Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
— В общем, знаешь ли, с виду — обычный еврейский приказчик или второсортный студент. Даже дело простое не смог провернуть, а вот на тебе — в конце жизни повел себя очень достойно.
— Это правда, что он перед смертью крест поцеловал? — спросил Семен.
— Я не знаю. Не видел. Не важно… — пожал плечами гость. — Впрочем, можешь спросить у соседа.
Спартак показал пальцем вниз, в направлении квартиры, которую занимал писатель Федор Михайлович Достоевский:
— Он тоже там был. Высматривал что-то, видимо, для очередного романа Достоевский и в самом деле ходил смотреть казнь молодого революционера. С точки зрения обыкновенного порядочного человека, это было отвратительно — по своей воле сделаться свидетелем такого позорного дела. Однако писатель потом много раз объяснял окружающим, что его занимает без исключения всё, что касается человека, все положения его жизни, радости и муки. Хотя вполне может быть, что в глубине души ему просто хотелось полюбоваться, как везут на казнь другого преступника, а не его самого — и мысленно вторично пережить собственные впечатления молодости. По рассказам очевидцев, Федора Михайловича несколько удивило, что Млодецкий перед повешением озирался по сторонам и казался равнодушным. Но писатель без тени сомнения объяснил это тем, что в такую минуту человек старается отогнать мысль о смерти, ему припоминаются большею частью отрадные картины, его переносит в какой-то жизненный сад, полный весны и солнца. И чем ближе к концу, тем неотвязнее и мучительнее становится представление неминуемой смерти. Предстоящая боль, предсмертные страдания не страшны ему — ужасен переход в другой, неизвестный образ…
— Водка есть у тебя?
— Помянуть? — удивился Семен.
— Делом помянем. Потом. — Руководитель боевой группы приподнял скатерть и посмотрел на свои сапоги. — Согреться надо… ноги, кажется, промочил.
Сегодня он был одет в офицерскую форму Измайловского полка — третьего по старшинству пехотного полка русской гвардии, казармы которого располагались неподалеку. Великолепный зеленый мундир гостя, с золотым шитьем на воротнике и с белоснежной выпушкой по борту, украшали звезда ордена Белого Орла с мечами, Георгиевский крест 4-й степени и медаль «В память Русско-турецкой войны 1877–1878 г.». Справа пояс мундира приятно оттягивал револьвер в кобуре.
Как предписывалось измайловскими полковыми традициями, поддельный офицер был брюнетом…
— Водки нет, — виновато вздохнул Семен. — Не употребляю.
— Ну и правильно… — вроде бы не расстроился гость. — Тогда наливай еще чаю.
Он был настолько органичен в новом образе, что даже обыкновенная природная картавость выглядела сегодня как аристократическое гвардейское грассирование.
— Да, уж очень не вовремя он выскочил, этот чертов Млодецкий… царствие небесное!
Семену показалось, что гость чуть было не перекрестился при этих словах по православному обычаю, но тот лишь протянул руку за баранкой и легко разломил ее на четыре части:
— Он тут нам все дело испортить может… Столичная полиция, как с цепи сорвалась. На вокзале, я сам видел, досматривают у пассажиров багаж, повсюду поквартирные обходы, то есть город прочесывается частым гребнем…
— Это же ненадолго, — Семен прекрасно помнил опыт прошлых акций в Киеве и в Павлограде.
— Да, — согласился руководитель боевой группы. — Полиция — это вообще такой институт, где каждый всего лишь отбывает свою повседневную обязанность, только о ней и думая. А мы, напротив, сражаемся и гибнем за идею…
Человек с партийным прозвищем Спартак взял из рук собеседника чашку с чаем и поставил ее перед собой:
— Беда только, что время сейчас дорого. Был вчера в мастерской…
Гремучий студень — или иначе динамитный желатин — изобретенный всего лет пять назад Альфредом Нобелем, можно было получить при растворении в девяноста частях нитроглицерине десяти частей пироксилина. Собой он представлял бесцветную или тёмножёлтую полупрозрачную массу, сильно детонирующую при ударе или трении. Это опасное свойство гремучего студня снижалось в лабораторных условиях добавлением камфары, а при добавлении нитратов, поглотителей и наполнителей получались пластичные и порошкообразные динамиты.
Производство «гремучего студня» и приспособлений для взрыва требовало, как известно, умения, денег и дополнительных мер конспирации. В революционной организации за это отвечал «главный техник» Николай Кибальчич — недоучившийся инженер-путеец и несостоявшийся врач. Он уже разработал несколько типов метательных снарядов, отличавшихся между собой по приспособлению для получения огня, который сообщал взрыв динамиту. В последнем из предложенных им образцов огонь передавался моментально и, следовательно, взрыв должен был произойти в то мгновение, как только снаряд ударится о препятствие.
— Впрочем, это не важно! Главное, что вот, привез…
Руководитель боевой группы показал на большой дорожный саквояж, который был им оставлен за ширмою, возле окна. Упрятанная в саквояже «адская машина» состояла из черного динамита в двух сосудах, жестяном и стеклянном, с запалом из капсюля с гремучей ртутью и шашки пироксилина. Все это были пропитано нитроглицерином и составляло вес чуть более 10 фунтов[38]. Запал соединялся с проводами, которые в нужный момент следовало замкнуть с гальванической батареей.
— Я могу завтра на Литейный проспект отнести, — предложил Семен.
— Не надо. Будем ждать распоряжений Исполнительного комитета.
Хозяин тронул тыльной стороной ладони самовар:
— Еще чаю?
Но гость отрицательно покачал головой. Он уже достаточно давно понял, что Семен очень хочет, но не решается задать очень важный для него вопрос. Однако ничем не выдавал своего понимания. Наконец, Семен все-таки пересилил себя:
— Могу я поинтересоваться, где сейчас моя жена? Она уехала вчера, внезапно, так что…
— Скучаете?
— Ну, все-таки…
— Поинтересоваться можете, — кивнул Спартак. — Только ответа я вам не дам.
Он посмотрел в глаза сидящему напротив человеку:
— Если вы встретите ее случайно… здесь или в каком-то другом городе… одну, с мужчиной или в незнакомой компании — не признавайтесь! Запомните, вы не знакомы.
— Простите. Я все понимаю. Конспирация…..
— Тут извиняться незачем. Да и не за что. Мы же все люди. Все чувствуем, любим, страдаем… — успокоил Семена руководитель боевой группы и ободряюще улыбнулся: — Я почему-то уверен, что в скором времени вы опять встретитесь.
«Хотя, — добавил он мысленно, — если все это дело с взрывчатыми веществами исполнится по моему плану, то скорая встреча ваша наверняка произойдет уже в загробной жизни. При условии, что вы оба все еще веруете в жизнь после смерти… Что поделаешь! Революция требует жертв. И не всегда эти жертвы оказываются осознанными, или добровольными».
Чтобы переменить направление разговора, руководитель боевой группы встал из-за стола и прошелся по комнате. На широком подоконнике, очевидно, служившим хозяевам в качестве некоего подобия полки и письменного стола, лежал старинный, изрядно потрепанный фолиант. Спартак взял его в руки и не без труда прочитал по-французски название: «Карманная книжка для желающих
