Фрэнк Толлис - Смертельная игра
— Но, возможно, я несправедлива к нему, — продолжала Козима. — Он так любил театр, что тратил довольно много денег на третьесортные труппы, которые быстро разорялись. Поэтому я думаю, что он делал это не только ради актрис, знакомство с которыми не требовало таких больших вложений.
— Мужчины иногда ведут себя так глупо, — сказала фрау Хёльдерлин.
— Вы правы, — согласилась Козима. — Как бы то ни было, в результате такой жизни у него появились очень большие долги. Он начал играть в карты, чтобы из предполагаемого выигрыша рассчитываться с кредиторами. Нетрудно догадаться, к чему это привело. Когда старому графу Заборски стало хуже, его сын, казалось бы, стал более активно участвовать в управлении имением. Но на самом деле он просто пользовался слабостью отца. Когда старый граф умер, от имения практически ничего не осталось, скудное наследство было положено на счет в венском банке. Его мать и сестры должны были сами о себе заботиться. Если бы не помощь нескольких местных аристократов, графа Чертега в том числе, женщины бы просто нищенствовали. Естественно, пришлось продать семейную усадьбу и землю, а почти все деньги от продажи пошли на уплату огромных долгов молодого графа.
— Это ужасно, — сказала фрау Хёльдерлин. — Я так и думала никогда не испытываю антипатию к людям без причины. У меня нет дара предвидения, но моя интуиция меня никогда не подводила.
Увидев, что в складке ее платья застряла крошка, фрау Хёльдерлин взяла нарушающую гармонию ее туалета частичку и незаметно положила на тарелку.
41
Отто Браун никогда не думал, что будет лежать на кушетке в скучном кабинете врача. Смущало его и присутствие доктора, который сидел так, что Отто не мог его видеть, и внимательно наблюдал за ним.
— Мы остановились в отеле «Гранд» в Бадене. Как вы понимаете, там было много богатых людей — это же роскошный отель. Среди постояльцев была медиум фрау Хенеберг. Она пользовалась популярностью, особенно среди богатых людей, приезжавших на курорт с минеральными водами поправить здоровье. Фрау Хёльдерлин согласилась провести несколько вечерних сеансов, и я сходил на один из них просто из интереса. Конечно, это было просто представление, не более. Я прекрасно понимал, как были организованы эти фокусы: постукивания, присутствие духов, появление каких-то предметов. Один из присутствовавших несомненно был сообщником, я без труда его вычислил. После сеанса фрау Хенеберг предложила всем сделать добровольные пожертвования. Могу поклясться, что она заработала не меньше девяноста флоринов. Это все казалось так просто. — Браун замолчал и провел руками по волосам. — Долго мне еще так лежать?
— Пока не кончится допрос.
Смирившись с этими странными условиями, молодой человек вздохнул и расслабил плечи.
— Вот так лучше, — сказал Либерман. — Я хочу, чтобы вам было удобно. Если вы закроете глаза, должно стать лучше.
Браун подчинился и скрестил руки на груди: Либерман тотчас вспомнил о трупе молодой женщины; он подумал, не связана ли эта поза с воспоминанием, хранящимся в подсознании Брауна. Не признавался ли так Браун, сам того не желая, в убийстве?
— Когда вы подошли к дому, где находилась квартира фройляйн Лёвенштайн, — продолжал Либерман, — почему вы решили скрыться?
— У дома были полицейские, они остановили Хёльдерлина и его жену. Я подумал, что нас разоблачили. Понимаете, то дело в «Дунае»… и другие.
— Какие другие?
Браун нахмурился.
— Насколько я понял, герр доктор, меня привели сюда, чтобы расспросить об убийстве фройляйн Левенштайн.
— Это верно, герр Браун, но насколько я понял, вы хотели помочь полиции.
— Хорошо, — сказал Браун, поморщившись. — В Бадене мы познакомились с пожилой вдовой. У нее были кое-какие ценные украшения: браслет с бриллиантами, кулон с сапфиром… — Он махнул рукой, как будто давая понять, что дальнейшее перечисление излишне. — Когда представилась возможность, Лотта сорвала куш.
— Вы принимали участие в этой краже? Помогали фройляйн Лёвенштайн?
Браун открыл глаза, губы его искривила насмешливая улыбка.
— Нет, — сказал он. Его веки медленно опустились, он стал похож на сытого довольного кота. — Этим всегда занималась Лотта.
Либерман заметил, что руки Брауна слегка дрожали. Но в то же время молодой человек казался спокойным.
— Итак, вы убежали. Куда вы пошли?
— В пивную.
— Какую?
— Я не знаю, маленькую какую-то, в Майдлинге… Там хозяин — русин.[8] Кажется, его зовут Герго. Я познакомился там с женщиной и остался жить у нее на некоторое время.
— Как ее зовут?
— Лили.
— Она проститутка?
— Вроде того…
— Итак, вы никуда не уезжали из Вены. Вы были здесь все это время?
— Да. Позавчера я зашел в кафе и мне на глаза попался старый номер «Винер цайтунг». Это было вечером, около восьми часов. Я прочитал статью, ну ту, об убийстве Лотты, и сразу понял, что совершил большую ошибку. Тогда я сразу пошел в полицию.
Браун сглотнул. Казалось, что он вспотел.
— Опишите ваши отношения с фройляйн Лёвенштайн.
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Вы были счастливы вместе?
— Были ли мы счастливы? — Браун повторил вопрос. — Да, думаю, да, особенно в начале. У нас было похожее — как это сказать? — отношение к жизни, что ли, мы одинаково смотрели на вещи. И она была красива, очень красива. Но это продолжалось недолго. Все перестало быть таким замечательным, когда мы вернулись в Вену. Мы стали часто ссориться, а Лотта, прежде такая легкомысленная, теперь была постоянно чем-то озабочена. То, о чем она никогда не думала, вдруг приобрело огромное значение: она начала беспокоиться о будущем… о нашей безопасности и стала очень раздражительной. Иногда мы целыми неделями не говорили друг другу доброго слова.
— Из-за чего вы ссорились?
— Обычно из-за денег. Почему-то их всегда не хватало. Она сказала, что я слишком много пью. «Ты мне противен, — часто кричала мне она. — Ты мне противен»… Знаете, в этом есть какая-то ирония, что я сейчас здесь и меня подозревают в ее убийстве. Могло вполне получиться как раз наоборот. Однажды она пыталась меня ударить ножом, и это ей почти удалось. Я пил, и у меня не было настроения выслушивать ее глупости. Помню, я тогда подумал, если она скажет: «Ты мне противен» еще раз, то я… я…
Браун замолчал.
— Вы ударили ее? — спросил Либерман.
Браун едва заметно кивнул.
— Лотта вышла из комнаты и вернулась с кухонным ножом в руке. — Браун зажмурился так, что морщинки веером разбежались от его глаз к вискам. Понизив голос, неожиданно увлеченный собственным рассказом, он продолжал: — Я как сейчас вижу эту картину: она стоит в дверях и размахивает тем огромным ножом, тяжело дыша, как загнанное животное. Лотта несколько мгновений смотрела на меня, а потом бросилась вперед. Я помню только эти глаза и промелькнувшую в моей голове мысль: как она прекрасна — и как ужасна. Я не пытался защищаться, как будто впал в оцепенение, и уверен, что она убила бы меня тогда, если бы меня не спас случай — или божественное провидение, как хотите. Споткнувшись о ковер, она распростерлась у моих ног, а нож выскользнул из ее руки и завалился под кушетку. Я вдруг пришел в себя и навалился на нее, прежде чем она успела встать. Конечно, Лотта стала сопротивляться: пиналась, кричала… Но я крепко ее держал. Наконец она успокоилась, обмякла и заплакала… Да, это почти случилось: Лотта чуть не убила меня. — Браун покачал головой и пробормотал: — Трудно было ненавидеть… простите, любить ее после этого.
Либерман сразу обратил внимание на оговорку Брауна. Либерман предположил, хотя молодой человек это и отрицал, что Браун все еще испытывал нежные чувства к своей прекрасной и непостоянной любовнице.
— Что вы знаете о ее прошлом? О детстве?
— Мы не говорили об этом.
— Почему?
— Не знаю, просто не говорили и все. Хотя я думаю, что у Лотты было тяжелое детство. Ее родители умерли, когда она была маленькой, и ей пришлось самой о себе заботиться. Но больше я ничего не знаю.
— Вам это было неинтересно?
— Она не хотела об этом говорить, а я не давил на нее. И вообще, прошлое — это прошлое, доктор. Что сделано, то сделано, так?
— Герр Браун, как вы думаете, кто убил фройляйн Лёвенштайн?
— Сначала я думал, что это Теодор Рохе, но сейчас я не уверен. Он гордый человек, из тех, которые ищут возможности отомстить. Но у него не развито воображение. А эта отсутствующая пуля, запертая изнутри дверь, статуэтка в шкатулке — это все очень необычно. Понятия не имею, как кто-то все так хитро провернул. — Браун цинично улыбнулся. — Так что, возможно, ее убил дьявол. Может быть, он действительно существует.
Молодой человек открыл глаза и посмотрел вверх, стараясь увидеть лицо Либермана.
