Кристиан Жак - Убитая пирамида
– Северный Ветер! Ты сбежал… Придется отвести тебя обратно в поле.
Осел воспринимал ситуацию иначе; он решил побеседовать с хозяином и поднял правую ногу. Пазаир взял ее[8]. В свое время судья спас осла от гнева одного крестьянина, который бил его палкой за то, что тот разорвал веревку, привязывавшую его к колышку. Северный Ветер определенно обладал склонностью к независимости и способностью переносить самые тяжелые грузы.
Твердо решив идти навстречу своему сорокалетию, неся по пятидесятикилограммовому мешку с каждого бока, Северный Ветер отлично сознавал, что стоит не меньше тучной коровы или хорошего гроба. Пазаир выделил ослу поле, где тот имел право пастись в одиночестве. В благодарность осел унавоживал поле до самого разлива. Прекрасно ориентируясь в пространстве, Северный Ветер всегда находил дорогу в лабиринте сельских троп и часто самостоятельно доставлял продукты из одного пункта в другой. Неприхотливый и благодушный, он спал спокойно только рядом с хозяином.
Звали его Северным Ветром потому, что с самого рождения он навострял уши при малейшем дуновении с севера, дарящем живительную прохладу в жаркое время года.
– Я ухожу далеко, – повторил Пазаир. – Мемфис тебе не понравится.
Пес потерся о правую переднюю ногу осла. Северный Ветер понял знак Смельчака и повернулся боком, готовясь принять дорожную сумку. Пазаир ласково потрепал осла за левое ухо.
– Ну и кто кого переупрямит?
Пазаир сдался; даже другой осел на его месте признал бы себя побежденным. Северный Ветер, теперь отвечавший за поклажу, гордо возглавил процессию и безошибочно избрал самый короткий путь к пристани.
В царствование Рамсеса Великого путники безбоязненно перемещалис ь по дорогам и тропам: они шли с легким сердцем, садились поболтать под пальмой, наполняли бурдюки колодезной водой, беззаботно ночевали у обочины поля или на берегу Нила, вставали и ложились вместе с солнцем. По дороге им встречались царские гонцы и посыльные; при необходимости можно было обратиться к патрульным стражникам. Далеко в прошлое ушла эпоха, когда дороги оглашались криками, когда бандиты грабили любого, кто дерзнет отправиться в путь, будь он богат или беден; Рамсес заставил соблюдать порядок, без которого счастье в стране невозможно[9].
Уверенным шагом Северный Ветер свернул на крутой склон, подводивший к самой реке, словно заранее знал, что хозяин собирается сесть на судно, направляющееся в Мемфис. Все трое взошли на борт; Пазаир заплатил за проезд куском ткани. Пока животные спали, он в задумчивости смотрел на свою родину – Египет, который поэты сравнивали с гигантской баркой с высокими бортами, образованными горными грядами. Холмы и скалистые откосы, поднимавшиеся на высоту до трехсот метров, казалось, охраняли пашни. Плато, пересеченные более или менее глубокими ложбинами, местами отделяли черную, плодородную, щедрую землю от красной пустыни, таившей в себе опасные силы.
Пазаиру захотелось вернуться назад, в родное селение, и никуда не уезжать. Это путешествие в неизвестность порождало ощущение смутной тревоги и подтачивало веру в свои силы; простой сельский судья лишался душевного покоя, которого не даст никакое продвижение по службе. Только Беранир мог заставить его согласиться; но будущее, ожидавшее Пазаира на этом пути, казалось неподвластным его воле.
***Пазаир был потрясен.
Величайший из городов Египта, «Весы Двух Земель», административная столица, Мемфис был основан Миной-объединителем[10]. Если южные Фивы были верны традиции и культу Амона, северный Мемфис, расположенный на границе Верхнего и Нижнего Египта, был открыт для Азии и средиземноморских цивилизаций.
Судья, осел и собака сошли на берег в порту Перунефер, что означает «счастливого пути». Сотни торговых судов разного размера причаливали к докам, где кипела бурная деятельность; товары сгружали в гигантские склады, находившиеся под бдительной охраной и строгим управлением. Ценой усилий, достойных строителей Древнего Царства, вдоль плато, где высились пирамиды, был прорыт канал, параллельный Нилу. Таким образом суда могли беспрепятственно заходить в порт, а доставка продовольствия и материалов была обеспечена в любое время года. Пазаир отметил, что кладка в облицовке стенок канала была из самых прочных.
Трое путников направились в северный квартал, где жил Беранир, прошли через центр города, полюбовались знаменитым храмом бога ремесленников Птаха и стали огибать кварталы, отведенные для армии. Там изготавливали оружие и строили военные суда. Там же тренировались элитные отряды египетского войска, размещенные в просторных казармах рядом с арсеналами, набитыми колесницами, мечами, щитами и копьями.
В северной части города, как и в южной, тянулись хлебные амбары, доверху заполненные ячменем, полбой и прочими злаками, а к ним примыкали здания Казначейства, где хранились золото, серебро, медь, ткани, благовония, мед и другие продукты.
Мемфис ошеломил молодого селянина своим размахом. Как разобраться в этом хитросплетении улиц и переулков, в этом разнообразии кварталов, именуемых «Жизнь Двух Земель», «Сад», «Смоковница», «Стена Крокодила», «Крепость», «Два Холма» или «Медицинский Совет»? Смельчак чувствовал себя неуверенно и жался к хозяину, зато осел невозмутимо шел вперед. Он провел своих спутников через квартал ремесленников, обрабатывавших камень, дерево, металл и кожу в своих маленьких мастерских, выходивших на улицу. Пазаир никогда не видел такого количества глиняных горшков, разных сосудов, всевозможной посуды и домашней утвари. Ему повстречалось множество чужеземцев – хеттов, греков, хананеев и азиатов, приехавших из различных маленьких царств; непринужденные, разговорчивые, они охотно украшали себя ожерельями из лотоса, называли Мемфис рогом изобилия и поклонялись своим богам в храмах Ваала и Астарты; фараон к этим храмам относился терпимо.
Пазаир спросил одну ткачиху, правильно ли он идет, и убедился, что чутье осла их не подвело. Судья обратил внимание, что роскошные усадьбы знати с садами и прудами перемежались домишками простого люда. За высокими воротами, которые охраняла стража, виднелись цветущие аллеи, а в глубине – двух– или трехэтажные жилые строения.
Но вот наконец и обиталище Беранира! Так хорош, так наряден был этот домик с его белыми стенами, гирляндой из красных маков над дверью и окнами, украшенными васильками с зеленой чашечкой и желтыми цветками персей[11], что молодой судья не мог не залюбоваться.
Одна из дверей выходила в переулок, где росли две пальмы, дававшие тень террасе небольшого жилища. Да, деревня была далеко, но старый лекарь сумел сохранить сельский дух в самом сердце города.
Беранир стоял на пороге.
– Путешествие прошло благополучно?
– Осел и собака хотят пить.
– Я позабочусь о них; вот тебе таз, чтобы омыть ноги, а вот хлеб с солью в знак того, что ты желанный гость.
Спустившись на несколько ступенек, Пазаир попал в первую комнату; он помолился перед небольшой нишей, где стояли статуэтки предков. Потом он вошел в приемный зал, потолок которого поддерживали две расписанные колонны, вдоль стен стояли шкафы и сундуки с вещами. На полу лежали циновки. Мастерская, ванная комната, кухня, две спальни и погреб дополняли уютное жилище старого лекаря.
Беранир пригласил гостя подняться по лестнице, ведущей на террасу, где их ждали прохладительные напитки с печеньем и финиками, начиненными медом.
– Я растерян, – признался Пазаир.
– Странно, если б было иначе. Добрый ужин, спокойный сон – и ты сможешь приступить к церемонии вступления в должность.
– Прямо завтра?
– Дела накапливаются.
– Я бы хотел привыкнуть к Мемфису.
– Тебя заставят привыкнуть твои расследования. А у меня есть для тебя подарок, пока ты еще не вступил в должность.
И Беранир протянул Пазаиру свиток, посвященный обучению писцов, который помогал правильно вести себя при любых обстоятельствах благодаря соблюдению иерархии. На вершине ее находились боги, богини, преображенные духи потустороннего мира, фараон и его супруга; ниже – мать фараона, визирь, совет мудрецов, верховные судьи, военачальники и писцы обители книг. Дальше следовало множество чиновников – от главного казначея до смотрителя каналов и представителей фараона в иноземных государствах.
– Человек с пылким нравом или болтун может лишь сеять смуту. Если хочешь быть сильным, стань мастером слова, отточи его, как добрый ремесленник, ибо язык – мощное оружие для того, кто умеет с ним обращаться.
– Мне жаль деревни.
– Тебе будет недоставать ее до конца твоих дней.
– Почему меня назначили сюда?
– Твою судьбу определило твое же поведение.
Пазаир спал мало и плохо, пес примостился у его ног, а осел устроился в изголовье. В слишком быстрой смене событий судья не успевал вновь обрести равновесие; вовлеченный в водоворот дел, он утратил привычные точки опоры и, чтобы выжить, вынужден был влиться в непредсказуемый поток неясного начинания.
