Великое восстановление наук, Разделение наук - Фрэнсис Бэкон

Бэкон Фрэнсис

ВЕЛИКОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ НАУК, РАЗДЕЛЕНИЕ НАУК

Часть 1

ФРАНЦИСК ВЕРУЛАМСКИЙ[1] ТАК МЫСЛИЛ И УСТАНОВИЛ ДЛЯ СЕБЯ ТАКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ, ОЗНАКОМИТЬСЯ С КОТОРЫМИ, ПО ЕГО МНЕНИЮ, ВАЖНО И НЫНЕ ЖИВУЩИМ И ПОТОМСТВУ

Убедившись в том, что разум человеческий сам себе создает затруднения и не пользуется трезво и здраво находящимися во власти человека истинными средствами помощи, вследствие чего возникает многообразное непонимание вещей, влекущее за собой бесчисленный ущерб, он счел необходимым всеми силами стремиться к тому, чтобы каким-либо способом восстановить в целости или хотя бы привести к лучшему виду то общение между умом и вещами, которому едва ли уподобится что-либо на земле или по крайней мере что-либо земное. На то же, чтобы укоренившиеся и готовые укорениться навеки заблуждения исправились одно за другим самостоятельно (если предоставить ум самому себе), собственною ли силою разума или благодаря помощи и поддержке диалектики, не было решительно никакой надежды; ибо первые понятия о вещах, которые ум легким и беспечным вкушением извлекает, вбирает в себя и накопляет и от которых проистекают все остальные понятия, порочны и смутны и неправильно отвлечены от вещей, вторичные же и остальные понятия отличаются не меньшим произволом и неустойчивостью; откуда следует, что все человеческое мышление, которым мы пользуемся для исследования природы, дурно составлено и построено и уподобляется некоей великолепной громаде без фундамента. Ибо люди, восхищаясь ложными силами духа и прославляя их, обходят и теряют истинные его силы, каковые могли бы у него быть (если бы ему была предоставлена должная помощь и сам он покорствовал бы вещам, вместо того чтобы попирать их необузданно). Оставалось только одно: заново обратиться к вещам с лучшими средствами и произвести Восстановление наук и искусств и всего человеческого знания вообще, утвержденное на должном основании. И хотя этот замысел мог бы показаться чем-то бесконечным и превышающим силы смертных, однако на деле он окажется здравым и трезвым в большей степени, чем то, что делалось доныне. Ибо здесь есть какой-то выход. То же, что ныне делается в науках, есть лишь некое вращение и вечное смятение и движение по кругу. Не скрыто от него, на какое одиночество обрекает этот опыт и как он мало пригоден, чтобы внушить доверие; тем не менее он не счел возможным пренебречь ни делом, ни собою самим и не отказался вступить на тот путь, который один только возможен для человеческого духа. Ибо лучше положить начало тому, что может привести к выходу, чем вечными усилиями и стараниями связывать себя с тем, что никакого выхода не имеет. Пути же размышления близко соответствуют путям деятельности, о которых искони говорится, что один, вначале крутой и трудный, выводит на простор, другой же, на первый взгляд удобный и легкий, ведет к бездорожью и пропастям. И вот, не будучи уверен в том, придет ли когда все это кому-нибудь на ум впоследствии, каковое сомнение в него вселяло то обстоятельство, что он не нашел никого, кто в прошлом обратил бы свой ум к подобным размышлениям, он решил обнародовать первое, к чему удалось прийти. Эта поспешность была вызвана не тщеславием, а заботой о том, чтобы если с ним что случится по бренности человеческой, то все же осталось бы некое начертание и обозначение дела, которое он обнял своим замыслом, и тем самым остался бы некоторый знак его искреннего и доброго стремления ко благу человеческого рода. Всякое же иное притязание он поистине счел недостойным задуманного дела. Ибо дело, о котором идет речь, или вовсе ничтожно, или таково, что подобает довольствоваться самою заслугой и не искать награды вовне.

СВЕТЛЕЙШЕМУ И МОГУЩЕСТВЕННОМУ ГОСУДАРЮ И ГОСПОДИНУ НАШЕМУ ЯКОВУ БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ВЕЛИКОЙ БРИТАНИИ, ФРАНЦИИ И ГИБЕРНИИ[2] КОРОЛЮ, ВЕРЫ ЗАЩИТНИКУ И ПРОЧАЯ.

Светлейший и могущественнейший государь, Ваше Величество сможет, пожалуй, обвинить меня в хищении за то, что я хотел бы похитить у Ваших дел столько времени, сколько потребовала бы приносимая Вам книга. Мне нечего возразить, ибо нет возврата времени. Но, может быть, тот ущерб, который понесло время, принадлежащее Вашим делам, будет возмещен памятью Вашего имени и славой Вашего века, если только приносимое имеет какую-нибудь цену. Во всяком случае оно ново, и притом вполне, хотя и списано с весьма старого образца, а именно самого мира и природы вещей и духа. Сам я (признаюсь откровенно) считаю этот труд скорее порождением времени, чем ума. Ибо только одно в нем достойно удивления — что кому-то могли прийти на ум начатки дела и столь сильные сомнения в том, что получило силу. Остальное же следует без труда. Но ведь несомненно имеется нечто случайное (как мы говорим) и как бы непроизвольное в том, что думают люди, как и в том, что они делают или говорят. Но я хотел бы, чтобы это случайное (о котором я говорю) было понято таким образом, что если в приносимом мною есть нечто хорошее, то это должно быть приписано бесконечному милосердию и благости божьей и счастливому благоденствию времен Ваших, государя, которому я и при жизни служил с непоколебимым усердием и по смерти, быть может, достигну того, что Ваши времена станут светить потомству новым сим факелом, зажженным во тьме философии, И по заслугам принадлежит это возрождение и восстановление наук временам государя мудрейшего и ученейшего изо всех. Остается просьба, не недостойная Вашего Величества и как ничто другое важная для нашего замысла. Она заключается в том, чтобы, во многом уподобляясь Соломону — силою правосудия, мирным правлением, величием сердца, наконец, превосходным разнообразием составленных Вами книг, Вы прибавили к этому, по примеру того же царя, заботу о составлении и завершении истории естественной и опытной, истинной и строгой (отбросившей филологию), такой, которая была бы пригодна для основания философии, короче, такой, какою мы ее опишем в своем месте; чтобы наконец после стольких веков существования мира философия и науки более не были висящими в воздухе, а опирались на прочные основания разнородного и притом хорошо взвешенного опыта. Я дал Органон; материал же нужно искать в самих вещах. Да хранит долго всеблагий всевышний господь Ваше Величество.

Светлейшего Вашего Величества раб усерднейший и преданнейший Франциск Верулам, канцелларий Франциска Веруламского

ВЕЛИКОЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ

Предисловие[3]

О том, что состояние наук неблагоприятно