Выстрел из темноты - Евгений Евгеньевич Сухов
– Опустим подробности, как-нибудь в следующий раз расскажешь, – прервал Максимов. – Какие у них особые приметы?
– Лицо у этого сорокалетнего какое-то сухое и копченое, будто бы корень дерева. Думаю, остатки прежнего загара, причем многолетнего. В кожу въелся, его никаким мылом не вытравишь. Где-нибудь в Средней Азии под Ташкентом довелось «у хозяина» загорать. В начале тридцатых много туда уголовников этапировали. А второй какой-то мелкотравчатый был, юркий, дерганый, все время скалился не по делу, как будто ему чего-то все смешно было. Я у него спрашиваю: «Ты чего все скалишься?» А он мне: «Смешно потому что».
– Какие особые приметы?
– Так сразу и не скажу… Остроносенький такой. На воробья смахивает. Просыпешь на стол семечки, так он их все склюет по одной.
– Сколько ты им проиграл?
– Десять тысяч… Как бы там ни было, но с такими не очень-то и поспоришь. Если что не так, то сразу перо в бок!
– Так чего же ты побежал от нас?
– А как мне еще нужно поступить, когда эти двое меня за шкирку взяли? Хоть бы объяснили, что к чему, – бросил он осуждающий взгляд на оперативников. – Они у меня спрашивают: «Ты плащ забрал?» А что мне ответить? Говорю: «Забрал». А они мне тогда: «Вот мы сейчас с тобой и поговорим об этом!» И хвать меня за воротник! Вот гляньте, – указал он на распоротый шов. – Я думал, что мне ответка от того копченого пришла… Вроде бы все обговорили с ним, обещал подождать. Чего им еще нужно? Спрашиваю у них: «Что за непонятки такие?» А они меня опять за ворот: «Так ты еще не понимаешь?» Ну что мне тут делать? Не подставляться же под нож? Вот я и дал деру!
– Мы же тебе кричали, что из милиции! – возмутился Метелкин. – Ты не слышал, что ли?
– Вы думаете, я буду разбираться, кто чего кричит? – насупился Дергунов. – Для меня главное было ноги побыстрее от вас унести. – Потрогав припухшие скулы, добавил: – А про вас я подумал, что вы самый главный бандит и есть, когда мы с вами глазами встретились. Сильно вы меня огрели, до сих пор в голове помутнение.
– Ничего, заживет, – усмехнулся Максимов.
Картина ясна. Карточную игру затеяли не случайно. Заманили на катран бобра, обобрали как липку, а потом решили через него сбывать награбленное за долг.
– Я даже обрадовался, когда вы на меня наручники нацепили. Думаю, уж лучше пусть это будет уголовка, чем какие-нибудь урки.
– Зачем в карты-то играешь, если проигрываешь? – укорил Максимов.
– Ну не всегда я проигрываю… Бывает, что и выигрываю, – насупился Дергунов. – А потом, не могу я без карт… Правда, в последнее время и в самом деле какая-то невезуха пошла… Сколько раз проигрывался вдрызг – и все равно опять за стол сажусь. Все накопления спустил! Вы мне можете не поверить, товарищи милиционеры, но я даже мамой клялся, что в последний раз за карты сажусь, а потом и трех дней не проходит, как снова карты беру в руки.
– Это они тебе сказали, что придет девушка, принесет плащ и ты должен будешь его продать?
– Они, – кивнул Дергунов. – Эта барышня буквально перед вами ушла. Принесла кожаный плащ, как они и сказали. Я его особенно не рассматривал, товар не мой. Повесил его вместе с другими, вот и все.
– Как она выглядела? Что сказала? Расскажи поподробнее.
– Видная такая деваха. Высокая, грудастая, расфуфыренная. Шубка на ней какая-то белая была. Песец, кажись… Шапка на голове лохматая. Положила на прилавок вот эту вещицу, – кивнул Дергунов на плащ, лежавший на столе. – Сказала, что со мной был предварительный уговор и я должен плащ взять. И сразу же ушла! Я даже толком с ней поговорить не успел. Да и к чему мне это? Посмотришь на такую кралю, так сразу понимаешь, что за ней какие-то серьезные люди стоят. При излишнем любопытстве и без башки можно остаться… Когда она по базару шла, так перед ней в почтении вся шпана местная расступалась, как перед барыней какой-то. Видно, знают, кто такая.
– Сколько ей лет?
– Лет двадцать, не более, – чуть подумав, произнес Дергунов. – Вот таких смазливых и надменных блатные особенно любят. Не знаю, что они в них находят?
– Как она выглядела? Блондинка или брюнетка? Худая или полная?
Усмехнувшись, Дергунов ответил с некоторой ехидцей:
– Где сейчас полных-то отыщешь? Прошло их время… Хотя худышкой тоже ее не назовешь. В теле деваха. Крепенькая! По-молодому щекастая и с румянами. Не то от свежего мороза, не то от чрезмерного здоровья. Но если глянуть на нее, то сразу понятно, что барышня не бедствует. Ну что еще… Светленькая, волосы пшеничного цвета… Когда она вперед подалась, то у нее кудряшки из-под шапки на лоб выбились.
– Так… Уже кое-что. Может, какие-то особые приметы у нее на лице были? Скажем, родинка или бородавка?
Дергунов болезненно поморщился и неодобрительно покачал головой:
– Я же вам толкую: фартовая девка! С ее лица воду пить можно! Ничего такого не заметил. Носик маленький, аккуратненький, круглый подбородок. Губки такие, что и не наглядеться! Ну еще что? – пожал он плечами. – Больше и не помню ничего. Особенно ведь не разглядывал. Она ведь по делам пришла. А если бы я на нее пялился, так мне бы потом зенки выкололи… Что вы со мной сделаете?
– Вот думаем все… Непростая у тебя ситуация.
– Чего меня держать? Отпустите домой, я все уже рассказал! А потом, у меня на базаре товар разложен.
– И присмотреть, что ли, за ним некому?
– Сосед присмотрит, конечно… Потом проставлюсь, за мной не заржавеет.
– Посиди у нас пока, подумай, может, вспомнишь еще что-нибудь. А уж мы решим, как дальше с тобой поступать.
– Товарищи милиционеры, да отпустите вы меня христа ради! Куда же мне от своего товара деться? У меня ведь клиентура, ко мне свой товар со всей Москвы несут. Знают, что не обману никого и каждую положенную копеечку отдам.
– Клиентура, говоришь?
– А то как же? – взбодрился Дергунов. – Меня ведь на базаре каждый знает, я ведь до войны еще здесь торговал.
– Умеешь ты уговаривать, гражданин Дергунов, – добродушно улыбнулся капитан Максимов. – Можно сказать, что у тебя к этому делу настоящий талант.
– А то как же! – воспрянул духом Демьян Дергунов. – В нашем деле без этого никак нельзя. От меня редкий покупатель с пустыми руками уходит. Для каждого нужно доброе словцо найти. Женщину и голубушкой
