Хулия Наварро - Глиняная Библия
Джиан Мария смутился. Он не ожидал такого приема и даже почувствовал себя униженным. Ему очень хотелось сказать что-нибудь в свою защиту, но он промолчал.
– Садитесь, – приказным тоном бросил Баретти. – Вы, возможно, подумали, что я не очень хорошо воспитан, но у меня, в общем-то, нет времени на любезности. Знаете, сколько на этой неделе у нас умерло детей из-за недостатка медикаментов? Я вам скажу: трое. Мне даже страшно представить, сколько их умерло по всему Багдаду. А у вас, видите ли, душевный кризис, и чтобы выйти из него, вы решили поехать в Ирак. Мне нужны лекарства, продукты питания, врачи, медсестры и деньги, а нелюди, которые хотят успокоить свою совесть тем, что чуть-чуть помогут нуждающимся и затем вернутся к своей комфортной жизни в Риме или где-то там еще.
– Вы закончили? – спросил Джиан Мария, придя в себя после первого натиска Баретти.
– Что вы сказали?
– Я спросил, закончили ли вы выражать свое негодование или будете продолжать и дальше меня оскорблять?
– Я вас не оскорблял!
– Вот как? Я тронут таким приемом. Благодарю вас, вы очень хороший человек.
Луиджи Баретти не знал, что и ответить. Он не ожидал получить отпор от человека, так легко заливающегося краской стыда.
– Присаживайтесь и скажите мне, чем вы хотите здесь заниматься.
– Я не врач и не медсестра, и у меня нет денег. Поэтому, если исходить из ваших заявлений, от меня здесь не может быть толку.
– Я немного погорячился, – сказал Луиджи Баретти, и эти слова, в принципе, можно было принять за извинение.
– Да, я это заметил. Возможно, наступил такой момент, когда вам нужно попросить себе замену, потому что вы уже не выдерживаете столь напряженной ситуации.
В глазах Луиджи Баретти вспыхнул гнев: какой-то там долговязый юноша подвергал сомнению его способность руководить представительством фонда, и это притом, что Баретти уже почти считал это место своим домом. Он находился в Багдаде целых семь лет, поработав перед этим в других столь же неблагополучных местах. Баретти решил вести себя более осмотрительно, потому что у этого юноши, похоже, имелись довольно влиятельные покровители, доказательством чего являлось то, что этот парень сумел пробиться сюда. Кто знает, может, он как раз затем и приехал, чтобы лишить Луиджи Баретти его должности.
А Джиан Мария тем временем удивлялся сам себе. Он не мог понять, откуда у него взялись душевные силы разговаривать с Баретти таким тоном.
– Ну конечно, от вас может быть толк, – произнес уже другим тоном Луиджи Баретти. – Вы умеете водить машину? Нам нужен человек, умеющий водить машину, который мог бы отвозить детей в ближайшую больницу или же развозить их по домам, или ездить в аэропорт за посылками, доставляемыми из Рима и других городов. Нам и в самом деле нужны помощники.
– Я постараюсь быть полезным, – сказал Джиан Мария.
– Вам есть где остановиться?
– Нет. Я собирался спросить у вас, не знаете ли вы, где тут можно найти не очень дорогое жилье?
– Лучше всего снять комнату в доме какой-нибудь иракской семьи. Это будет дешево, а они обрадуются дополнительному походу. Мы спросим об этом у Алии. Когда вы сможете начать работать?
– Может, завтра?
– Не возражаю. Сегодня устраивайтесь. И пусть Алия расскажет вам, как мы тут организовали работу.
– А можно мне позвонить в Рим? Хочу сообщить, что уже прибыл на место и что у меня все в порядке.
– Да, конечно. Звоните по моему телефону, а я пока поговорю с Алией.
Джиан Мария снова удивился себе: зачем он договаривается о том, чего не сможет выполнить? Он прибыл в Ирак для того, чтобы отыскать Клару Танненберг, и как только ему удастся это сделать, его миссия здесь будет закончена.
«Что я делаю? Почему я не могу контролировать свои действия? Кто управляет моими поступками?»
Он почувствовал, что за последние двадцать четыре часа в нем произошли серьезные изменения. Необходимость общаться с другими людьми приводила его едва ли не в шоковое состояние. Но больше всего его беспокоило то, что он потерял контроль над собой.
Алия рассказала ему, что у одного из иракских врачей, сотрудничающих с их организацией, имеется свободная комната, которую можно снять. Они решили поехать к этому врачу в больницу, чтобы переговорить с ним, а заодно отвезти туда ящик с антибиотиками и перевязочным материалом, доставленный сегодня утром из голландского отделения организации «Помощь детям».
Джиан Мария уселся рядом с Алией в ее старенький «рено». Девушка ехала на очень большой скорости, ловко лавируя между машинами, хаотически двигавшимися по улицам Багдада.
Больница находилась недалеко, и они доехали туда за каких-нибудь пять минут. Алия, решительно шагая, повела Джиана Марию по коридорам, где слышались плач и причитания больных, а еще ощущался запах крови.
Джиан Мария скользил взглядом по озабоченным лицам врачей и медсестер: многие из их пациентов умирали, потому что не хватало необходимых лекарств.
Алия и Джиан Мария вошли в педиатрическое отделение и спросили там доктора Файсала аль-Битара. Медсестра, вяло махнув рукой, указала на дверь операционной. Им пришлось довольно долго ждать, прежде чем оттуда появился доктор. Его лицо было искажено гневом.
– Еще одного ребенка я не смог спасти, – сказал он с горечью, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Файсал! – позвала его Алия:
– А-а, ты уже здесь. Прислали антибиотики?
– Да, они в этом ящике.
– Так мало?
– Да, так мало. Ты ведь знаешь, что происходит на таможне».
Врач поднял свои печальные черные глаза на Джиана Марию, ожидая, что Алия его представит.
– Это Джиан Мария. Он только что приехал из Рима. Будет нам помогать.
– Он врач?
– Нет.
– А какая у него специальность?
– Я приехал, надеясь помочь хоть чем-нибудь, – сказал Джиан Мария. – Думаю, смогу быть полезным.
– Ему нужно жилье, – вмешалась Алия. – Ты мне говорил, что у тебя есть свободная комната, и я подумала, что ты, наверное, согласишься ее сдать.
Файсал посмотрел на Джиана Марию и, криво усмехнувшись, протянул ему руку.
– Если подождете немного, пока я тут закончу, мы сможем вместе поехать ко мне домой, и я покажу вам комнату. Она небольшая, но, наверное, вам подойдет. Я живу с женой и тремя детьми; у меня две дочери и сын. Со мной жила и моя мать, но она умерла несколько месяцев назад, поэтому у меня и появилась свободная комната.
– Я уверен, что мне у вас понравится, – сказал Джиан Мария.
– Моя жена – учительница, – продолжал Файсал, и очень хорошо готовит. Вы будете довольны.
– Да, конечно, – с благодарностью произнес Джиан Мария.
– Если вы будете работать в организации «Помощь детям», вам желательно хорошо ориентироваться в этой больнице. Алия вам ее покажет.
Девушка провела Джиана Марию по коридорам и кабинетам, здороваясь с попадавшимися ей по дороге врачами и медсестрами. Все они были крайне обеспокоены нехваткой медикаментов и перевязочных материалов, так необходимых для лечения их пациентов.
Час спустя Джиан Мария простился с Алией у входа в больницу и поехал с Файсалом к нему домой.
Автомобиль Файсала – тоже старенький «рено», но другой модели – сверкал чистотой как снаружи, так и внутри.
– Я живу в районе Аль-Ганир. Там есть церковь, куда вы сможете, если захотите, ходить молиться. Эту церковь посещает много итальянцев.
– Католическая церковь?
– Халдейская католическая церковь. Но это примерно одно и то же, так ведь?
– Да, конечно.
– Моя жена – католичка.
– Ваша жена?
– Да, моя жена. В Ираке живет много христиан, и их раньше никто никогда не притеснял. А сейчас, я думаю, всякое может произойти…
– А вы тоже христианин?
– Формально да, но пассивный.
– Что значит «пассивный»?
– Я не хожу в церковь и не молюсь. Я уже давно утратил веру в Бога. По всей видимости, в один из тех дней, когда в очередной раз не смог спасти жизнь маленького невинного ребенка и вынужден был смотреть, как он умирает в тяжких муках, не понимая, почему такое происходит. И не надо мне рассказывать о промысле Божием и о том, что Господь подвергает нас испытаниям и что мы должны смириться с Его волей. У того малыша была лейкемия, и он два года боролся за жизнь с необычайным мужеством.
Ему было всего-то семь лет. Он никому не причинил зла, а потому у Бога не было оснований подвергать его каким-либо испытаниям. Если Бог существует, то его жестокость не знает границ.
Джиан Мария невольно перекрестился и скорбно посмотрел на Файсала, однако его чувства были несопоставимы с болью н гневом, которые испытывал сейчас этот врач.
– Вы ставите Богу в вину то, что происходит с людьми.
– Я ставлю Богу в вину то, что происходит с детьми – созданиями невинными и безобидными. Мы, взрослые, несем ответственность за поступки, которые мы совершали и совершаем. Но в чем виноват младенец? Или ребенок трех, десяти, двенадцати лет? Что такое они натворили, из-за чего им приходится умирать в тяжких муках? И не надо мне рассказывать о первородном грехе, потому что я не стану слушать подобные глупости. Что это за Бог, если он считает миллионы людей виновными в грехе, которого они не совершали?!
