Артур Апфилд - Из собрания детективов «Радуги». Том 1.

Из собрания детективов «Радуги»

Том 1

Артур Апфилд

ТОРТ В ШЛЯПНОЙ КОРОБКЕ

«Роман Артура Апфилда (1892-1964) «Торт в шляпной коробке» — достойный образец «регионального детектива» — впервые опубликован в 1955 году и с тех пор не раз переиздавался не в одной лишь Австралии. Это не только история одного преступления, но и достаточно информативный рассказ об австралийской глубинке, где раскинулись пастбища и фермы, где все остается, как было много десятков лет назад, если, конечно, там не откроют запасы нефти или газа…»

Arthur Upfield

CAKE IN THE HAT BOX

Перевод с английского С. Силищева

1

В Лагуне Эйгара

Если пролететь полторы тысячи миль на север от Перта вдоль побережья Индийского океана, а потом еще миль триста в глубь материка, можно заметить горсточку белых домиков, прилепившихся у подножия Кимберлийских гор. Это и есть Лагуна Эйгара, которую легко узнать по кучам битого стекла, сплошным кольцом окружившим крошечный поселок.

На самом деле никакой лагуны здесь нет, ибо единственная поблизости речушка спешит унести стекающие с гор дождевые воды прочь от поселка в тщетной попытке напоить вечно жаждущие пески Внутренней пустыни. Но своенравный ручей — отнюдь не самая живописная деталь пейзажа. Главная здешняя достопримечательность — это «бутылочное кольцо». Долгие годы дворники местной гостиницы свозили на окраину пустые бутылки — сначала на запряженных волами телегах, а потом на маленьких грузовичках, — пока не набралась их там добрая тысяча тонн.

Ничего не поделаешь, девать бутылки больше некуда — не везти же в Перт. И кольцо продолжает расти — разумеется, в противоположную от поселка сторону, иначе и гостиница, и полицейский участок, и магазин вместе с десятком домов давно были бы погребены под грудами битого стекла.

Инспектор Наполеон Бонапарт (друзья звали его Бони) оказался в этих краях совершенно случайно. Он только что закончил расследование дела об убийствах в Бруме и возвращался в свой родной штат. Однако самолет, которым он летел, совершил вынужденную посадку в Лагуне Эйгара из-за неполадок в моторе. Здесь, на дальнем севере континента, самолеты не слишком придерживались расписания, поэтому инспектору пришлось снять номер в обветшалой гостинице и запастись терпением. В тот день поселок словно вымер. Даже констебль укатил куда-то по делам.

Гостиница с ее обшитыми досками глинобитными стенами и железной кровлей напоминала старинные салуны американского Запада и была своего рода оазисом посреди раскинувшихся на тысячи миль пустынных пространств, все население которых составляла сотня с лишним фермеров-скотоводов, старателей и вездесущих государственных чиновников.

Бони оказался единственным постояльцем маленькой гостиницы. Поговорить было не с кем. Разве только с дворником. Щупленький старичок по имени Джон Браун, прослуживший в заведении не один год, успел срастись с ним душой и телом и был завсегдатаем нередких там шумных сборищ. В Лагуне Эйгара его знали под кличкой Гунн[1], которую он получил еще в молодости, когда явился в поселок неизвестно откуда, щеголяя пышными, как у кайзера Вильгельма, усами. Усы продолжали воинственно торчать и после того, как кайзер отрекся от престола, и, хотя с годами они поседели, пожелтели от пива и табака, прозвище от Брауна так и не отстало. Родом он был из Бирмингема, однако Гунном его звали даже местные немцы.

Был ранний вечер. Бони сидел на веранде гостиницы, занимая единственный стул, рядом примостился на корточках Гунн. Он не догадывался ни о ремесле гостя, ни о том, с каким уважением произносили его имя во всех полицейских управлениях Австралии. Стуча копытами по каменистой дороге, мимо прошло стадо коз. Гнали его двое мальчуганов одинакового роста и даже чем-то похожих друг на друга, несмотря на то что один был белый, а другой — абориген. Лучи заходившего за высохшим ручьем солнца вонзились в базальтовый панцирь Черного хребта.

— Давно ли здесь живу? — переспросил Гунн. — В четырнадцатом приехал. Все это здесь уже было, — он обвел рукой вокруг, — и пивная, и полицейский участок, и дома. Года через два мы с Пэдди Метисом на золотую жилу наткнулись — прииск «Королева Виктория», слыхали, может? За три года три состояния нажили и в те же три года все дочиста спустили. В этой вот самой пивной. А потом Пэдди помер, и на следующий год я прииск продал синдикату за тысячу фунтов.

— Большие деньги, — пробормотал Бони.

— Это точно. Только ведь знаете: легко нажил, легко прожил. Пэдди, бедняга, из-за денег и пропал. Спился. На этой самой веранде спился. Бывало, как начнет буянить, впятером держать приходилось, да еще полицейский помогал.

— Здоровяк, наверное, был ваш Пэдди, — заметил инспектор.

Гунн поднес зажженную спичку к своей старой обломанной трубке. Прожив всю жизнь в этом глухом уголке Австралии, он так и не избавился от бирмингемского выговора. Когда он смеялся, из горла его вырывался хрипловатый петушиный клекот.

— Здоровяк — не то слово! — воскликнул Гунн. — Когда я сломал ногу на прииске, он меня до самого поселка на себе тащил, а это верных девять миль будет. Одним плевком человека свалить мог, ей-богу! Раз поспорили они с Сайласом Брином, кто выиграл Кубок Мельбурна в девятисотом году. Целую неделю дрались, перерывы делали, только чтоб поесть. Да-да, такого друга, как Пэдди, у меня уж потом никогда не было… Ба! Чтоб я околел, если это не Брины пожаловали!

Дремотную тишину поселка раскололо громыхание тяжелого грузовика по ухабистой дороге. Куры испуганно бросились под перечные деревья. Две собаки, яростно лая, бежали вровень с машиной, но кинулись в сторону, как только та затормозила у входа в гостиницу. Веранду окутало облако пыли, а когда оно рассеялось, Бони увидел спину огромного мужчины, вылезавшего из кабины грузовика. Оказавшись на земле, он повернулся, поддергивая брюки, и Бони увидел его лицо — угрюмое, с тяжелой квадратной челюстью и грубыми чертами. Его седые волосы лежали густой спутанной копной, а вислые усы были столь же воинственны, как у старика Гунна.

Верзила продолжал стоять возле грузовика, пока из кабины осторожно выбирался его спутник. Он был немного ниже ростом, но так же крепок и широк в плечах. Седина едва тронула его черные волосы и такую же черную квадратную бороду. Он коротко кивнул, когда первый что-то ему сказал, и поднялся на веранду, с некоторым усилием преодолев три деревянные ступеньки. Лицо его было очень бледно — неестественно бледно для человека, живущего у самого тропика Козерога, — глаза лихорадочно блестели.

— Привет, Гунн! — бросил он.

— Привет, Джаспер! — откликнулся Гунн. — Привет, Сайлас! Как дела?

— Ничего, — ответил чернобородый. — Пойдем опрокинем по маленькой.

Джаспер и Сайлас Брины вошли в гостиницу.

— Когда угощают Брины, отказываться нельзя, — сказал Гунн. — Пойдемте, спорить бесполезно.

— Я вообще не любитель спорить, — признался Бони, вставая. — И много здесь таких, как эти Брины?

— Хоть отбавляй! — произнес Гунн не без гордости. — Вы еще третьего Брина не видели, Эзру. Он хоть и моложе, а покруче этих будет. С норовом парень, скажу я вам, с норовом.

Гунн направился в бар, Бони двинулся следом.

Облокотившись на стойку, Брины разговаривали с барменом Тедом Рамсеем, грузным, дрябловатым мужчиной с апоплексическим румянцем на одутловатом лице. Свет подвешенной к дощатому потолку масляной лампы теснил последние отблески заходящего солнца. За стойкой бара, на полках, пестрели яркими этикетками бутылки со спиртным, а на полу стояли ящики с пивом — пиво в бочках из Перта в такую даль не возили.

— Чем будем травиться? — спросил бармен, обращаясь к Бринам.

— Только не твоим пойлом, Тед, — пробасил Сайлас Брин. — Давай самое лучшее виски, какое у тебя есть. Мы ведь твои главные клиенты, разве не так? Пивную эту раз двести уже со всеми потрохами купили.

— Четыреста, — поправил Рамсей. — Только на моей памяти вы ее раз сто купили, значит, всего четыреста.

Он поставил на стойку бутылку виски, стаканы и потянулся за кувшином с водой, когда старший Брин гаркнул так, что задрожали стены:

— Что будете пить, мистер?

— Мне пиво, пожалуйста, — отозвался Бони.

— Мне тоже, — пискнул Гунн. — Что-то неважный у тебя вид, Джаспер, — добавил он. — Ты, часом, не болен?

— Да нет, ушибся малость, и все. С лошади упал, чтоб ее… Ерунда. Твое здоровье!

Брины, казалось, заполнили собой половину маленького бара. Рядом с ними Бони выглядел ребенком, а Гунн — и вовсе былинкой. Настоящие богатыри были эти Брины. От них веяло силой — необузданной, способной сокрушить все на своем пути. Стаканы из толстого стекла в их дочерна загорелых волосатых ручищах были словно хрусталь в огромных лапах горилл.