К. Сэнсом - Соверен
— О ком вы говорите? — насторожился я. — Значит, у вашего жениха есть враг, которому выгодно с ним поквитаться?
— Здесь, в Йоркшире, Бернард купил землю, прежде принадлежавшую небольшому монастырю, — пояснила Дженнет. — С одной стороны участок этот вплотную примыкал к поместью его семьи. А с другой стороны — к владениям другой семьи, которая тоже не прочь расширить свои земли, — процедила она, и губы ее сжались в тонкую ниточку. — Так что, если Бернарда уличат в государственной измене, кое-кто действительно извлечет из этого выгоду. Земли Бернарда отойдут к королю и будут проданы за бесценок.
Она сделала многозначительную паузу.
— Фамилия семьи, о которой я говорила, — Малеверер.
В памяти моей ожил исполненный жгучей ненависти взгляд, который Дженнет бросила на сэра Уильяма, когда их с Тамазин привели к нему в кабинет.
— Господи боже, этот человек готов скупить все земли в Англии! — с горечью воскликнула она.
— Насколько мне известно, он уже наложил руку на поместья Роберта Эска и намерен приобрести недвижимость в Лондоне.
— Причина подобных неуемных аппетитов — в том, что он незаконнорожденный ублюдок.
Последнее слово Дженнет Марлин словно выплюнула.
— Ему кажется, что богатство заставит людей забыть о его темном происхождении. Никогда прежде алчность и стяжательство не достигали подобного размаха. Люди ради денег готовы на все.
— Вынужден согласиться с вами, сударыня.
— Но Малеверер никогда не добьется своего, — заявила она, сжав руки в изящные кулачки. — Мы с Бернардом поклялись друг другу в верности, и ничто не заставит меня изменить этой клятве.
Голос ее звучал едва слышно.
— Все смеются надо мной, говорят, что единственная причина моей верности Бернарду — в том, что никто больше не позарится на высохшую старую деву. Но…
— Сударыня, — осторожно перебил я, несколько смущенный ее откровенностью.
Но Дженнет была полна желания выложить то, что накипело у нее на душе.
— Люди не могут понять, как крепко мы связаны с Бернардом. Мы дружим с самого детства. Мои родители умерли, когда я была маленькой девочкой, и я выросла в его семье. Он на три года старше меня и всегда был мне поддержкой и опорой. Я привыкла считать его кем-то вроде старшего брата.
Она вновь устремила на меня испытующий взгляд.
— Скажите, сэр, вы верите в небесное предначертание? Верите, что Божественный промысел неразрывно соединяет пути мужчины и женщины?
Я неловко заерзал на скамье. Излияния Дженнет слишком напоминали строки из какой-нибудь цветистой любовной поэмы, которые были при дворе в большой моде.
— Не знаю, что и сказать вам, сударыня, — пробормотал я. — Все это слишком сложно. Порой нам кажется, что какой-то человек предназначен нам небом, но он отнюдь не разделяет наших чувств. Увы, мне на собственном опыте довелось узнать, что такое безответная любовь.
Она посмотрела на меня долгим взглядом и медленно покачала головой.
— Вы меня не поняли. Я всегда знала: никто и ничто не сможет отнять у меня Бернарда. Даже когда он женился на другой, это не поколебало моей уверенности. А потом жена его умерла, и он сделал мне предложение. Вы сами видите, наш брак был предопределен на небесах.
Глаза Дженнет сверкали таким воодушевлением, что мне стало не по себе.
— Ради него я готова на все, — с жаром заявила она. — На все.
— Мне очень жаль, что обстоятельства препятствуют вашему счастью, — тихо произнес я.
Мистрис Марлин внезапно встала.
— Мы должны идти, — сказала она и бросила взгляд на Тамазин и Барака.
Девушка показывала своему ухажеру отрезы роскошной ткани, на которую Барак взирал с откровенно скучающим видом.
— Тамазин, нам пора, — окликнула ее мистрис Марлин. — Мы и так слишком задержались.
Тамазин уложила ткань в корзину, стряхнула с платья опавшие листья и поспешила к нам. Барак следовал за ней.
— Всего вам наилучшего, сэр, — сказала мистрис Марлин и, сделав реверанс, двинулась к воротам.
Когда женщины удалились, Барак покачал головой.
— Господи боже, Тэмми была невыносима. Представляете, она заставила меня разглядывать все эти чертовы кружева и тряпки. И при этом без умолку расписывала их достоинства. Я едва не выл от тоски. Но пришлось слушать, чтобы ее не обидеть.
— Смотрите будьте с ней настороже, а то мигом превратитесь в подкаблучника, — усмехнулся я.
— Этому не бывать, — убежденно заявил Барак, но губы его тронула улыбка. — Простите за то, что оставил вас в обществе мистрис Марлин.
— Вам не за что извиняться. Мистрис Марлин, судя по всему, более не питает ко мне неприязни, и я провел время чрезвычайно приятно.
— В отличие от меня.
— Она много рассказывала о своем женихе. А еще я узнал кое-что любопытное о нашем благородном сэре Уильяме.
И я рассказал Бараку о том, каким образом Малеверер рассчитывает завладеть землями Бернарда Лока.
— Что до мистрис Марлин, то она, похоже, живет и дышит только своим Бернардом, — заметил я напоследок. — Ее душа и сердце принадлежат ему всецело.
— Подобная преданность делает ей честь.
— Да, но что с нею станется, если жениха ее постигнет печальная участь? Ее жизнь тоже будет погублена безвозвратно.
— Вижу, вы прониклись к этой леди большой симпатией, — ухмыльнулся Барак. — Может, вы сумеете занять место ее жениха?
— Думаю, на свете нет мужчины, который сумел бы это сделать, — со смехом возразил я. — Кроме того, у мистрис Марлин слишком страстная натура, а семейной жизни это отнюдь не на пользу.
Я бросил взгляд в ту сторону, куда ушли наши недавние собеседницы.
— Остается лишь надеяться, что мастер Лок выйдет на свободу и соединится наконец со своей суженой.
Глава тридцатая
Через несколько часов мы вернулись в замок, дабы вновь приступить к слушанию прошений. Кости Эска убрали, и лишь обрывок цепи, болтавшийся на верхушке башни, напоминал о ее жутком украшении. Поначалу мне показалось, что цепь покрывают кровавые пятна, но потом я догадался, что она проржавела насквозь.
На этот раз Джайлс, против своего обыкновения, держался с просителями излишне резко. Несколько раз он с раздражением обрывал невнятно лепечущих простолюдинов, так что мне даже пришлось вмешаться. Около пяти мы закончили. Мастер Уотерс собрал свои бумаги и отвесил нам поклон.
— Насколько я знаю, вам предстоит путешествие в Лондон, джентльмены, — сказал он на прощание. — Желаю вам благополучно добраться.
— Спасибо, — ответил я. — Правда, одному богу известно, когда мы двинемся в путь.
— Да, судя по всему, король пока не собирается покидать Йорк.
Когда за Уотерсом закрылась дверь, я обернулся к Джайлсу. Вид у него был до крайности утомленный, щеки бледны, плечи опущены. Когда он встал, тяжело опираясь на палку, я заметил, что он, как ни странно, напоминает мне короля.
— Вы плохо себя чувствуете, Джайлс? — с тревогой осведомился я.
— Неважно, — кивнул он. — С вашей стороны было бы очень любезно проводить меня домой, Мэтью.
Боль и усталость заставили Джайлса позабыть о лондонском произношении, и в речи его ощущался сильный йоркширский акцент.
— Да, разумеется.
Я помог старику спуститься по лестнице и выйти во двор. Барак следовал за нами. Порыв холодного ветра заставил Джайлса содрогнуться.
— Король Джеймс заставляет себя слишком долго ждать, — пробормотал он. — Может, он и не собирается в Йорк?
— Нам остается лишь строить предположения, — пожал плечами я. — Ведь нам ничего не известно о том, какие договоренности существуют между двумя монархами.
— Верьте моему слову, король Джеймс не приедет! — убежденно заявил Ренн. — Господи боже, надо быть законченным болваном, чтобы явиться в чужую страну и отдать себя на милость короля Генриха.
Барак обеспокоенно огляделся по сторонам. К счастью, поблизости не было ни одной живой души.
— О подобных вещах не стоит говорить так громко, Джайлс, — предостерег я.
— Вы правы, — кивнул старый законник. — Хотя я говорю чистую правду. О господи, времени у меня осталось совсем мало! — воскликнул он со страстью, неожиданной в столь сдержанном человеке. — Мне надо как можно скорее попасть в Лондон.
Мы отвели Джайлса домой, передали на попечение Меджи и направились в аббатство. По пути я молился о том, чтобы у старика хватило сил проделать длинный путь, найти племянника и на пороге смерти обрести мир и душевное равновесие.
Прибыв в аббатство, мы сразу направились в трапезную, ибо у Барака была там назначена встреча с Тамазин. Время обеда уже наступило, и в трапезной царило обычное оживление. Клерки и слуги болтали и перебрасывались шутками в точности так, как и до прибытия короля; к его присутствию успели привыкнуть, и благоговейный трепет несколько поутих. Тамазин сидела за тем самым столом, который мы облюбовали прежде. Оттуда было хорошо видно, кто входит в трапезную. Одета она была, как и всегда, весьма нарядно — голубое шелковое платье, маленький изящный чепчик, из-под которого рассыпались по плечам пышные золотистые локоны.
