Со временем ей надоело и это, и она отправилась в Рино, где прожила какое-то время, чтобы получить развод, вернулась в Нью-Йорк и вступила в Армию спасения. Услышав об этом, я вытаращился на Лона, уверенный, что он взял эту подробность с потолка и приплел для пущего эффекта. Трудно было представить Присциллу Идз, какой я ее знал, в персиковом платье и жакете от дорогого портного, самозабвенно колотящей в бубен. Но нет, Лон сдавал карты открыто, не жульничая.
Присцилла действительно состояла в Армии спасения почти два года, носила форму и работала по семь дней на неделе, оставив старых друзей и старые привычки и ведя умеренный, если не скромный образ жизни.
