Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов
Смерть Павла от рук заговорщиков поставила крест на этом завоевании. Александр, став императором, отозвал русские войска, и в отношениях с Францией наступило похолодание. Вспомнился март восемьсот четвертого. Весть о расстреле герцога Энгиенского во рву Венсенского замка облетела тогда все дворы Европы. Россия вручила французскому посланнику ноту с возмущением, на что Наполеон не преминул едко ответить. Александр помнил его послание дословно: «Жалоба, которую Россия предъявляет сегодня, заставляет спросить, если бы, когда Англия замышляла убийство Павла I, удалось узнать, что заговорщики находятся в одном лье от границы, неужели не поспешили бы их арестовать?» Это был намек на его участие в убийстве отца! Можно ли было стерпеть такое?! Он вздохнул. Прошло уже пять лет. Пять лет битв, крови, обиднейших для самолюбия поражений, наконец, мирного договора на условиях, позволивших сохранить лицо, но экономически удушливых, и вот теперь… Теперь все идет к новой войне…
В Эрфурте они провели бок о бок несколько дней. Два императора. Два тщеславных соперника. И еще там, на шумных приемах, под звуки вальсов и в темноте театральных лож Александр понял, что подлинное величие эгоистично. Они не договариваются о мире, они делают паузу перед решающим сражением.
Он обернулся. На стене в огромной золоченой раме висел портрет его бабки, Екатерины Великой. И ему вдруг показалось, что она… улыбнулась.
Глава 4
Новые столичные знакомства
Извольский чувствовал себя разбитым. Ночь прошла в каком-то неимоверно длинном, беспокойном и растянутом сне. Грезился мертвенно-бледный гусар, в окровавленном исподнем он сидел отчего-то за карточным столом, ямщик в кургузом чепце звал на помощь городового, затем привиделся оскалившийся турецкий моряк, тонущий в кипящей воде пролива. Утром граф проснулся совершенно не отдохнувшим.
День прошел в обследовании места убийства, затем Извольский с надлежащим тщанием исследовал жилище Валевича. В четыре часа пополудни он явился с докладом к Балашову и застрял там почти на два часа. Разговор получился долгим, и все услышанное от Балашова необходимо было переварить. Извольский вспомнил, что его старый боевой товарищ капитан-лейтенант Мишарин, по словам Бальмена, находится в Петербурге. Что ж, это было очень кстати. Мишарин живет на Третьей линии Васильевского острова, пешая прогулка вдоль Невы будет весьма полезна, да и раненую ногу необходимо нагружать. Он застегнул сюртук, взял со стола перчатки и трость с серебряным набалдашником и вышел из здания Управы.
Итак, что мы имеем? Гусарский ротмистр играет всю ночь в карты в компании офицеров. Разговоры вполне себе обычные. Проигрывает порядка десяти рублей, что тоже вполне обычно. Денщик показал, что накануне Валевич получил какое-то письмо, коим был чрезвычайно обрадован, и пребывал в прекрасном расположении духа. Далее он едет на Галерную, где получает удар ножом в печень, от коего и кончается. Деньги и драгоценности при нем, стало быть, ограбления не было. Упоминает ружье.
Казалось, что дело зашло в тупик, а после разговора с Балашовым в нем поселилась необъяснимая тревога. В России действуют французские шпионы. Мало того, сослуживец Валевича, майор Левин, утопший по весне в имении, как оказалось, входил в воинскую комиссию под началом великого князя. И Балашов, и Бальмен – оба упоминали о знакомстве Константина Павловича и с Левиным, и с Валевичем. Утопший майор как раз предлагал некие улучшения конструкции пехотных ружей. Необходимо выяснить все обстоятельства его смерти. Если предположить, что Левину помогли утонуть, то из всей этой истории явно торчат уши французов. Но почему Валевич? Ротмистр славился лишь своими похождениями по дамским будуарам, кутежами да храбростью, граничащей с безумием. В бумагах убитого обнаружились лишь личные письма, несколько закладных и ломбардные записи. Что их связывает с Левиным? Куда он ходил на Галерной? Письмо, о котором говорил денщик, тоже не нашли ни при убитом, ни в его бумагах. Характер смертельного ранения таков, что понятно: Валевича ждали и застали врасплох. Первым делом нужно дознаться, куда же все-таки он ходил. И Левин… Имение майора находилось в шестидесяти верстах от столицы, нужно будет отправиться туда завтра. Что-то подсказывало Извольскому, что лишней эта поездка точно не будет.
Свежий невский ветер приятно обволакивал лицо, и Извольский ощутил прилив сил. Он уже миновал мост и здание Кунсткамеры, по левую руку осталось здание Биржи. Нога на удивление чувствовала себя прекрасно. Остаток пути граф преодолел с особым удовольствием, и когда дверь квартиры Мишарина распахнулась, на его лице сияла самая благодушная улыбка.
– Господи, Андрей! – Мишарин был в белом морском камзоле и длинных панталонах. – Ну здравствуй, братец!
Они сердечно обнялись.
– Здравствуй, Василий!
– Проходи скорее, ну как ты? Как нога? – Он пропустил Извольского внутрь квартиры и закрыл дверь. – Захар, прими у барина верхнюю одежду! И тащи еще вина!
Последние слова относились к денщику, услужливо выскочившему в переднюю.
– Я без приглашения, прости, у тебя гости, – кивнул Извольский на огромную вешалку, сплошь занятую мундирами и сюртуками.
– Да полно тебе, – сверкая глазищами, сказал Иван, – пойдем, я представлю тебя моим товарищам! Хотя погоди, позволь все же спросить: как здоровье?
– Все хорошо, благодарю. Нога заживает, рука… – Он поднял искалеченную кисть. – Рука тоже… почти.
– Пальцев стало поменьше, это ничего! Мы ведь когда тебя на берег отправили, ты был лицом бел как парус. Всей командой в церкви свечи за тебя ставили! Бог отвел! Стало быть, поживешь еще! Пойдем, шампанского откроем, граф! Как же я рад!
Они прошли по едва освещенному коридору, поднялись по лестнице и вошли в гостиную.
– Господа! Позвольте представить вам моего боевого товарища, графа Андрея Васильевича Извольского, капитан-лейтенант флота Его Императорского Величества в отставке.
Извольский кивнул.
– Добрый вечер, господа!
Мишарин небрежно, по старой флотской привычке, представлял присутствующих. Начал по обыкновению с самого молодого, светловолосого корнета с голубыми водянистыми глазами, Валуйского.
