Воля цвета крови - Евгений Евгеньевич Сухов
Пижон неторопливо и обстоятельно осмотрелся, после чего уверенно подошел к телефону и, сняв телефонную трубку, принялся набирать номер, старательно делая вид, что у него имеется безоговорочная надобность кого-то вызвать из института и переговорить с ним. В это время открылись входные двери, и в вестибюль вошли две женщины: молодая и в возрасте. Молодая – очевидно, кассирша – держала в руках довольно объемную и, по всей видимости, тяжелую сумку. Надо полагать, с деньгами. Чтобы быть полностью уверенным, что в сумке находятся деньги, Пижон повесил трубку на рычажок – на самом деле он никому и не звонил – подошел к девушке-кассирше и вежливо поинтересовался:
– Простите, это вы везете зарплату сотрудникам института?
Кассирша безо всякого намека на какое-либо подозрение намеревалась было ответить импозантному мужчине в берете, что да, мы везем заработную плату всем сотрудникам института. Но ей не дала раскрыть рот женщина в возрасте, сердито заявив, что молодому человеку не должно быть никакого дела до того, везут они зарплату сотрудникам института или не везут. Пижон ответ пожилой женщины принял и понял правильно, после чего достал из внутреннего кармана своей замшевой куртки пистолет и выстрелил в девушку с сумкой. Кассирша упала, словно сшибленная кегля, выронив сумку с деньгами: пуля пробила череп и вызвала мгновенную смерть.
Налетчик потянулся за сумкой, лежавшей на боку. Но бухгалтерша в возрасте, проявив невиданную расторопность, сумела его опередить – подхватив сумку за ручки, бросилась наутек. Шаг был отчаянный. Бежать ей было некуда – впереди закрытая дверь, ее еще нужно распахнуть, а это потеря времени. Женщина пробежала несколько шагов, а потом ей крупно не повезло, – зацепившись носком туфель о небольшой выступ, она споткнулась и упала, неловко растянувшись на кафельном полу. Пижон неспешно подошел к ней, обратил внимание, что женщина пытается закрыться руками от пистолета, направленного в ее сторону. Видел даже расширенные от страха глаза и приоткрытый от ужаса рот, после чего дважды выстрелил ей в голову. Наклонившись, вытянул из ее холодеющей ладони ручки сумки и уже скорым шагом пошел к дверям. Выйдя из них, он проворно юркнул в подъехавшую ко входу в НИИ «Победу», и автомобиль, пыхнув черным смрадом из выхлопной трубы, резво взял с места…
* * *
В сумке оказалось двести восемнадцать тысяч рублей. На двоих – по сто с лишком тысяч. Такой суммы вполне достаточно, чтобы купить в Крыму дом средних размеров, а еще останется на совместное житье-бытье с Лелькой лет на двадцать-двадцать пять. Выходило так, что с хромоногим наводчиком ни Пижон, ни Тихоня делиться не собирались. Когда деньги у тебя уже в руках, то с ними расставаться трудно. Ты их считаешь уже своими, даже если они включают чужую долю. Может, фраер не позвонит? Пойдет на попятную. Ведь должен понимать, с кем имеет дело.
Но мужчина заурядной наружности опять же при помощи конспиративного телефона ненавязчиво напомнил о себе на следующий день после ограбления НИИ сельского хозяйства и сообщил, что будет ждать Пижона с «посылочкой» у фонтана парка «Черное озеро» в шесть часов вечера.
Осенние дни часто весьма переменчивы. Вот и сегодня днем было настоящее лето с палящим солнцем и чисто июльской жарою (даже возникло желание искупаться на Казанке), а к вечеру небо вдруг потемнело, появился неприятный ветерок, вроде бы не холодный, но какой-то неприятно-пронизывающий, и начал накрапывать мелкий нескончаемый дождик. Посетители в парке в такую непогодь практически не встречались. Если не считать парочку влюбленных, устроившихся на скамейке под развесистым дубом, листья которого еще не успели облететь. Молодые люди, тесно прижавшись, поглощенные друг другом, никого и ничего не замечали вокруг себя.
Прихрамывающий на левую ногу гражданин неприметной наружности появился ровно в шесть вечера. На нем был такой же серенький, как он сам, плащ и кожаная непромокаемая кепка. Пижон уже поджидал его у фонтана, одетый в длинный кожаный плащ, кажущийся блестящим из-за того, что был мокрым от дождя.
– Я слышал, у вас все получилось, – поздоровавшись, произнес человек заурядной наружности.
– Да, получилось, – соглашаясь, кивнул Пижон и добавил: – И во многом благодаря вам.
– Очень рад, что дело выгорело, – безо всякого ликования и с постным выражением лица ответил мужчина заурядной наружности. – Вы принесли то, что мне причитается по нашей договоренности?
– Конечно, – как само собой разумеющееся, ответил Пижон и протянул ему слегка намокший сверток из газеты. Мужчина заурядной наружности развернул его и принялся считать деньги. Дело это заняло несколько минут, в течение которых Пижон стоял и спокойно смотрел на хроменького гражданина, как смотрят на собаку или кошку. То есть с большим любопытством и даже с некоторым умилением и жалостью. Когда подсчет купюр был закончен, мужчина произнес:
– Семьдесят три тысячи рублей… Значит, вы взяли двести девятнадцать тысяч!
– Двести восемнадцать, – поправил его Пижон.
– Благодарю вас, – кивнул ему неприметный человек и сунул сверток за пазуху. – До свидания.
– Прощайте, – промолвил Пижон и посмотрел куда-то за спину мужчины.
Тот хотел было обернуться, но Тихоня, неслышно вышедший из кустов, подошел к мужчине со спины и ударил его финкой в печень. Мужчина упал, но был еще жив. И видел, и чувствовал, как Пижон залез ему под плащ и вытащил бумажный пакет с деньгами. Потом он еще какое-то время смотрел вслед удаляющимся фигурам Пижона и Тихони, пытался закричать и позвать на помощь. Но силы его уже иссякли вместе с пролившейся кровью, и вместо крика он издал лишь хрип, оказавшийся предсмертным…
Глава 8
Три ограбления за один час
– Вот! – Пижон небрежно вывалил на стол перед Лелькой сто девять тысяч рублей. От горки денежных купюр, возвышающихся над столом, трудно было отвести взор. Деньги притягивали, как мощный магнит канцелярскую скрепку… – На эти деньги мы с тобой можем жить до старости.
– Это смотря как жить, – сдержаннее, чем следовало бы, отреагировала на гору денег Лелька. – Может статься так, что и на пять лет не хватит. Это смотря как тратить эти деньги. И что потом? Снова грабить и воровать? Как-то не в жилу. Мы ведь собираемся жить, как честные
