Средневековые убийцы - Обитель теней
Слева земля спускалась к топкому берегу реки. Грязь блестела на солнце. Дальний берег скрывала утренняя дымка, выступала только Белая башня большого замка на северном берегу. Над равниной поднимались паруса нескольких суденышек. Над водой с криком кружили чайки. Где-то здесь был обретен чудесный крест, выпавший из клюва птицы, «превосходившей величайшего из орлов».
Они вышли к ряду жалких домишек — четыре стены, дверь и дыра дымохода в крыше, да еще оконная дыра в передней стене, чтобы впускать свет. Домики словно клонились друг к другу в поисках опоры. Убери крайний, и остальные опрокинутся. Перед дверями играли двое детей. Один помахал Уиллу, и мальчик ответил ему. Чосер ожидал, что они направятся вдоль ряда, но Уилл обошел его и двинулся к домику, стоявшему отдельно.
В это время в дверях показалась женщина. Она несла кожаное ведро и собиралась выплеснуть его содержимое за дверь, но остановилась при виде Джеффри с Уиллом. Чосер по ее лицу догадался, кто это. Привлекательное лицо и пышная фигура, которую не скрывало даже мешковатое платье, но ее черты отразились в лице мальчика. Он вспомнил, что отцом этой женщины считали священника. Возможно. Священники — тоже люди.
Пусть им не дозволено жениться, но у них бывают женщины — экономки и служанки.
— Что он натворил? — обратилась она к Джеффри.
— Ничего не натворил. А ты — матушка Мортон? Сюзанна Мортон?
— Да. Что стряслось?
— Твой муж здесь?
— В доме, сэр.
Женщина посторонилась и встала, не зная, что делать с ведром воды. Чосер заглянул внутрь. После яркого дневного света он не многое сумел разглядеть. Над потухшим очагом завивалась струйка дыма, понемногу втягиваясь в отверстие крыши. У дальней стены стояла большая кровать, занимавшая, пожалуй, четверть всего помещения. На ней лежал мужчина, до подбородка укрытый одеялом. Рядом с ним лежал большой валик. Поскольку кровать служила ложем для всей семьи, валик, надо полагать, использовался как пограничная черта, разделяющая ее на части. Под взглядом Джеффри больной пошевелился и неразборчиво забормотал. Уилл между тем не смотрел ни на мать, ни на отца. Он протиснулся мимо Чосера в угол комнаты и, присев там, занялся чем-то.
— Ты пришел его проведать, сэр? — спросила матушка Мортон. — Он болен. Келарь знает, что он болен и не может работать.
Она имела в виду монастырского келаря.
— Он утром хотел встать, но его ноги не держали, — продолжала женщина. — И пот сразу пробил. Он очень слаб.
— Что с ним такое?
Она пожала плечами:
— Лихорадка. Это у него с тех пор, как он побывал в подземелье.
— Ну, ладно, — сказал Джеффри, не уточняя, о чем говорит женщина. — Я не проверять твоего мужа пришел. Всякому видно, что он болен и не может работать. Нельзя ли нам поговорить наедине?
Еще недоговорив, он понял, как нелеп его вопрос. Большего уединения, чем здесь, им не дождаться. И без того уже появление незнакомца заставило всех обитателей деревушки приникнуть к окнам и собрало стайку любопытных детей. Джеффри отодвинулся в тень у дверей.
— Я хочу поговорить с женой Джона Мортона.
— С женой Джона? Была у него жена, за Чэтхемской дорогой. Но у них вышла размолвка, так что Джон, пока работает на монастырь, живет с нами. Он брат моему Саймону.
Она кивнула на лежащего в постели. Потом, сообразив, к чему клонит Чосер, перешла на шепот:
— Что-то стряслось, да? Что-то с Джоном?
— Боюсь, что так.
Джеффри кратко описал обстоятельства смерти ее деверя. Он решил, что лучше не вдаваться в подробности. Драка в монастырском дворе — он вдруг понял, что не знает даже, была ли это ссора или Адам просто кинулся на товарища ни с того, ни с сего — и ужасная смерть. В сущности, больше ему и нечего было сказать. Матушка Мортон выронила ведро, и грязная вода выплеснулась им на ноги. Она стояла, заламывая руки. Покачнулась, прислонилась к косяку. Уилл из своего угла глянул на мать.
— Я знала, — сказала она.
— Что знала?
— Как только они стали работать в том проклятом месте, в том погребе, и принесли оттуда…
Женщина запнулась и зажала рукой рот. Чосер заметил, что она щербатая.
— Не понимаю: какое проклятое место? Что принесли?
— Они на прошлой неделе работали в погребе. Там водятся призраки. Там внизу кости лежат. Со всеми, кто туда заходит, случается беда. Лучше бы я не брала…
Она снова осеклась, словно поняв, что сказала лишнее. Потом продолжала:
— Моего мужа, Саймона, свалила лихорадка, а теперь и Джон умер, и, гляньте, я только нынче утром ошпарила руку.
Она закатала рукав, открыв красную кожу в волдырях.
— Кипяток на руку выплеснулся, — пояснила она. — Прежде такого не бывало. И еще Джон умер, упокой, Господи, его душу.
Джеффри подумалось, что от горя женщина спутала обычную домашнюю неприятность и насильственную смерть. К этому времени к дому уже сбежались женщины и дети из соседних домов. На лицах взрослых любопытство боролось с жалостью, и, пожалуй, любопытство пересиливало. Все же хозяйка вышла во двор, словно что-то толкало ее к людям, и соседки сразу окружили ее. За коротким молчанием последовал гомон вопросов и восклицаний.
Джеффри вздохнул с облегчением. Он счел, что женщины лучше него утешат матушку Мортон, если та нуждалась в утешении, услышав о смерти деверя. И не его дело задерживаться, чтобы известить брата покойного. Больной Саймон был явно не в состоянии что-либо уразуметь, а если бы и сумел, как бы ему не стало хуже от такого известия. Саймон Мортон сейчас ни на что не годен.
Джеффри побрел назад, в сторону монастыря. Он не ушел далеко: за спиной послышались шаги, и кто-то потянул его за рукав. Это оказался Уилл, веснушчатый племянник убитого. При виде улыбки на его конопатом лице Джеффри уверился, что в голове у мальчишки в самом деле маловато света. Он был веселехонек, словно уже забыл о жестоком убийстве, совершившемся у него на глазах. Может, и в самом деле забыл. Мальчик выставил вперед сжатые кулаки, костяшками вверх, и кивнул Чосеру, словно говоря: «Ты знаешь, что делать».
Джеффри хлопнул его по правой руке. Уилл с восторгом разжал правую ладонь, на которой не было ничего, кроме грязи. Потом он спрятал руки за спину и, повозившись немного, снова вытянул их вперед. Гадая, сколько ему придется ублажать мальчишку, но не желая просто отвернуться от него, Чосер хлопнул по левой руке, и мальчик честно открыл ее. Чосер почти ожидал снова увидеть пустую ладонь — или потому, что мальчик переложил спрятанное в другую руку, или потому, что в руках у него вообще ничего не было. Поэтому он с некоторым волнением взглянул на лежащий на ладони предмет.
Не протягивая руки, Джеффри наклонился, рассматривая кольцо — старое, потускневшее золотое кольцо. На вид — дорогое.
— Ну, хорошо, Уилл. Ты меня подурачил, — сказал он. — А теперь отнеси его туда, откуда взял. Беги сейчас же.
У него мелькнула мысль, что если мальчишку поймают с кольцом, то могут обвинить в воровстве. Но Уилл, кажется, и не думал бежать. Веселая улыбка на его лице сменилась обидой. Он выставил ладонь, протягивая кольцо Чосеру.
— Нет, я его не возьму. Оно не мое. А может, и не твое, чтобы ты его отдавал, Уилл. Сказано тебе, положи туда, откуда взял!
Уилл не двинулся с места. Он стоял напротив Чосера, упрямо протягивая ему кольцо. Через его плечо Джеффри видна была стайка соседок, все еще толпящихся вокруг матери Уилла. Он сомневался, что Уилл взял кольцо дома. Не та вещица, какую можно найти в хозяйстве каменщика. Вспомнилось, что жена больного сказала что-то о чем-то, принесенном из… откуда же? Из того самого погреба?
Словно подтверждая его мысль, Уилл проговорил:
— Внизу в костях.
И снова протянул руку, подсунув кольцо прямо под нос Чосеру. Повторил нараспев «Внизу в костях», как фразу из детского стишка. Проще всего, решил Чосер, будет взять кольцо. Скорей всего, оно не принадлежит ни мальчику, ни его отцу или матери. Можно порасспрашивать в монастыре, откуда оно взялось. Притвориться, что случайно нашел (в некотором роде, так и есть). Ему не хотелось навлекать беду на семью Уилла. Если, конечно, кто-то из них не окажется и вправду вором.
Чосер взял кольцо с ладони мальчика, и улыбка, блеснувшая на чумазой физиономии, подтвердила, что именно этого требовали от него правила игры. Уилл отступил на шаг или два, развернулся и побежал к дому.
Озадаченный Джеффри продолжал свой путь к монастырю. Проходя мимо кладбища, он подумал о том, что все его надежды на тишину и покой пошли прахом, и тут же упрекнул себя: что значат его надежды перед смертью человека? Подходя к наружным воротам, он без особого удивления отметил, что ленивого привратника нигде не видно. Как видно, узнав, что рядом бродит убийца, тот решил спрятаться. Пусто оказалось и во дворе, где произошло убийство. На земле еще виднелась кровь, запекшаяся и поблекшая на солнце. Оставленное перо так и лежало на каменной плите. Вряд ли нынче утром ему удастся еще что-то написать. Он на минуту вспомнил о своем домике в Олдгейте и подумал: что-то поделывают сейчас его домашние?
