Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
Кстати, по поводу бывшего заместителя 17-го Егерского полка Котляревского, легендарное имя которого навсегда было связано с такими славными победами русского оружия, как битва с персами при Асландузе или взятие крепостей Ленкорань и Ахалкалаки. За эти подвиги Петру Степановичу были пожалованы чин генерал-майора и орден Святого Георгия 2-й степени — но, к сожалению, во время штурма Ленкорани Котляревский получил сразу три пулевые ранения и принужден был оставить службу. В 1826 году император пожаловал ему чин генерала от инфантерии и предложил должность главнокомандующего на Кавказе в новой войне с Персией и Турцией. Уже тогда, впрочем, Котляревский из-за тяжелых ран и состояния здоровья вынужден был отказаться от нового назначения. В те же годы известный и модный поэт Александр Пушкин посвятил ему несколько строк в эпилоге к поэме «Кавказский пленник»…
Михаил Николаевич вновь обмакнул засохшее перо в чернильницу:
«…Мне посчастливилось навестить легендарного Петра Степановича в Феодосии, незадолго до его кончины, осенью пятьдесят второго года. Я наблюдал его как врач довольно долго и могу утверждать, что это был человек исключительного мужества и чести. На протяжении долгих лет жизни его постоянно терзали сильнейшие, не утихавшие ни на мгновение боли от многочисленных ран и контузий, которые он выдерживал только благодаря замечательной силе своего характера.
К моему удивлению, Петр Степанович в этот раз сам завел разговор о той давней истории, связанной с загадочным исчезновением сокровищ Джавад-хана. Вот уже несколько десятилетий не только я, но и многие люди, с различными целями, задаются вопросом, куда же могли они подеваться из осажденного персами Шах-Булаха. Некоторые уверены, что золото и драгоценности по приказу Карягина были запрятаны прямо в замке, на дне какого-нибудь заброшенного колодца или подземелья. Другие, напротив, предполагают, что сокровища хана были тайно вывезены во время осады очередной продовольственной экспедицией — и затем переданы на сохранение в одну из надежных армянских семей, проживавших в окрестных селениях. Мне приходилось даже слышать мнение о том, что сокровища оказались зарыты полковником еще в самом начале похода, в полевом лагере на старом мусульманском кладбище — в общих солдатских могилах! Как бы то ни было, многие искали эти сокровища и продолжают искать их повсюду до настоящего времени с упорством, достойным, конечно же, лучшего применения.
С точки зрения же Петра Степановича Котляревского, самое великое сокровище Кавказа — это честь и доблесть русского солдата, а также трудолюбие и вековое терпение местных жителей. Что же касается собственно золота и драгоценностей Джавад-хана, то, по словам генерала…»
На этом записи в дневнике военного лекаря, надворного советника и кавалера Михаила Николаевича Павлова обрываются. 4 июня 1855 года во время третьей бомбардировки Севастополя он был убит осколками снаряда, выпущенного с английской батареи — прямо на передовом перевязочном пункте, при исполнении своих обязанностей. Тетрадь с его воспоминаниями была отправлена, согласно завещанию, в Санкт-Петербург, на адрес некой баронессы госпожи фон Визен (урожденной Атабековой).
Никита Филатов
Преферанс у господина литератора
Глава 1
12 февраля 1880 г
Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы, а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит им одним.
М.Е. Салтыков (Щедрин)
Был четверг, приблизительно шесть часов пополудни.
Снегопад, слава Богу, закончился, долгий северный ветер утих — и от этого прекратилась метель, которая вот уже несколько дней с равнодушною силой катала сугробы по улицам и проспектам.
По обыкновению, небо над городом было затянуто плотными тучами, так что о существовании где-то там, в вышине, ярких звезд и луны оставалось, пожалуй, лишь догадываться.
Без холодного ветра февральский морозец переносился легко. Пахло свежими булками, шоколадом из ближней кондитерской и, конечно же — дымом от множества разного рода печей, которые непременно и повсеместно топились прислугой.
Впрочем, газовые фонари на столбах и высокие окна доходных домов по обеим сторонам Литейного проспекта давали достаточно света, чтобы разглядеть немногочисленных прохожих и редкие зимние экипажи. Издалека, при искусственном освещении и на фоне почти белоснежных сугробов, они поразительно напоминали подвижные силуэты из черной бумаги, которые в прошлые времена, еще до появления фотографических изображений было принято вырезать для развлечения дамам и детям.
Однако с близкого расстояния детали этих живых очертаний оказывались видны все отчетливее.
Вот откуда-то появилась неторопливая толстая баба в платке и с ребенком, но почти сразу свернула во двор перед Мариинской больницей. Ей навстречу прошли два чиновника в зимних добротных шинелях, один — с кокардой Придворного ведомства на фуражке, другой, постарше — с предусмотрительно надетыми наушниками из сукна.
Вот, пожалуй, и все…
Вообще же, Литейный проспект в своей части, которая располагалась поблизости от пересечения с Невским проспектом, считался не только не интересным, но даже, пожалуй что, скучным. Ничего романтического не было в многоэтажных домах, расположившихся вдоль него один напротив другого — да к тому же дома эти постоянно достраивались и переделывались, так что свисавшие из-под крыши веревки или строительные конструкции вовсе не прибавляли им привлекательности.
В то же время на Невском проспекте, до которого было рукой подать, передвижение публики и разнородного транспорта наблюдалось значительно более оживленное. Великолепные кареты (как правило, иностранного производства), запряженные парами, тройками или даже четверками лошадей, недорогие кибитки, возки на полозьях, извозчики, сани и даже крестьянские дровни почти непрерывно сновали по направлению к Знаменской площади и обратно. Кроме этого, каждые восемь или десять минут через перекресток проскакивал очередной вагончик Санкт-Петербургской конно-железной дороги, или же «конки», как ее запросто именовали обыватели.
Разумеется, и Литейный проспект на участке между Мариинской больницей и Невским никогда почти не бывал совершенно безлюдным. Например, обязательной частью городского пейзажа стала с некоторых пор фигура дворника. И непременно такого, чтобы с окладистой
