Виталий Гладкий - Золотой капкан
Следователь. Расскажите о фотографии.
Христофоров. В марте 1942 года Ахутин заявился к нам поздним вечером веселый и пьяный. Он хвалился, что пошел на повышение и должен уехать из Пскова. Конкретно ничего не говорил, но мне наказал продолжать заниматься обменом продуктов на золото и камешки. А также собирать картины старинных мастеров и антиквариат. Мы с ним оборудовали в подвале дома тайник для продуктов, которые Ахутин доставил мне в большом количестве. На следующий день Влас повел меня в городскую фотографию, там же он переоделся в форму РОА, и мы с ним сфотографировались.
Следователь. Странный поступок для такого осторожного человека, как Ахутин…
Христофоров. Ничего странного. Он был весьма предусмотрительным. Фотография ему нужна была для того, чтобы держать меня на крючке.
Следователь. В годы войны вы еще встречались с Ахутиным?
Христофоров. Да. Зимой сорок третьего года. Он пробыл у меня сутки. Привез несколько ящиков консервов и пару мешков муки для обмена и забрал все драгоценности, которые мне удалось выменять.
… Следователь. Как сложились ваши отношения после войны?
Христофоров. Ахутин разыскал меня в 1955 году. Тогда я уже жил в Москве. Я испугался и сказал, что будет лучше, если мы никогда больше не будем встречаться. Ахутин по натуре очень вспыльчив, и тогда он меня избил. А также показал эту фотографию. Сказал, что если он попадется, то и мне пули не миновать.
Следователь. Золото вам Ахутин привозил?
Христофоров. Да. Он жил в Магадане и где-то там его доставал.
Следователь. А вы, соответственно, превращали золото в валюту, драгоценности, приобретали картины?
Христофоров. Да. Поверьте, у меня просто не было выбора!
… Следователь. Что побудило вас приехать в Магадан?
Христофоров. Дело в том, что мне пришлось из-за пропажи коробки с золотым песком срочно продать дом и убраться из Москвы. Я пытался связаться с Ахутиным, но он словно в воду канул, – как уехал в Магадан года два с половиной назад, так с той поры я от него ни одного письма не получил. Пришлось разыскивать его. Но в магаданской квартире Ахутина тоже не оказалось…
Следователь: Это вы обыскивали его квартиру?
Христофоров: Да, я.
Следователь: Что вы искали?
Христофоров: Эту фотографию.
Следователь: Вы знали, что у Ахутина есть дом в Мытищах?
Христофоров: Нет, не знал. Влас всегда был очень скрытен…»
Оперативная группа ОМОНа окружила дом на окраине Хабаровска. Савин, Кудрявцев и сотрудник хабаровского уголовного розыска, стараясь не шуметь, осторожно открыли калитку и подошли к крыльцу…
Все-таки коренастый бандит, помощник Христофорова и, как оказалось, особо доверенный подручный Власа Ахутина, не уехал из Хабаровска вместе с Раджой, а, по его совету, затаился у своих знакомых.
«Чалый Леонид Степанович, он же Скребылев, он же Валатин, он же Аверченко, 1961 года рождения, уроженец города Харькова. Кличка Гриб…
Вор-рецидивист, в 2001 году совершил побег из мест заключения. Приметы…»
Выписку из картотеки Савин помнил наизусть. Адрес дома, где скрывался Гриб, дал в своих показаниях Христофоров. Когда приметы Гриба-Чалого сравнили со словесным портретом заказчика гравировок у Меерзона, сомнений не оставалось – это был он…
Тихий зимний вечер кружил над Хабаровском вместе со слабой метелью. Окна дома, где затаился Гриб, были плотно зашторены. К дому прошла соседка, которую попросили позвать хозяев. Савин и Кудрявцев затаились по обе стороны входной двери.
Соседка, худощавая пятидесятилетняя женщина, стараясь унять волнение, постучала.
– Кто там? – раздался женский голос.
– Анюта, это я, Васильевна…
Звякнула щеколда, и на крыльцо вышла дородная женщина в махровом халате.
Кудрявцев молниеносно зажал рот хозяйке дома носовым платком:
– Тихо! Милиция…
Савин с пистолетом наготове быстро проскользнул за спину хозяйки. Она попыталась закричать, но только тихо промычала – у Кудрявцева хватка была железной.
Савин осторожно открыл дверь в комнату и тут же отпрянул назад; выстрел на какое-то мгновение оглушил его. Пуля отколола щепку от двери и, срикошетив, впилась в стену. Тут же грохнул и второй выстрел, но Савин уже стоял за простенком. Все– таки не удалось застать Гриба врасплох…
– Чалый, сдавайся! Дом окружен! Сопротивление бесполезно! – прокричал Кудрявцев.
В ответ раздался еще один выстрел и хриплый от ярости голос Гриба:
– Попробуй возьми, легавый! Суки позорные, всех порву…
Подъехала машина оперативной группы и фарами осветила палисадник за домом.
Савин стоял, плотно вжимаясь в стену. Свет в доме Гриб потушил, горела только маломощная лампочка в коридоре. Капитан потянулся к выключателю, но тут же оставил эту затею. Для этого нужно было выступить на какой-то миг из-за простенка, и он, подсвеченный сзади лампочкой, был бы как на экране – хорошая мишень для Гриба. А бандит, конечно же, держал дверь под прицелом.
В комнате загромыхало, звякнуло битое стекло. «Дверь баррикадирует, – сообразил Савин. – Судя по всему, в спальню».
Прицелившись, выстрелил в лампочку; она разлетелась вдребезги. В коридоре стало темно. Некоторое время Савин стоял, не шевелясь, – старался привыкнуть к темноте.
– Чалый, сдавай оружие! Тебе не уйти! – снова раздался голос Кудрявцева, уже усиленный мегафоном.
Гриб отмалчивался, усиленно двигая по полу что-то тяжелое. Наконец Савин стал различать предметы в комнате, угол которой и одно окно ему были видны с того места, где он стоял. Капитан пошарил по стене, нащупал вешалку с рабочей одеждой, снял ватник.
«Нужно, чтобы его отвлекли…» – подумал он. И как бы в ответ на его мысли в дальнем конце комнаты задребезжали оконные стекла. Видимо, омоновцы попытались забросить в дом дымовую шашку.
Выстрел не заставил себя долго ждать. Но дыма не было. Похоже, Гриб успел закрыть немногочисленные окна внутренними ставнями. А, была, не была! Савин опрометью ринулся в комнату и тут же, споткнувшись о стулья, стоявшие возле двери, упал. Падая, он успел бросить фуфайку в сторону Гриба, – его фигура чернела на фоне побеленной стены. Два выстрела слились в один: Савин, мгновенно откатившись в сторону, выстрелил, целясь в ноги бандита, а Гриб, которому фуфайка попала в грудь, на какой-то момент опешил и машинально нажал на спусковой крючок.
Савин не попал, но это уже было не важно. Кувыркнувшись, он сбил Гриба на пол и, попытался вырвать пистолет. Но тут же, получив сильный удар в челюсть, отпрянул назад. Гриб выстрелил, и капитан почувствовал резкую боль, словно ему вылили кипяток на левое плечо. Рванувшись вперед, Савин одним ударом правой выбил оружие из рук бандита, а вторым – ребром ладони, вложив всю свою силу, – нанес удар в висок…
ЭПИЛОГ
День казался бесконечным. Яркое весеннее солнце заглядывало в кабинет, и капитан Савин, щурясь от удовольствия, потягивался на стуле, как кот на завалинке: наконец долгая колымская зима сдала свои позиции, и звонкая капель возвестила об этом чрезвычайно важном и желанном для северян событии.
КаВэ Мышкин, как всегда озабоченный и серьезный, неслышно вошел в кабинет и хлопнул Савина по плечу.
– Витаешь в эмпиреях? – спросил он снисходительно. – Привет.
– Угу… Наше вам, – ответил Савин.
– О чем мечтаешь?
– О весне, о ней, родимой… Как командировка?
– Привез микроскоп, реактивы. – Мышкин довольно ухмыльнулся. – Что нового?
– Пока ничего, слава аллаху. Редкий случай, но факт.
– Слушай Боря, у меня есть один вопрос…
– Грузи, не стесняйся. Я сегодня добрый.
– Кто убил Власа Ахутина?
– Увы… Это так и осталось тайной. Гриб не признался в этом, и, похоже, не врал. Да и какой ему резон? Что убийство профессора-педиатра – его рук дело, заявил сразу, без обиняков; терять ему, сам понимаешь, нечего. «Вышку» отменили, а на пожизненное он заработал и так.
– Интересно, зачем Ахутину понадобилось делать гравировки?
– Наверное, блажь какая-то… Гриб не в курсе. Ему приказали – он выполнил поручение. А вообще, я думаю, Ахутин хотел иметь подлинник шифровки под рукой. Золотую жилу он нашел, разобравшись в плане, оттуда и брал золотишко, а вот тайник графа Воронцова-Вельяминова так и не сумел отыскать. И ключ к шифру был, а ума не хватило. Но отыскать тайник он мечтал: жила-то вглубь ушла, что было сверху – выбрал, а в скалах ковыряться не так-то просто и легко.