Дмитрий Дивеевский - Окоянов
В Симбирске Митя снял комнату на двоих в частном домике, и в первую же ночь они схлестнулись в страстном, изматывающем любовном поединке. Впервые познавшая мужчину, Анюта была ненасытна в своем желании. Митя, всегда с готовностью откликавшийся на женский призыв, ощутил необычайный подъем. Они не спали ночами, изматывая друг друга в непрерывном потоке нежности. На заседания подпольной группы Булай приходил на подкашивающихся ногах, участвовал в обсуждении плана акции лишь предельным усилием воли.
Через две недели акция была успешно проведена. Эсеры захватили большую сумму в казначейских билетах и рассеялись в разных направлениях. Пришла пора уезжать и Мите. Поминая прежнюю договоренность о том, что Анюта нуждается в его помощи лишь на первых порах, он вознамерился попрощаться с ней без лишних объяснений. Но за это время в ее жизни произошла громадная перемена. Митя заслонил ей все. И когда Анюта услышала его слова о необходимости расстаться, ей показалось, что твердь обрушилась под ее ногами. Она всю ночь рыдала, упрашивая его взять ее с собой. Обещала быть верной подругой и преданной революционеркой, словно забыв, что он женат на ее сестре. Однако Митя понимал несбыточность всех ее упрашиваний и твердо стоял на необходимости разойтись. Наконец к утру Анюта немного успокоилась и вышла на крыльцо проводить его. Митя взял с нее обещание сегодня же идти искать работу по пошивочным мастерским, оставил на первое время сторублевую ассигнацию и отбыл в Питер. На душе его было муторно. Постоянно стоял в глазах униженный и просящий взгляд Анюты, ее залитое слезами лицо.
Через год он узнал, что некоторое время спустя она пыталась утопиться. Причиной этому была беременность. Анюта прыгнула в водоворот с волжского откоса, но была спасена рыбацкой артелью. Волгари изрядно поныряли, прежде чем сумели достать ее из глубины. Они откачали девушку, подержали сутки в артели и даже предлагали остаться у них поварихой. Анюта с благодарностью отказалась и отправилась на родину.
Знакомая повитуха сделала ей выкидыш, но неудачно. После долгого кровотечения ей удалось выжить, только теперь рожать детей ей уже была не судьба.
История эта стала известна не только Аннушке, но и Крутенину. Однако лесничий не изменил своих намерений и женился на Анюте. Теперь они жили тихим и вроде бы благополучным браком в его лесной резиденции на Панделке. С Аннушкой почти не общались, но до Мити дошел слух, что Анюта стала выпивать.
Теперь, спустя порядочно времени, совесть его заговорила с новой силой. Связано это было с его приходом к вере и новым осознанием свершенных ранее дел. Митя исповедовал этот грех отцу Лаврентию, однако это мало помогло. Прошлое камнем лежало на душе. Аннушка, золотая жена, все пережила молча. Но он понимал, что она несет по жизни тяжелый крест его и родной сестры греха.
23
Мейерзон обнаружил слежку сразу. Когда после закрытия своего магазина он направился в «Кавендиш» поужинать, то обратил внимание на верзилу с бандитской физиономией, который в упор рассматривал его из толпы пешеходов. Потом, переходя улицу, он оглянулся и снова увидел эту звероподобную рожу. Джошуа стал оглядываться при каждом повороте и понял, что верзила идет именно за ним. Ему стало не по себе. Что за тип? С чем может быть связана слежка? Его хотят ограбить? Но разве так действуют грабители? Может быть, Скотланд-Ярд? Но почему? Неужели ложа? Холодный пот прошиб Мейерзона. Страшнее этого быть ничего не могло. Если на его след вышла ложа, то дела его плохи.
– Спокойно, Джошуа, спокойно. Ведь ничего еще не ясно. Может быть, это просто какой-нибудь ненормальный, – говорил он сам себе, не замечая, что идет все быстрее и быстрее, постоянно оглядываясь и натыкаясь на прохожих. Каждый раз, когда он видел сзади ухмыляющуюся физиономию верзилы, его окатывала волна ужаса. Мейерзон уже не думал о «Кавендише» и лихорадочно искал какое-нибудь спасительное решение. Наконец в голову ему пришла счастливая мысль заскочить к кому-нибудь из знакомых и побыть там часика два-три, пока наблюдателю не надоест ждать и он не уйдет восвояси. Перебирая в голове адреса, которые он мог бы посетить в это неурочное время, Джошуа вспомнил о знакомом антикваре Соломоне Веснике, который по старости сидит в своей лавке допоздна. Магазин его притулился в одном из переулков Найтс-бриджа.
Соломон Весник встретил своего молодого коллегу приятельской улыбкой. Вышел из-за прилавка, обнял.
– Что с тобой, мальчик, ты весь мокрый? Спросил он, с удивлением рассматривая Джошуа. Тот действительно взмок, шелковый галстук его был спущен, глаза бегали.
– Сам не знаю, Соломончик. За мной увязался какой-то гой, и я стал бояться.
– Ай, успокойся, Джошуа. Ты же знаешь, что Лондон – это столица педерастов. Просто ты понравился какому-то жопнику, и он решил устроить себе развлечение.
– Ты думаешь?
– Что ты говоришь мне вопросы. Я сам уже старый человек, но и меня они не оставляют в покое. Ты же знаешь, в какой стране ты живешь.
– Ты меня успокаиваешь, Соломончик. Дай мне побыть у тебя немного, пока этот гой не исчезнет, и я пойду опять.
– Сиди сколько хочешь. Даже, я бы сказал, иди в туалет и вытрись полотенцем, чтобы вернуть нужное лицо.
Джошуа провел у Вестника почти два часа. Болтал с ним Бог весть о чем, выпил чаю и немного повеселел. Он решил вернуться домой, принять снотворного, как следует успокоиться, а завтра посетить связника. В тот же день по проложенному по дну океана кабелю телеграфа помчится весть Шипу, что он месяца на два «ложится на дно». Работу с Эмилем надо было приостановить до выяснения, был ли интерес верзилы к нему случайным, или наблюдение повторится в дальнейшем.
Наконец, по просьбе Мейерзона, Соломон выглянул из лавки, ничего подозрительного не обнаружил и сказал, что можно выходить.
Джошуа вышел из магазина с легкой душой, но стоило ему завернуть за ближайший угол, как он снова увидел верзилу, который подпирал плечами стену и курил трубку. У ног его стоял кожаный саквояж. Пропустив Джошуа мимо себя, верзила не спеша поднял саквояж и направился следом. Мейерзон потерял самообладание.
Истеричным голосом он кликнул пролетку, вскочил в нее и заорал кучеру, чтобы тот гнал как можно быстрее. Оглядываясь, он видел, что верзила тоже оглядывается в поисках кабриолета, но к счастью, ни одного не появилось. Тогда верзила стал преследовать Джошуа бегом, однако вскоре выдохся и остановился, безнадежно опустив руки.
Мейерзон облегченно вздохнул и услышал, как бешено колотится сердце. Нет, ждать до завтра нельзя. Надо сейчас же ехать к связнику, пока нет хвоста, и сообщить для Шипа тревожную новость. Что будет завтра – неизвестно.
Джошуа не знал, что с ним ведут игру, рассчитанную на слабонервных.
В такой игре жертву сначала пугают демонстративным наблюдением. Затем делается вид, что наблюдение потерялось и начинается настоящая работа. Напуганный первым филером человек, решив, что «хвост» исчез, расслабляется и делает глупости. Это и нужно наблюдающим.
Вечером Оливеру доложили, что связник Мейрзона выявлен, и начальник службы безопасности, не откладывая, дал распоряжение завершать операцию.
Когда на следующий день Джошуа в легком подпитии вышел из «Кавендиша» и нанял извозчика, чтобы ехать домой, он не заметил ничего подозрительного. Проехав несколько перекрестков, извозчик свернул в пустой тупичок и приостановил повозку. Мейерзон даже не успел осознать происходящее, как в пролетку с двух сторон прыгнули и плюхнулись на противоположное сиденье уже знакомый ему верзила и маленький толстый паренек в клетчатом кепи. Искрой в мозгу Джошуа вспыхнула мысль, что сейчас его будут убивать. Он хотел броситься на незнакомцев, но тут же сник, увидев в руке паренька револьвер, наставленный ему в лицо. Верзила же, не торопясь достал из внутреннего кармана сюртука увесистый кольт, взял его за ствол, и, глядя прямо в глаза завороженному Джошуа, коротким и сильным ударом обрушил рукоятку оружия ему на голову. Американец беззвучно сполз с сиденья им под ноги.
Было уже двенадцать часов ночи, когда пролетка въехала на пустынное шоссе, отделяющее Гайд-парк от парка Кенсингтонского дворца. Полиция запрещала здесь гулять в темное время суток, и все пешеходные калитки замыкались, оставляя только проезд экипажам. Доехав до водоема Серпантайн, повозка остановилась на мосту. Из нее вышел верзила и осмотрелся. В темноте тускло поблескивали газовые фонари, отражаясь в воде, да где-то в кустах крякали разбуженные утки. Покрапывал мелкий ночной дождь. Вокруг не было видно ни души. Верзила сделал знак. Кучер и паренек достали тело Мейерзона из экипажа, подтащили к перилам и, раскачав, бросили в воду. Раздался тихий плеск Серпантайна, принявший тело эмиссара Янкеля Шипа.
Потом они вернулись в экипаж и отправились дальше. Некоторое время ехали молча. Наконец верзила сказал:
