Смерть по частям - Риту Мукерджи

— Тот пожар был самым страшным несчастным случаем в истории нашей компании. С тех пор ни дня не проходит, чтобы я не думал о нем, не думал, как мы могли бы защитить тех, кто работал на нас. — Кёртис побледнел. — Все произошло в конце тысяча восемьсот шестьдесят третьего года. В битве при Геттисберге [31] пали очень многие, рана была еще свежа. Мы ответили тем, что начали производить еще больше стали для военного снаряжения, мы были охвачены патриотизмом. Но для отца напряжение оказалось неподъемным.

— Почему? — спросил Фолькер.

— Он возглавлял семейное дело, которое теперь превратилось в гиганта военной промышленности. Рабочие трудились в две смены, печи пылали день и ночь. Пожар начался в цеху, где стояла главная печь. Взрыв разрушил здание, около тридцати человек оказались заперты внутри и погибли. Еще больше были... изуродованы, обезображены, — тихо закончил Кёртис.

Беатрис взяла мужа за руку.

— Следователи из пожарного департамента примерно наказали нас в назидание остальным. Мой отец был человеком с тяжелым характером, и многие воспользовались возможностью свести счеты, — сказал Кёртис.

— К какому выводу пришла комиссия?

— Несчастный случай, — твердо сказал Кёртис. — Я в этом и не сомневался. Но какое это имело значение? Отца обвинили в том, что ему наплевать на людей. Никто и не вспомнил, что мой брат погиб при Шайло [32], никто не вспомнил, сколько мы трудились ради победы.

— Жертвы получили какую-то компенсацию? — спросил Дейвис.

— Мы достойно заплатили семьям погибших. Щедро заплатили, — горько сказал Кёртис.

“Достойно заплатили — или откупились?” — подумал Дейвис.

— Трагедия, несомненно, велика, — сказал Фолькер, — но зачем требовать от вас ответа сейчас, спустя столько лет?

— Не знаю, — сказал Кёртис. — Мы с отцом разыскивали всех пострадавших, чтобы помочь их семьям. Но кто-то, наверное, до сих пор хочет нанести нам удар.

Керосиновая лампа замерцала и погасла, теперь они сидели в полутьме.

— Я как сейчас вижу тех молодых мужчин. Ужасные ожоги сломали им жизнь, — снова заговорил Кёртис. — Эти люди больше не могли работать.

— Вы не пытались найти отправителя писем?

— На них не было марки, их отправили не по почте.

— Как по-вашему, отправитель имеет отношение к смерти Анны? — спросил Фолькер.

— Не представляю себе, каким образом. Но письма перестали приходить три недели назад, примерно когда Анна покинула наш дом.

Фолькер и Дейвис устроились каждый в своем углу кэба, и двуколка покатила по толчее мостовой, под мерное цоканье копыт. Они возвращались в полицейский участок.

— Вам ничего не показалось странным? — спросил Фолькер.

— Почему Кёртис заговорил о шантаже только сейчас? Да, удачно получилось: мы как раз начали допрашивать Торнтона.

— Вот именно. Мне это кажется интересной затеей, попыткой отвлечь наше внимание от Торнтона.

— Думаете, Кёртис пытается защитить приятеля?

— Может быть. Хотя вряд ли он настолько дурак, чтобы из-за этого болвана ставить под удар собственную репутацию.

— Но, сэр, если причина шантажа — пожар, то что побудило шантажиста действовать именно сейчас, ведь столько лет прошло?

— Да, это странно. А еще мне кажется интересным, что Кёртис предпочел заплатить, вместо того чтобы привлечь к делу полицию.

— Предположим, тут есть какая-то связь с прошлым, — сказал Дейвис. — Предположим, Анна раскусила шантажиста. Она пригрозила, что пойдет в полицию, и ее открытие стоило ей жизни.

— Я в это не верю, Дейвис. Торнтон — тот, за кем мы охотились. Нам просто нужны доказательства.

Дейвис довольно хорошо знал Фолькера и понимал, что шефа не переубедишь, Фолькер был упрям как мул. Однако Дейвис не сдавался.

— Кёртисы поступили честно по отношению к семьям жертв. Некоторые и сейчас на них работают, — снова заговорил он. — Если на конвертах нет почтовых марок, значит, приходят письма не по почте, а шантажист имеет свободный доступ в дом. Может быть, это потомок рабочего, погибшего в пожаре?

Кэб подъехал к полицейскому участку.

— А может быть, шантажисткой была Анна, — сказал Фолькер. — Узнала что-то такое, что изобличает Кёртиса, и решила нажиться на этом.

— Но если верить доктору Уэстон, Анна была с Эйбом Гриффином, когда он нашел то письмо в спальне хозяев. И письмо потрясло ее не меньше, чем Гриффина.

— Может, она разыграла спектакль.

— Мне кажется, на нее это не похоже.

— Все мы не без греха, Дейвис. Ее брат тяжело болен, счета от врачей могли привести ее на грань нищеты. Кто из нас не рискнет, чтобы добыть деньжат? — спросил Фолькер.

Дейвис промолчал. Он был не настолько циник, чтобы согласиться с такой точкой зрения.

[32] Сражение при Шайло, апрель 1862 года, в котором конфедераты едва не разгромили северян.

[31] 1—3 июля 1863 года.

24

— Торнтон признался, что затеял интрижку? — спросила она.

Когда доктор Уэстон явилась в участок и спросила, не могут ли они переговорить, Дейвис удивился и отвел ее в кабинет по соседству со стойкой дежурного, где и рассказал обо всем, что они узнали, допросив Торнтона.

Дейвис кивнул:

— Он подтвердил, что купил записную книжку для Анны. Они встречались с полгода, не меньше.

Доктор Уэстон, не снимая плаща и шляпы, села в деревянное кресло, руки в перчатках сжимали небольшую папку.

— Поразительно.

— Фолькер уверен, что Торнтон причастен к убийству. О других версиях он и думать не хочет.

— Вот как. Инспектор упорно преследует преступника, и ничто его не остановит. Даже доказательства того, что преследуемый — не преступник.

Дейвис невольно улыбнулся. Наблюдательная. Да, Фолькер именно таков.

— Но в одном мы уверены, — сказал он. — Торнтон — негодяй, который морочил Анне голову.

Доктор Уэстон кивнула:

— Надутый скот. Мы сами это видели в “Блейке”. Делает что ему вздумается. Одни права, а с последствиями пусть разбирается кто-нибудь другой. Мне случалось иметь дело с множеством таких мистеров Торнтонов, на них всегда маска респектабельности. В моем мире они прикрываются медицинской степенью как щитом, демонстрируя свою власть над другими.

Слова доктора Уэстон были резкими, но злобы в них Дейвис не услышал. Она просто констатировала факт.

Дейвис и раньше, еще в детстве, видел женщин, которые работали много и тяжело; такая судьба выпала его матери и сестрам. Труд не был для них ни выбором, ни прихотью. Он годами выслушивал рассказы о нанимателях, которые требуют слишком многого, об унижениях, через которые женщинам приходилось пройти ради своих же тяжким трудом заработанных денег. Но доктор Уэстон — образованная респектабельная дама. Прежде Дейвису не приходило в голову, что она сталкивалась с несправедливыми подозрениями, а ведь она вынуждена до бесконечности доказывать, что она не пустое место.

— Дневник связывает Торнтона с Анной, тут все просто, — сказала доктор Уэстон. — Даже слишком просто.

— Но это не объясняет убийства неизвестной, — подхватил Дейвис. — И Анну мы пока не нашли. Откуда взялась пострадавшая женщина? И какое отношение она имеет ко всей истории?

Доктор Уэстон кивнула:

— Труп обнаружен в реке — предполагается, что это самоубийство. Одежда и вещи покойной