Тереза Бреслин - Печать Медичи
Около недели спустя, когда я снова направился в госпиталь, мне сказали, что какая-то важная персона желает меня видеть. Этот человек ожидал меня в кабинете начальника лазарета и представился доктором Клаудио Ридольфи из медицинской школы при университете Болоньи. Он хотел знать детали моего способа лечения мушкетных ран.
— Я не искал этой работы, — тут же запротестовал я.
Со времен Павии я знал, что существуют четкие правила, касающиеся врачебной практики. Так, например, хирургам не разрешено использовать лекарства, а аптекари находятся под контролем бакалейных гильдий. Священникам было запрещено заниматься хирургией, и любого человека, вздумавшего врачевать и не имевшего соответствующей квалификации, могли бросить в тюрьму или того хуже.
— Я не беру платы, — объяснил я. — Я лечил только тех людей, за которых просили монахи.
— Я не собираюсь вас порицать, — успокоил меня доктор Ридольфи. — Хочу лишь узнать, что именно вы делаете и как у вас получается делать это так хорошо. Похоже, вы обладаете медицинскими знаниями, просто невероятными для такого молодого человека.
— Я вырос в деревне, — ответил я, немного успокоившись. — С раннего детства знал разные народные снадобья.
— Кроме того, представляю себе, как устроено и работает человеческое тело. Мне приходилось присутствовать на анатомических сеансах, которые проводил профессор анатомии из университета Павии.
— Вы имеете в виду Марка Антонио делла Торре?
— Да, именно так его звали, — ответил я.
— О, тогда вам чрезвычайно повезло! Его работа признана во всей Европе.
Я кивнул:
— Он очень способный и ученый человек.
— Был способным и ученым человеком, — мрачно произнес доктор Ридольфи. — Если бы были с ним знакомы, то мне очень жаль, что именно я должен сообщить вам печальную новость. Мессер делла Toppe умер.
— Как умер? — поразился я. — Ведь профессор был совсем не стар, никак не старше тридцати!
— Премного сожалею, — сказал доктор.
— Но как, отчего он умер?
— От чумы. Он ездил в Верону, ухаживал за больными. Его семья живет в тех краях. Там он и заразился.
Значит, он тоже, как и этот человек, был настоящим врачом и отправился лечить больных, не думая о собственной безопасности. Я тут же подумал о том, какой удар это для хозяина. Совсем недавно умер его друг Шарль д'Амбуаз, французский наместник в Милане, пригласивший маэстро в этот город.
А теперь вот профессор делла Toppe. Ушли сразу двое друзей, с которыми он мог поделиться своими мыслями.
Доктор Ридольфи подождал, пока я справлюсь с нахлынувшими на меня чувствами, а затем сказал:
— Мне интересно знать, почему вы сразу отказались от обычного способа лечения пулевых и осколочных ранений?
— Я не знаю никаких обычных способов.
— Но мне послышалось, будто вы сказали, что учились в Павии.
— Всего несколько месяцев, когда мой хозяин работал там, занимаясь анатомией и другими исследованиями.
— Ваш хозяин?
— В то время я служил у Леонардо да Винчи.
— У великого Леонардо! Что ж, в юности у вас была прекрасная компания, Маттео!
— Да, — согласился я. — Теперь, став старше, я больше это ценю. Маэстро хотел, чтобы я продолжил учебу в Павии, но…
Я не смог закончить фразу.
Преследование со стороны Сандино и необходимость исполнить свой долг перед Паоло и вступить в отряд кондотьеров помешали мне в прошлом году принять предложение маэстро. Но я всегда считал эти нынешние испытания временными. Со свойственным юности легкомыслием я надеялся на то, что смогу однажды вернуться в Милан и мне снова предложат поехать в Павию, в университет. Но если Марк Антонио делла Toppe умер, не вырвавшись из жестоких объятий чумы, то это означало, что мир потерял отличного врача, а я — свой шанс на образование.
Сев за письменный стол, я взял перо и чернильницу.
— Я напишу вам свой рецепт, — сказал я доктору. — Вы можете взять его и использовать, как вам угодно.
Не успел я закончить с рецептом, как в госпитале объявился Паоло в сопровождении нескольких солдат. Они искали меня.
— Пойдем! — заорал Паоло, увидев меня. — Ты должен это видеть, Маттео! Там снимают статую Папы!
Мы побежали на площадь, протолкались сквозь огромную толпу и нашли проход на крышу. Там стояла обвязанная веревками колоссальная бронзовая статуя Папы Юлия, работы Микеланджело. Статуя в три раза превосходила человеческий рост, и множество мужчин тянули ее за веревки, слушая команду толстого болонского советника, который, для координации их усилий, стучал в барабан и кричал:
— Раз-два, взяли!
— Раз-два, взяли! — подхватывали зеваки.
Когда статуя начала раскачиваться взад и вперед, Паоло в возбуждении схватил меня за руку.
— Раз-два, взяли! — вопила, подбадривая, толпа.
Местные чиновники приказали солдатам очистить площадь. Солдаты попытались оттеснить народ в боковые улочки. Но люди, словно не боясь за свою жизнь, не двигались с места. На каждом дереве сидело с десяток мальчишек, и все окрестные крыши были полны зрителей, воевавших друг с другом за самые выгодные точки.
— Раз-два, взяли! — разносилось над площадью.
Статуя Папы Юлия страшно закачалась, и наконец колосс повалился на землю. Осколки булыжника полетели во все стороны.
Горожане поднимали детей повыше и говорили им:
— Смотри! Болонья сбросила Папу на землю! Мы показываем пример всей Европе!
Тут раздался звук трубы, и на площади появились солдаты. Они стали разгонять толпу, навалившуюся на статую. Чиновникам пришлось призвать на помощь гвардию. Потом привели кузнецов, и те сняли со статуи голову. Ее понесли по улицам, а люди кидали в нее камнями и комками навоза, выкрикивая:
— На, Юлий, бери свою церковную десятину!
Город Болонья решил предложить статую герцогу Альфонсо. Тот потребовал привезти ее к нему немедленно. Герцог заявил, что переплавит статую в пушку и назовет ее именем Папы. Эта новая пушка будет грозной, громкой и знаменитой. Она прославится под названием «Джулиано»[14] — таково было имя Папы, данное ему при рождении.
Глава 65
Для доставки статуи Папы в Феррару была сооружена специальная телега на колесах, обитых железом. Двенадцать быков тащили эту телегу по виа Монтеграппа к воротам Сан-Феличе и дальше в сторону Феррары.
Похоже, все население Болоньи высыпало на улицы, чтобы увидеть эту процессию: цеховые ремесленники и мастеровые, купцы и рыночные торговцы, прачки и куртизанки, мелкопоместные дворяне и священники, знатные вельможи и нищие. «Красные ленты» медленно ехали впереди кавалькады.
Впереди множество людей трудились день и ночь, мостя дорогу, чтобы она выдержала тяжесть телеги. Особые отряды пехоты освобождали путь от прохожих и транспорта.
Крестьяне бросали работу в поле, чтобы поглазеть на наше войско. Вдоль всей дороги стояли деревенские жители и приветствовали солдат, кидая им букеты желтых лютиков, маргариток и прочих полевых цветов. Цветы дождем проливались на наши головы, и мы со смехом стряхивали их с голов и плеч.
Все эти люди пережили суровую зиму, но теперь, когда семейство Бентивольо восстановило свой господский статус, надеялись на мирное лето на собственной земле. Паоло сиял от удовольствия, а молодые парнишки из нашего отряда свистели и кричали, как девчонки в поле. Это был наш парад победы — марш воинов, нагруженных трофеями и осыпаемых комплиментами и восторгами благодарных почитателей.
— Мы — часть истории, — горделиво сказал мне Паоло, когда мы приблизились к Ферраре и увидели толпы встречающих на крепостных валах.
В ту же ночь на улицах прошли народные гуляния. Перед Палаццо дель Диаманте разожгли огромный костер, и горожане танцевали вокруг бронзового тела Папы.
Когда ранним вечером мы с Шарлем вышли на улицу, вся Феррара была запружена народом. С большим трудом мы пробрались сквозь толпу к пьяцца дель Кастелло, где празднования носили более организованный характер. В стороне была устроена площадка для танцев, и музыканты играли народные мелодии для развлечения горожан.
Герцог и герцогиня решили почтить праздник своим присутствием. Они сидели на возвышении и наблюдали за происходящим. Шумное веселье вскоре утомило герцога, и он удалился, несомненно, ради того, чтобы запалить огонь в печах своих кузниц и подготовиться к изготовлению жаркого из Папы, даже если это было лишь его изображение. Донна же Лукреция, избранная Королевой Мая, оставалась на своем троне и выглядела поистине великолепно с цветами в волосах и в платье из тончайшего светлого батиста. Окружавшие ее дамы также были в светлых платьях.
Шарль толкнул меня локтем. Но я уже и сам увидел ту, фигуру которой узнал без промедления.
