Танец фавна - Елена Бриолле
Только этого Ленуар и ждал. Как можно открыть охоту на человека, когда не знаешь, как он выглядит? Когда официант преподнес лилию первой даме, она говорила с Кальметом. Бросив рассеянный взгляд на Ленуара, она вдохнула запах цветка и кашлянула, затем сказала пару слов Кальмету, коснувшись белой атласной перчаткой его локтя, и поплыла поздравлять пианиста с успешным выступлением. Агент Безопасности мысленно нарисовал в голове карикатуру женщины: чуть вздернутый носик, веснушчатые щеки, белые завитки на висках и тонкие губы. Ее громогласность с английским акцентом очень контрастировала с мелкими чертами лица. Значит, не «мадам де Бонфан», а «миссис Беркли».
Тем временем лавирующий в толпе официант подошел к графине де Бонфан. Графиня подняла на Ленуара большие черные глаза, взяла лилию и молча поставила ее в ближайшую к ней вазу. Хм, в любом случае сыщик гнался не за мимолетным знакомством или благосклонностью дамы, поэтому ее жест ни капельки его не задел.
Обернувшись в сторону Кальмета, Ленуар констатировал, что первой добыче удалось от него ускользнуть: Хизер Беркли нигде не было видно. Вдохнув поглубже, сыщик направился к графине Алин де Бонфан.
– Ах, это вы передали мне лилию? У меня на них аллергия, – вблизи графиня де Бонфан оказалась моложе, чем когда Ленуар смотрел на нее издалека. Все дело в белой прозрачной коже. Окутанная в боа из перьев графиня сама напоминала вытянувшего шею страуса, который не знает, бежать ему, клевать или прятать голову в песок.
– Простите, мадам…
– Мадемуазель.
– Простите, мадемуазель де Бонфан, я всего лишь хотел выразить вам свое почтение и передать поклон вашему отцу, – промурлыкал Ленуар. Лицо графа Жана де Бонфана до сих пор мелькало в светской хронике парижских газет, поэтому сыщик знал его лучше дочери.
– Алин! Девочка моя, вы тоже сегодня участвуете в этом музыкальном балагане? – обратился к графине пятидесятилетний пухлый господин с такими же кругами под глазами, как и у самой мадемуазель. Его жидкие волосы волной были зачесаны набок, а нависшие веки выдавали в нем человека, в котором постоянно боролись любопытство и презрение.
– Мсье Дебюсси, как я рада вас видеть! – пропищала графиня де Бонфан.
– Вы сегодня в компании? – Клод Дебюсси посмотрел на Ленуара.
– Нет… Этот человек…
– Габриэль, старший сын Теобальда Ленуара, – сыщик знал, что на файв-о-клоке Le Figaro уверенность в своей знатности имела гораздо большее значение, чем неуместное напоминание о какой-то суетной профессиональной деятельности. Впрочем, генеалогия семьи Ленуаров действительно восходила к десятому веку, и душой сыщик не кривил. Просто обычно он не кичился благородством крови. К тому же в 1912 году среди местной знати было уже столько купленных титулов, которыми эта знать с такой любовью прикрывала, как фиговыми листочками, свои причинные места, что смысла в этом особенного не было. Да и что такое благородство крови, если в нем нет ни капли благородства души?
Как и ожидалось, ни Дебюсси, ни графиня де Бонфан о Теобальде Ленуаре не слышали, но, чтобы не потерять лицо, уважительно кивнули и продолжили разговор.
– Вам не понравился концерт, мсье Дебюсси? – спросила графиня.
– Как может понравится эта какофония, мой милый друг? Нынешнее поколение музыкантов с такой регулярностью выдает свои фокусы за настоящее искусство, что порой начинаешь верить в эти миражи. А миражи обманывают, как музыка Равеля. Он тоже вечно притворяется факиром, который обещает посеять цветы вокруг стульев.
– Равель в этом сезоне написал музыку для Фокина, как и вы. Так что, можно сказать, вы стали коллегами, – добавил масла в огонь Ленуар.
– Да, русские ведь поставили «Послеполуденный отдых фавна» на вашу музыку, мсье Дебюсси! – Страусовые перья на голове графини де Бонфан дрогнули и повернулись в сторону композитора.
– Они купили у меня музыку. Композитору ведь тоже нужно что-то есть, – Дебюсси провел ладонью по волне своих жидких волос, изо всех сил стараясь подчеркнуть, что он не имеет никакого отношения к балетам.
– Кажется, вы уже работали с русскими. Разве в прошлом году не вы написали «Мученичество святого Себастьяна» для Иды Рубинштейн и Михаила Фокина? – спросила графиня. – Я была на спектакле, и, несмотря на то, что святой Себастьян страдал очень долго, я была в восторге от смелости организаторов.
– Вам понравились декорации и костюмы? Я смотрел русские балеты в этом году, и меня поразила яркость их постановок, – сказал Ленуар.
– Яркость. Но для «Святого Себастьяна» Бакст, наоборот, написал лучи, которые совсем не светились. При этом, когда я сделал ему замечание, он мне ответил: «А вы уже были в раю и знаете, как там светятся лучи?» На что я возразил этому носатому дикарю, что да, но не собираюсь обсуждать это с чужаками. Вы видели, в какие костюмы он нарядил балетных танцовщиков в «Шехеразаде»? Может, я уже старею, но у нас в «Фоли-Бержер» делают костюмы не хуже.
– В «Фоли-Бержер»? Ах-ха-ха, мсье Дебюсси! Вам палец в рот не клади! – губы графини расплылись в улыбке, но глаза продолжали по-птичьи таращиться на композитора.
Ленуар отметил, что цвет ее губ соответствовал цвету отравленной помады. Может, сегодня она тоже пользовалась помадой Cartier?
– В «Мученичестве святого Себастьяна» вы превзошли себя! Пять часов чистого наслаждения! – продолжила свою лесть де Бонфан.
– Спасибо, мой милый друг! Я всего лишь пытаюсь преумножить наше культурное достояние! – Дебюсси явно получал удовольствие от искренности своей собеседницы.
– В этом балете русские удивили не только декорациями, мсье Ленуар, но и новаторством. Каким вызовом нашей церкви стало их решение взять на роль святого Себастьяна эту долговязую Иду Рубинштейн! – де Бонфан хлопнула ресницами и подняла со стола бокал шампанского.
– Разве это новаторство? Мужчины уже несколько столетий переодеваются на сцене в женщин, да и женщины переодевались в мужчин. Взять ту же Сару Бернар в роли Гамлета, – заметил Ленуар.
Дебюсси и де Бонфан переглянулись. Дебюсси закатил глаза, а графиня вытянула губки и сделала глоточек шампанского.
– Рубинштейн – оригинальная балерина, но все-таки этой удивительной женщине кое-чего не хватало, – заметил композитор.
– Что вы имеете в виду? – спросил Ленуар.
– Ей не хватало мужества! – Дюбюсси поднял ладонь вверх, словно декламировал стихи Вергилия.
– Дело не в этом, – вмешалась графиня. – Мужества ей очень даже хватало. Попробуйте-ка сами станцевать мужскую партию, написанную итальянцем на французскую музыку, когда вы русская и так поздно начали брать уроки танца! Дело в том, что она бросила вызов католической церкви. Получилось, что в спектакле христианского святого играла не просто женщина, а иудейка…
– Да, мы не учли консерватизм парижского кардинала, – нахмурился Дебюсси. – Спектакль провалился, потому что Его Преосвященство Леон-Адольф
