Филипп Ванденбер - Восьмой грех
– Микеланджело, - продолжала та, - необычайно гордился своей работой, и когда скульптура была готова, он выгравировал на плаще Мадонны свое имя. Это единственная подпись Микеланджело, которую он сделал на своем творении. Молодой художник выгравировал ее ночью, тайно. Когда заказчик заметил «повреждение», было уже слишком поздно.
Мальберг слушал краем уха и украдкой наблюдал за Обожженным.
«Ах вот оно что», - рассерженно подумал Мальберг. В гол пе людей Лукас чувствовал себя намного увереннее, несмотря на опасения, что незнакомец может заманить его в ловушку.
– Дискуссии, - говорила тем временем экскурсовод, - о скульптуре Богоматери продолжаются вот уже пять сотен лет. Мадонна выглядит молодой, красивой и благородной, как возлюбленная, но не как мать. Микеланджело объяснял это тем, что целомудренные девы выглядят намного моложе тех, у кого душа поражена порочной страстью.
– Перейдем к делу, - нетерпеливо прошептал Мальберг. - Зачем вы меня сюда притащили?
Обожженный подошел к Лукасу поближе.
– Пару лет назад, - начал он шепотом, - мне поступил самый странный заказ, который я до сих пор выполнял. Представитель курии, который, естественно, скрыл свое имя, предлагал мне пятьдесят миллионов лир (на теперешние деньги - двадцать пять тысяч евро) за взлом собора в Турине. Сначала я думал, что какой-то кардинал страстно хочет завладеть произведением искусства. Нет проблем! Они тысячами ежегодно исчезают из соборов и церквей, причем безвозвратно. При всей моей скромности скажу вам, что нет такой системы сигнализации, которая мне бы помешала! Но в данном случае предполагался не просто взлом. Я должен был подменить подлинник Туринской плащаницы чертовски хорошей копией. При этом мне нужно было поджечь капеллу, в которой хранилась плащаница. Трудно себе представить!
– Невероятная история, - прошептал Мальберг, - но к чему вы мне все это рассказываете?
– Сейчас вы все поймете.
Обожженный отвел Лукаса в сторону и за колонной продолжил разговор. Некоторые экскурсанты неодобрительно посмотрели на них.
– Пятьдесят миллионов лир - это не пустяки, - говорил Обожженный. - Я принял заказ, раздобыл план Туринского собора, целыми днями следил за храмом, записывал все передвижения, выискивал возможные тайники и разрабатывал предстоящую операцию. Одним воскресным вечером я отпра вился в собор с копией плащаницы и взялся за работу.
Мальберг все еще не понял, к чему клонит Обожженный.
– Очень увлекательная история, - заметил Лукас с иронией скептика. - Да и звучит вполне правдоподобно. Но в чем же заключается ваше предложение?
– Терпение! Терпение решает успех дела, - ответил Обожженный. - Все прошло по плану. Специальным инструментом я вскрыл сундук, в котором хранилась плащаница, и заменил ори гинал копией. Меня охватило странное чувство, когда я взял в руки полотно, в которое был завернут Иисус из Назарета. Я вообще не набожный человек, но такое происходит не каждый день.
– Вы абсолютно правы. Однако… Обожженный предостерегающе поднял руку.
– Именно в тот момент, - продолжил он, - у меня появилась идея - вырезать маленький кусочек из полотна. Плащаница была повреждена во многих местах. Я подумал, что никто даже не заметит этого, и ножом отрезал кусочек полотна, не больше почтовой марки.
Обожженный полез во внутренний карман пиджака и вытащил целлофановый пакетик с выцветшим кусочком ткани. Затем, оглянувшись, он сунул свой трофей чуть ли не в лицо Мальбергу.
Только теперь Лукас начал понимать, о чем идет речь. Секунду он молча смотрел на целлофановый пакетик. История казалась просто фантастической, и в нее трудно было поверить.
С другой стороны, она была столь обычна, что едва ли ее могли выдумать.
– Прежде всего, - продолжал Обожженный, - я перенес оригинал плащаницы в безопасное место, к боковому алтарю. Потом я выполнил пожелание моего заказчика - поджег с помощью зажигательной смеси покров алтаря под сундуком. Вы не представляете, как хорошо горит покров алтаря! Но все произошло слишком быстро. Не успел я и глазом моргнуть, как верхняя половина моего туловища уже горела. От боли я верещал подобно свинье, оказавшейся под ножом мясника, и кат алея по полу. С горем пополам мне удалось потушить одежду. Я сиря тался за боковым алтарем, куда до этого положил оригинал ила щаницы, и подождал, пока пожар заметят и вызовут пожарных. В поднявшейся суете я со своей добычей спокойно покинул со бор незамеченным. Теперь-то вы понимаете, что заказ был не без риска? И что пятьдесят миллионов лир, которые заплатил мне заказчик, - ничтожная сумма? Жаль, что я понял это только спустя какое-то время.
– А что случилось с копией плащаницы? Она сгорела? Обожженный деланно засмеялся.
– Почти. Да и невелика потеря, если бы сгорел сундук, в котором лежало полотно. Нет, плащаница лишь обуглилась в местах, где были складки. На верхней и нижней стороне остались следы копоти. Но это придало подделке еще более убедительный вид и, очевидно, входило в планы моего заказчика.
– А оригинал?
– Оригинал остался неповрежденным. Я доставил его на следующий день в назначенное время и получил деньги. Догадываетесь, где состоялась встреча? - Обожженный обернулся и кивнул в сторону «Пьеты» Микеланджело.
Экскурсовод с группой к тому времени уже ушла дальше. На мгновение в зале воцарилась тишина. Мальберг думал. Он не знал, как себя вести с Обожженным. На первый взгляд тот не вызывал доверия и вряд ли с ним можно было заключать сделки. И все же по необъяснимой причине Мальберга влекло к нему. К тому же Лукаса не оставляла мысль, что встреча с Обожженным далеко не случайна. Предлагая ему эту странную сделку, грабитель явно преследовал какую-то цель.
– Вы позволите, - вежливо сказал Мальберг и протянул руку, чтобы взять целлофановый пакетик.
Но Обожженный резко отступил назад.
– Нет, не позволю, - с твердостью в голосе ответил он. - Вы должны понять меня.
В определенной мере Лукас понимал причины подобной осторожности. Без сомнения, недоверие было у обоих. Мальберг притворился, что предмет ему неинтересен.
– А кто может гарантировать подлинность этого кусочка материи? Поймите и вы меня: я не хочу выглядеть аферистом. Кроме того, мы друг друга совсем не знаем!
Обожженный кивнул, как исповедник, который выслушивает грешника, и, сунув пакетик в правый внутренний карман пиджака, достал из левого конверт.
В конверте, который он дал Мальбергу, находились три рентгеновских снимка форматом тринадцать на восемнадцать сантиметров. На одном были передняя и задняя части плащаницы, на втором четко выделялось место с вырезанным кусочком, который сейчас был у Обожженного. На третьем снимке Лукас увидел полномасштабное изображение того самого кусочка, который грабитель предлагал ему купить. Мальберг отметил про себя, насколько хорошо была видна структура полотна.
– Если вы совместите эти два негатива вместе, - гордо произнес Обожженный, - то убедитесь, что этот крошечный кусочек как раз вписывается в общую структуру плащаницы.
Мальберг совместил оба негатива и взглянул на свет, который шел через купол собора. Действительно, замысловатый узор полотна полностью совпадал с узором вырезанного кусочка. Обожженный, несомненно, все продумал.
– Ну что? - спросил он.
– Что? - переспросил Мальберг, хотя прекрасно знал, о чем тот спрашивает его.
– Вас это интересует? Сто тысяч долларов крупными купюрами! - Он поочередно щелкнул пальцами обеих рук.
– Да-а, - протянул Лукас. - В принципе…
В этой странной ситуации он чувствовал себя беспомощным. К тому же у него не было никаких идей, которые помогли бы ему не потерять Обожженного из поля зрения.
– Скажем, через неделю? На том же месте в тот же час.
– Согласен.
Глава 39
Когда прокурор Ахилл Мезомед вошел в то утро в свое бюро во Дворце юстиции, секретарша, смущенно посмотревшая на него из-за ширмы, сообщила: - О вас спрашивал Буркьелло. Похоже, он сердит. Вы должны немедленно зайти к нему!
Мезомед поставил кейс на письменный стол и отправился в кабинет старшего прокурора. Его уже ждали.
Джордано Буркьелло, полный седой юрист, считался главным борцом с мафией. Он возглавлял прокуратуру Рима и руководил дюжиной молодых прокуроров, среди которых был и Ахилл Мезомед.
– Доктор Мезомед, - начал он, делая ударение на слове «доктор», как будто издевался над собеседником. Сам он так и не получил академической степени. - Доктор Мезомед, я решил пригласить вас, как только до меня дошли слухи, что вы по своей инициативе возобновили расследование закрытого дела.
– Это правда, господин старший прокурор. Я не думаю, что это неприемлемо или противозаконно.
Буркьелло снял очки в черной оправе и швырнул их на стол, который по своим размерам мог соперничать с теннисным. По том он скрестил руки на животе и сказал:
