Перст указующий - Пирс Йен
Что до Сэмюэля Морленда, то он не лишен способностей, но алчность и ненадежность делали его услуги сомнительными, и я уже давно хотел отказаться от них. Но не мог, так как в его руках находился самый полезный осведомитель о действиях королевских приверженцев, которого он называл мистер Барретт.
Из всех правительственных источников этот мистер Барретт был несравненно лучшим. Нам требовалось только задать вопрос и мистер Барретт немедля сообщал ответ через Сэмюэля. А Сэмюэль отказывался открыть, кто он. Если бы я избавился от услуг Сэмюэля, то лишился бы мистера Барретта, а у Сэмюэля достало ума сообразить, что я терплю его только по этой причине. Я частенько взвешивал, не передает ли он сведения, а не только их получает, и следил за тем, чтобы о наших планах и действиях он знал как можно меньше. До тех пор, пока этот обмен не стал слишком невыгодным, я ему не препятствовал.
Кем был мистер Барретт? Вы совершенно правы: я тоже пришел к выводу, что это был Джон Мордаунт, и арестовал его, чтобы самому допросить и попытаться установить с ним прямую связь, что позволило бы впредь обходиться без Сэмюэля. Но Мордаунт отрицал все. То ли он подозревал ловушку, то ли и правда был тут ни при чем, то ли его верность Сэмюэлю была слишком велика. Так или иначе, но я ничего от него не добился.
Это было ошибкой: мой поступок выдал мою враждебность по отношению к Сэмюэлю, и, когда представился случай, он устроил заговор против меня, и я временно лишился моей должности. Когда же я вернул свое положение, он, опасаясь моей мести, перекинулся на сторону короля и, чтобы завоевать доверие, обвинил вашего отца.
Как видите, я не намерен опровергать здесь, что предателем был Джон Мордаунт и что вашим отцом пожертвовали, чтобы его оберечь. Хотя и опроверг бы некоторые подробности, если бы на это было время.
Я опровергаю лишь одно обвинение, на котором строится все ваше дело против меня, и могу доказать, что оно неверно. Вы говорите, что я навлек позор на вашего отца, что я позаботился о подложных документах, и о распространении слухов о них, а я прямо утверждаю, что не только ничего подобного не делал, но и не мог бы сделать, ибо, когда это произошло, я уже не имел ни места в правительстве, ни влияния.
Меня уволили со службы Республике на исходе пятьдесят девятого года, когда Ричард Кромвель решил, что не сумеет остаться Протектором, и отказался от борьбы. Жаль! Он был не без способностей. Я лишился власти вместе с ним и в течение многих месяцев не пользовался никаким влиянием. А именно тогда были состряпаны документы, касавшиеся вашего отца, и переданы сэру Джону Расселу. Это простые факты. Я сказал, что в ваших построениях имеется один серьезный просчет. Вот этот. Каким бы верным ни было представленное вами обвинение вообще, ко мне оно относиться не может.
Такую вот простенькую ошибку я допустил – меня словно молотом ударило. Ведя свои упорные розыски, я ни разу даже не подумал о хаосе, который сопровождал последние дни Республики, об ожесточенной борьбе за свое положение и предательствах между прежними соратниками, когда они старались спасти себя и свою растленную систему от гибели. Кромвель умер, к власти пришел его сын, был низвергнут, у власти одни парламентские фанатики сменяли других. И в этой круговерти Турлоу на время утратил свою хватку. Я знал про это обстоятельство, но не счел его важным, не сверил факты и даты. И с самого начала моей речи Турлоу спокойно ждал, пока мое красноречие не иссякнет, зная, что ему стоит подуть, и от моего обвинения против него не останется ничего.
– Вы говорите, что Морленд погубил моего отца в одиночку?
– Вполне возможное истолкование, – невозмутимо сказал Турлоу. – И наиболее очевидное, если исходить из собранных вами фактов.
– Так что же мне делать?
– Я думал, вы пришли убить меня, а не просить моего совета.
Он знал, что спасся. Ведь он только-только не сказал мне прямо, что дважды, когда я говорил с Мордаунтом, а позднее с Морлендом, я стоял лицом к лицу с виновниками. От одного я ушел, рассыпаясь в благодарностях и наилучших пожеланиях. Другого счел всего лишь орудием, алчным подлецом, пожалуй, но, по сути, только источником сведений и ничем более. Теперь я чувствовал себя дураком и изнывал от стыда, что этот человек увидел всю меру моей глупости и указал мне на нее с таким хладнокровием.
– Пора покончить с этим, – сказал Турлоу. – Считаете вы меня виновным или нет? Я ведь сказал: решать вам, а я приму ваш вердикт.
Я покачал головой, а в глазах у меня стояли слезы разочарования и стыда.
– Этого мало, сударь, вы должны огласить вердикт, – потребовал он.
– Не виновен, – буркнул я.
– Прошу прощения? Боюсь, я не расслышал.
– Не виновен! – заорал я на него. – Не виновен, не виновен, не виновен! Теперь расслышали?
– Вполне, благодарю вас. Ну а теперь, когда вы доказали, как сильно прилежите справедливости, а я понимаю, чего вам это стоило, и я докажу то же. Если вам нужен мой совет, я его дам. Расскажите мне обо всем, что вы сделали, прочли, сказали, подумали и видели. Тогда мне станет ясно, могу ли я чем-нибудь помочь вам.
Он снова хлопнул в ладоши, снова появился слуга и на этот раз получил приказание принести еды и подложить дров в огонь. А потом я начал рассказывать и объяснять, начав с самого начала и умолчав только о помощи и содействии, оказанных мне лордом Бристолем. Я ведь обещал ничего об этом не говорить и не хотел разгневать будущего покровителя, нарушив слово. Я даже поведал ему о чарах, которые наложила на меня Сара Бланди, и о моей решимости раз и навсегда положить конец нашей борьбе. Но и только. К нему это отношения не имело, а по его лицу было видно, что ни во что подобное он не верит.
– В вашем распоряжении есть немалая ценность: обвинение против Мордаунта. Его недолюбливают очень многие, и он тесно связан с лордом Кларендоном. Предложите свой товар нужным покупателям, и вы получите высокую цену.
– А кому?
– Сэр Уильям Комптон, полагаю, по понятным причинам хочет поквитаться с вами за ваше нападение. Но он ненавидит лорда Кларендона и, вероятно, сочтет полезным взять назад свою жалобу, если вы внесете свою лепту в падение его злейшего врага. Ведь если Мордаунт, друг Кларендона, окажется под угрозой, то под еще большей угрозой окажется сам Кларендон. А за это вас, помимо сэра Уильяма Комптона, щедро отблагодарят и другие люди. Вам следует обратиться к ним и посмотреть, что они могут предложить взамен.
– Все это очень хорошо, – сказал я, не решаясь надеяться после стольких разочарований. – Но я же беглец. Если я отправлюсь в Лондон или даже в Оксфорд, то буду арестован. Так как же я могу к кому-либо обратиться?
От величия королевского правосудия он, однако, отмахнулся. Я начал понимать, что люди вроде Турлоу не придают большого значения закону. Если враги решат его уничтожить, чистота перед законом его не спасет, а если он достаточно силен, то может ничего не опасаться, как бы велики ни были его преступления. Закон – орудие власти, и не более. Он предложил мне опасную сделку, страшный выбор. Я искал правосудия, но Турлоу показал мне, что правосудия не существует и все сводится к борьбе за власть. Если я хочу вернуть свое законное положение, то должен уничтожить чужих врагов точно так же, как уничтожили моего отца. Я могу достичь своей цели, но только через отречение от того, что стоит за ней.
Потребовалось много дней размышлений и молитв, прежде чем я принял это условие. Когда же я его принял, Турлоу отправился в Оксфорд, где обсудил это дело с доктором Уоллисом после их встречи в театре.
Меня мучили опасения, но он объяснил мне, что Уоллису куда проще обратиться к тем людям в правительстве, которые могут оказать необходимое содействие. Как ни грубо я обошелся с ним в тюрьме, Турлоу с самого начала, казалось, полагал, что заручиться помощью Уоллиса будет достаточно легко, хотя он не потрудился объяснить мне, почему именно.
– Ну? – спросил я настойчиво, когда Турлоу по возвращении наконец-то позвал меня к себе. – Уоллис согласился помочь?
