Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
Михаил Евграфович действительно в этот момент находился на Надеждинской[32], в редакции журнала «Отечественные записки».
«Существует немало препятствий, — записывал, едва поспевая за своими мыслями, Михаил Евграфович, — которые в значительной степени затрудняют правильное развитие скромных зачатков, положенных в основу русской жизни в течение последнего десятилетия. Препятствия эти, по нашему мнению, заключаются в исконном и неисправимом свойстве наших бюрократов всякое общее дело связывать со своими личными интересами и повсюду усматривать посягательство на их власть…
Не редкость было встретить целые губернии, в которых до такой степени буйствовала сила желудочных страстей, что нельзя было повернуться, чтобы не встретиться лицом к лицу с разверстым зевом и щёлкающими челюстями. Посылались туда всевозможные ревизоры и соглядатаи, иногда даже с заранее принятым намерением во что бы то ни стало истребить, уничтожить, не оставить камня на камне, но результатов никогда никаких не получалось. Всё, имеющее силу и власть, поголовно и одинаково плутовало, лгало и подкупало…
Одно дело сгорело, другое пропало, третьего, как ни бились, не нашли, четвёртое продано в кабак в качестве обёрточной бумаги. Когда же наезжал ревизор, то всё было гладко и чисто, как на ладони. Мало и этого: устранялись даже люди, у которых язык говорлив не в меру. То «угорит» кто в тюрьме, то невзначай помнут бока так называемому «беспокойному», да так помнут, что он долго после того и другу и недругу заказывает: «С сильным не борись!»
Михаил Евграфович, довольный, отложил перо.
Журнал «Отечественные записки» носил более чем явный народнический характер и за последнее время обрел значительное влияние в обществе. Благодаря тому, что в нем участвовали такие авторы, как сам Салтыков-Щедрин, прозаики Глеб Успенский и Всеволод Гаршин, драматург Александр Островский, публицист Дмитрий Писарев, поэт Алексей Плещеев, тираж его вырос с двух до шести, а то и восьми тысяч экземпляров, что было почти фантастическим достижением даже для просвещенной Европы.
А ведь именно в этом журнале Михаил Салтыков робким юношей начинал свой нелегкий путь в литературу — путь, который, однако, спустя несколько десятилетий опять привел его сюда.
Только теперь уже в качестве полноправного руководителя редакции…
Родился Михаил Евграфович в имении отца, в селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии, был шестым ребенком в семье, однако смог получить неплохое домашнее образование и уже в десятилетнем возрасте поступил в московский дворянский институт. А потом как лучший ученик был переведен в Царскосельский лицей. Однако достаточно скоро выяснилось, что семья его имела весьма отдаленное отношение к аристократическому роду Салтыковых, а предки были всего лишь захудалыми провинциальными дворянами. Мать его вообще происходила из купеческого сословия, и по этой причине высокородные одноклассники-лицеисты относились к нему со снисходительным пренебрежением, если не сказать — презрительно, что создавало для жизни и обучения Михаила почти невыносимую атмосферу. Ни друзей, ни даже близких приятелей у Салтыкова в Лицее не появилось — за исключением разве что Алексея Унковского, с которым он близок был на протяжении многих десятилетий, до самой смерти.
После окончания Лицея перед выпускниками были открыты все пути, и Михаил Салтыков устроился на работу в военное министерство, получив в восемнадцать лет чин коллежского секретаря — что соответствовало, между прочим, званию штабс-капитана. Однако его карьера как-то сразу не задалась, а едва ли не первая — если не принимать во внимание юношеских лицейских стихов — попытка проявить себя на поприще литературы повестью «Противоречия» удостоилась от самого Белинского категорической рецензии: «Идиотская глупость!». Другая повесть, под названием «Запутанное дело», привлекла внимание. Только не публики, а цензурного комитета, так что начинающего автора по высочайшему повелению выслали из Петербурга в далекую Вятку.
Зато там, в провинции, обстоятельства биографии молодого Салтыкова слились воедино, придав ему ореол некой избранности и столичной загадочности. Царскосельский лицей, громкая фамилия и даже высочайшая опала… Михаил Салтыков был назначен на должность чиновника особых поручений при губернаторе. Недоброжелатели вспоминали, что, находясь на службе, этот свежеиспеченный начальник непрерывно орал на подчинённых, а на документах любил делать издевательские пометки вроде: «Чушь!», «Галиматья!», «Болван!» Говоря по совести, приверженность к дисциплине и требовательность уживалась в нём с цинизмом и почти не скрываемым желанием выслужиться, хотя в личной честности и бескорыстии ему никто не отказывал.
Из вятской ссылки тридцатилетний Михаил Евграфович вернулся с репутацией опытного и старательного администратора. Он женился, и почти сразу же после женитьбы его не только назначили чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел, но и дали внеочередной чин коллежского советника, что соответствовало полковнику по табели о рангах.
А в российской литературе как раз появился «надворный советник Щедрин». Это был псевдоним, который Салтыков использовал впервые при публикации «Губернских очерков» и который принес автору долгожданную популярность, а также довольно приличные гонорары. Неожиданно для самого Михаила Евграфовича, «Губернские очерки» стали по-настоящему знаковым произведением в обществе, только что «пробудившемся к новой жизни и с радостным удивлением следившем за первыми проблесками свободного слова».
И, наверное, исключительно обстоятельствами тогдашнего либерального времени объясняется то, что коллежский советник Салтыков смог не только остаться на службе, но и получать затем более ответственные должности. В марте 1858 года Михаил Салтыков был назначен рязанским вице-губернатором, в апреле 1860 года переведён на ту же должность в Тверь.
Чиновники, близко знавшие Салтыкова в этот период, считали его либералом, западником и чуть ли не социалистом, наградив даже прозвищами «вице-Робеспьер» и «красный вице-губернатор». Салтыков публично и неоднократно заявлял, что никому не даст в обиду мужика: «Хватит с него, довольно он уже терпел!» Что, впрочем, не помешало ему на одной из бумаг о том, что эти самые мужики плохо платят подати, поставить короткую, но размашистую резолюцию: «Пороть!» Или же лично производить дознание и аресты раскольников…
В феврале 1862 года Салтыков в первый раз вышел в отставку и фактически стал одним из редакторов журнала «Современник», основанного еще Пушкиным. Пишет он в это время очень много и много печатается, однако спустя два года вновь поступает на государственную службу и по протекции министра финансов назначается управляющим казенной палатой — сначала в Тулу, а затем в Рязань.
В конце концов, летом 1868 года, статский советник Михаил Евграфович Салтыков, известный читающей публике как Щедрин, окончательно расстается со службой и переходит на должность одного из главных сотрудников, авторов и руководителей некрасовских «Отечественных записок». Именно на его страницах были впервые опубликованы его «Помпадуры и помпадурши», «История одного города», «Благонамеренные речи» и многое другое. А спустя десять лет, после смерти поэта Николая Некрасова, уже и
