Танец фавна - Елена Бриолле
– Горячился.
– Да, горячился, говорил, что жить без меня не может, стихи читал. Тогда отец попросил моего брата забирать меня из театра, и через некоторое время Петр пропал. Я тайно ходила в посольство и спрашивала о нем. Мне сказали, что его перераспределили, и он вынужден был уехать. Но разве он не оставил бы в таком случае для меня письма?
– Бедная моя девочка! – Николь сжала руку Люси и притянула ее к себе, пытаясь утешить. – Но почему твои родители против брака с русским офицером? Мы же с русскими сейчас союзники. Это же не немец.
– Они говорят… Не хочу повторять дословно, но мои papa и maman придерживаются очень консервативных взглядов. Для них все иностранцы – чужаки и мужланы.
Николь вздохнула. Ее сердце колотилось от возмущения. Люси уже двадцать четыре, она испытывает сильные чувства, такое ведь не скроешь! Избранник зовет ее под венец; если он офицер, то точно обладает положением в обществе. Что еще нужно родителям, чтобы устроить счастье дочери? Но нет, они предпочитают держать ее под колпаком родительской опеки и душить ее своей псевдозаботой. Для них Люси всегда останется их «куколкой» и «несмышленым котенком». Зачем Люси позволяет родителям вмешиваться? Сама Николь уже давно заключила с матерью пакт о самостоятельной жизни. Это стало возможным уже после второго брака Марии Григорьевны Деспрэ. А уж после третьего мать совсем перестала отпускать критические замечания об ухажерах дочери. Со временем Николь окончательно разочаровалась в институте брака. Мерилом своих отношений с мужчинами она считала искренность и взаимное уважение, а не кольцо на пальце, поэтому, когда Люси, в свою очередь, спросила Николь о ее сентиментальной жизни, та честно призналась, что встречается с агентом Безопасности бригады краж и убийств.
– С агентом сюрте? Ушам своим не верю! Николь, ты настоящая любительница приключений! – воскликнула Люси, радуясь, что может сменить тему.
– А чем французский сыщик хуже русского офицера?
– Да, но он же… Погоди, ты сказала «сыщик»?! Значит, ты встречаешься с господином Ленуаром, который расследует дело о покушении на жизнь Нижинского? Николь, это же так… так…
– Неожиданно?
– Это так захватывающе! И как он? С виду кажется непроницаемым.
– Хм, мы недавно начали встречаться. И в последние дни… Он предложил мне работать над делом Нижинского вместе с ним, но в результате я чувствую, что мы словно отдалились друг от друга. Словно это франко-русское дело посеяло между нами сорняки, а мы даже не замечаем их.
– Николь… Николь, кажется, мы наконец пришли! Смотри, как блестят витрины с новыми платьями!
– «Не продавайте одежду…
– … продавайте элегантность и шик, доступный каждому!» – закончила Люси выдержку из правил для продавцов Bon marché.
– «Не продавайте вещи…
– … продавайте идеал, чувства, удобство и счастье!»
– «Не продавайте обувь…
– … продавайте удовольствие от удобной ходьбы!»
Довольные собой, девушки расхохотались и зашли в самый знаменитый парижский магазин. Главные каменные двери Bon marché на рю де Севр поглотили их вместе с толпой спешащих покупателей.
Полвека назад основатель современного храма торговли Аристид Бусико произвел настоящую революцию на левом берегу Сены. В своем небольшом магазинчике он ввел фиксированные цены на товары. Теперь каждый мог сразу видеть, по карману ли ему покупка. И очень часто оказывалось, что она ему по карману, потому что введенные цены были ниже, чем у соседей. Отсюда появилось и название магазина: «Bon marché» – «Выгодная покупка».
Сегодня магазин занимал несколько зданий, объединенных галереями и пассажами на всех этажах. Отныне он мог принимать одновременно тысячи людей и избегать при этом суеты и толкотни. Рекламные буклеты не лукавили: здесь действительно все было организовано и работало как монструозные часы. Магазины занимали 59 993 квадратных метра, а в отдельных зданиях располагались фирменная гостиница для покупателей, служба доставки за границу и огромные конюшни, в которых отныне стояло больше автомобилей, чем лошадей.
На входе покупателям вручались отрывные книжки для покупок, а после длительной прогулки по магазину выбранные товары спускали на элеваторах в подвал для упаковки и доставки по всему Парижу и окрестностям. Даже курьеры работали в бригадах, каждая из которых развозила покупки и толстенные каталоги из Bon marché по определенным кварталам города. Все колесики машины крутили общий механизм самой организованной розничной торговли мира.
– А помнишь, как мы ходили вместе обедать? – спросила Люси.
– Тогда мне эта столовая казалась жутким ульем, а сейчас, после работы в редакции газеты, я бы с удовольствием туда сходила на обед.
– «Мясо, овощи, десерт, пол-литра вина или бутылка пива!»
– Да, шеф-повар у нас был что надо. Это я сейчас понимаю, как сложно готовить за день на 5500 работников магазина! – заметила Николь.
– По-моему, повар потом сошел с ума. Бедный. Не каждый выдержит руководить такой гигантской кухней Bon marché! Мечта Гаргантюа и Пантагрюэля!
Николь снова рассмеялась и пошла к главной лестнице магазина. Лестница походила на тело бабочки, по крыльям которой постоянно двигались волны людей, создавая новые и новые узоры.
– Интересно, почта продолжает доставлять по десять тысяч писем-заказов в день или теперь писем стало еще больше? – сказала Николь.
– Ха-ха… Знаешь, мне Bon marché напоминает о нашей юности. Но я думаю и о том, почему я ушла из магазина.
– Почему?
– У нас в службе образцов тканей некуда было скрыться от чужих глаз. Двести девчонок постоянно, как пчелки, нарезали шелк, крепдешин, лен аккуратными квадратиками, а потом расклеивали их в отдельных открытках для заказчиков. Механический труд. Нас было много, а в такой толпе чувствуешь себя одним из квадратиков самой популярной ткани. Разрежут и вышлют, разрежут и вышлют, и в результате от тебя под конец дня уже ничего не остается.
– Ты поэтому и пошла в танцовщицы? – спросила Николь.
– Да. Правда, там я тоже в массовке, но каждый из нас выступает на сцене, у каждого своя уникальная роль, нас видно, понимаешь? На нас приходят посмотреть! Даже с Петром я познакомилась только потому, что он увидел меня в театре на сцене!.. Так что Bon marché – прекрасный магазин, но он, скорее, показал мне, кем я не хочу быть, понимаешь?
Лицо Люси стало таким же серьезным, как накануне на улице, когда она говорила о своих чувствах к русскому офицеру.
– Так, я знаю, что тебе сегодня нужно, малыш! – Николь взяла Люси
